Книга Небытия (СИ) - Филатов Вадим Валентинович. Страница 10

И действительно, если взглянуть на содержание некоторых социальных сетей, становится очевидно, что больше половины фотоинформации о пользователях – это не что иное, как вызывающая жалость ярмарка тщеславия, а также банальные и очень дешёвые понты, по принципу «вид на меня, любимого на крыше WTC в Нью-Йорке"(как это показано на иллюстрации). Очевидно многие всерьёз убеждены в том, что если перенести свою обожаемую задницу на пару тысяч километров западнее или восточнее, она приобретёт от этого большую значимость. Как говорил в этой связи Сенека, «странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя?»

Пиво, поэт и мордобой

«А теперь, если вы простите меня, дорогие читатели, я вернусь к блядям и к выпивке, пока еще есть время. Если и в них содержится смерть, то, мне кажется, не так хамски будет отвечать только за свою собственную, чем за ту, другую, которую тебе суют в рюшечках фраз: Свобода, Демократия, Гуманизм и/или любая или вся скопом подобная Срань».

(Чарльз Буковски. «Политика – это как пытаться вы…ть кота в сраку»).

Герой фильма «Завсегдатай бара» («Пьянь»), снятого в 1987 году в США французским режиссёром Барбетом Шредером по автобиографическому сценарию американского писателя– нонконформиста Чарльза Буковски – пьяница, поэт и философ Генри Чиноски (Микки Рурк). Чиноски 12 раз попадал в тюрьму, любит слушать Моцарта и Малера, читает Шопенгауэра, цитирует Льва Толстого («Детка, Толстой сказал: смотри на женское общество как на неизбежное зло и избегай его»), не имеет телевизора, ненавидит кино и терпеть не может, когда о нём пытаются заботиться. «Он ненавидит заботу, он обоссал бы всех, если бы смог»,– говорят о нём пьяницы. Этот симпатичный персонаж, прототипом которого, судя по всему, послужил сам Буковски, всей своей жизнью опровергает расхожее заблуждение новейшего времени, сформулированное в книгах московского журналиста А.Никонова: «Я такой богатый и счастливый, потому что умный и удачливый». У Чиноски нет денег, нет работы, нечем платить за квартиру. Он принципиально не приемлет работу, потому что отрицает общество потребления и не желает, извиняюсь за выражение, потреблять. Когда Генри познакомился с полусумасшедшей алкоголичкой Вандой и всё-таки попробовал устроиться на работу в компанию «Шифрин» (к счастью, из этого ничего не вышло), ему предложили заполнить подробную анкету и почти во всех графах он написал «нет»: нет образования, нет вероисповедания, нет хобби. И даже в графе «пол» Чиноски машинально указал «нет», но затем спохватился и заявил, что пол – это то немногое, что у него есть. Его собутыльница Ванда тоже отдаёт себе отчёт в том, что кроме времени у неё ничего нет. И, тем не менее, Генри Чиноски полностью устраивает такая жизнь и, более того, он не желает променять её на прозябание состоятельного буржуа. «Он в крысиной возне не участвует – пьёт и наблюдает», – говорит о Генри его приятель, бармен Джим, который иногда угощает его за счёт заведения.

Генри постоянно дерётся с барменом Эдди, не имея для этого явных причин, хотя на самом деле причины, разумеется, есть. Эдди олицетворяет собой всё, что для маргинала Чиноски представляется наиболее отвратительным: очевидность и неоригинальность. Сам Чиноски объясняет своё неприятие мира банальной обыденности и его персонажей так: «Есть люди, которые никогда не сходят с ума. У них нет ничего, кроме денег. Какая ужасная это, должно быть, жизнь!»

Знакомство