Элевсинские мистерии - Лауэнштайн Дитер. Страница 12

Природно-мифически у Деметры в середине зимы, 25 декабря, когда появляются светло-зеленые, сЫое, всходы зерновых, когда поднимаются первые колосья, проходят остатки гнева; поле опять полнится жизнью. Здесь бы Кастору-Триптолему и закончить свой бег; тогда во II тысячелетии он стоял бы и под первым мирным знаком — Козы, или Козерога. Однако мистерия завершает свой путь знаком раньше, под Стрельцом. Вероятно, этот "огненный" срок определял не Кастор, а его оккультный, движущийся в обратном направлении брат-близнец Полидевк-Евбулей.

Кастор-Триптолем, проходя через шесть знаков лета, видел многократное преображение своего бога Диониса, неизменно связанного с Деметрой. На Троицу, 2 июня, по случаю праздника Скиры, Деметре, которая с жатвой впадала в смертную скорбь, приносили в жертву тщательно откормленного тельца — последний знак жизни и культо-мифический символ бога. Тогда же в подземелья бросали свежезабитых поросят, чтобы их гниющая субстанция разбудила у зерна стремление прорасти к октябрьскому севу. Забой во II тысячелетии совершался под небесным Раком, который у шумеров IV тысячелетия, видимо, осенял летний солнцеворот, ведь это животное способно одинаково легко двигаться и вперед, и назад.

Во Льве, под которым Солнце во II тысячелетии занимало самое северное положение, великий небесный бог являл свое превосходство над земным тельцом. Классические изображения льва, раздирающего тельца (быка), можно еще увидеть на коронационной мантии Фридриха II Гогенштауфена (XIII в.). Далее следуют Дева, Весы, Скорпион и Стрелец (Кентавр), каковой знаменует переход к зиме с ее шумерскими домашними животными — козой, овцой и быком; сюда же замешались в виде знака и Рыбы, опять-таки животные по-своему полезные. Зимой к ним присоединяется и богосын, предстающий не в облике животного, но в ипостаси грядущего человека.

Среди летних животных Рак играет всего лишь второстепенную роль; предшествующий ему знак — Близнецы в их расходящемся беге — уже, по сути, описывает его характер. Столь же невелика роль Весов; в наше время они отданы в руки Деве. Шумеры толковали эту маленькую группу звезд и как вытянутые клешни следующего, весьма впечатляющего знака — Скорпиона. Так в северной половине Зодиака, затмевая все своей яркостью, сияет между Львом и Скорпионом триада Девы, а дальше, у ее ног, ближе к полюсу, — Дракон и огромная Медведица с детенышем.

Эта звездная Дева вовсе не обязательно тождественна планетарной Небесной Деве, рождающей младенца. Младенец у эллинов рождается на Рождество и на Крещение. А звездная Дева, вероятно, вообще бесплодна, ведь она вполне может быть охотницей Артемидой, которая явлена в Большой Медведице. Для младенца Диониса она в таком случае — восприемница, а в Эфесе — еще и кормилица.

Сомнительность этой концепции состоит в том, что Артемида не охотится на Большую Медведицу, а сама живет в ней, и, однако же, у Медведицы есть детеныш. Еще больше настораживает Дракон, распростертый у ног Девы, а ведь в классическом сюжете о рождении божественного младенца (на это указывал еще Ф. Болл в 1914 году71) Дракон стремится пожрать новорожденное дитя (Откр. 12). Если бы этому Дракону самим своим существованием надлежало опровергнуть толкование летней "Девы" как бесплодной Артемиды, то ее знак — и без того правящий в северном Зодиаке — стоял бы между танцующими братьями-Близнецами на Пасху, 24 апреля, и между умерщвляющими друг друга Близнецами под Стрельцом, в октябре (по мифу, это, как правило, сыновья Эдипа — Этеокл и Полиник), а другая, планетарно-мистическая Дева стояла бы тогда на Рождество, 25 декабря, под именем Семелы (Земля-Луна) в еще большем великолепии. Летняя же звездная "Дева" имела бы зимой планетарное отражение как virgo paritura, та, что от молнии небесной зачинает и рождает духовного младенца. Завершая эту книгу, мы покажем, что христианский Апокалипсис также рассматривает созвездие Девы как virgo paritura.

Культо-мифически аттическая религия в сентябре-октябре роняет в душу человека зародыш духовной жизни, который миф обозначает как первое рождение бога Диониса. Персефона беременеет от Плутона, рождая змею под небесным знаком Скорпиона. Под Стрельцом, или Кентавром, эта змея превращается в тельца, которого холит и лелеет Гермес. Но титаны, слепые первозданные силы, разрывают тельца на части, и только сердце его, или сущность, спасает Афина. Жертвоприношение теленка с вынутым сердцем было частью открытого жертвенного обряда. Именно под Стрельцом встречаются в таинствах и Близнецы — в единоборстве Этеокла и Полиника, смертельном для обоих. Мист обретает способность породить духовного человека.

Культо-мифически в Аттике 25 декабря под "Водолеем" (Посейдоном) господствует то, что осенью заложила Персефона: человеческая душа, или Семела, зачинает от молнии Зевса, владыки упорядоченного мира (во II тысячелетии от единого Зевса-Посейдона), младенца-человека, а сама при этом сгорает. И опять Афина спасает этот зародыш и упрашивает Зевса выносить его, зашив в бедро. Зевс соглашается и вынашивает младенца к 6 января, когда жизнеспособный мальчик является на земле. К 16 января он вырастает и становится юношей, однако теперь враг в образе волка, Ликург, гонит его в море, к Фетиде — не к титаниде Тефи-де, — чтобы к 1 февраля, под знаком Рыб, он бородатым мужем на корабле-колеснице (carrus navalis — карнавал) вновь явился на сушу и во время Малых мистерий сочетался браком с Ариадной, "священной" дочерью бога, в храме Диониса на Болотах, в Аграх.

Ариадна и Персефона, по сути, одна и та же богиня. Семела — их человечески-душевное отражение. Физически Великая Мать Ариадны — Земля, растительно — Де-метра, по животно-человеческой плодовитости — Афродита. Люди III тысячелетия до Р.Х. предпочитали Афродиту, и только во II тысячелетии они стали больше тяготеть к Деметре.

На зимних ступенях детски-юношеского становления Дионис отражает своего вечносущего отца Плутона, "богатого". Весной является "Единая", несущая природную жизнь, дарующая жизнь. На переходе к лету является "дочь" Ариадна-Персефона. А летом присутствует "Единый", знающий смерть. Один отец с октября выпускает из себя "сына" Диониса. Именно так — вне времени — трактует религию тех, кому принадлежали культовое помещение VII тысячелетия до Р.Х. и тамошние изображения богов, и археолог, раскопавший Чатал-Хююк72.

Душевно люди живут вместе с Триптолемом силами времен года и праздников. Духовной глубины они достигают через многотрудный Евбулеев поворот времени вспять. Вне времени собирают они вечную жатву через созерцание, изъяснимое лишь посредством наставительных образов. Ярчайший пример тому — новозаветный Апокалипсис (гл. 12).

Уборка ячменя, формально падающая на 2 июня и запечатленная мифически как похищение Персефоны, дочери Деметры, была естественным началом одухотворения богини весны Афродиты. Праздник осеняла птица Афродиты, любительница зерна, — "белый голубь"; в поздних мистериальных романах встречается также "белая чайка". Ступенями своего созерцания мист обязан собственным усилиям на попятном пути через зимние времена. Первое озарение несет следующая серия образов: голубь, косматая звезда, поток золотых рыб, Небесная мать с младенцем. Озарение подготавливается праздниками в ходе года, но развивается в обратном направлении.

Касательно планетарной Афродиты-Венеры как явления физического необходимо подчеркнуть: Венера и два курета — Утренняя и Вечерняя звезда — поменялись ролями и именами самое позднее в VII веке до Р.Х. Таинств II дохристианского тысячелетия это еще не затрагивает. Однако забывать о перемене не стоит. Она явилась первым разрывом между чувственной кажимостью и религиозным учением и безусловно ослабила религиозное переживание мистов. Современные ориенталисты хотя и утверждают, что в Вавилонии телесное единство Утренней и Вечерней звезды было замечено уже в начале II тысячелетия до Р.Х., но в Элладе — по крайней мере в широких слоях населения (как свидетельствуют литературные источники) — примерно до 700 года до Р.Х. об этом не знали. Еще в 240 году до Р.Х. Аполлоний Родосский в своей "Аргонавтике" называет Кастора Утренней звездой. Вечерней звездой был его близнец Полидевк, а редко видимый Меркурий обозначал скромную, молчаливую мать.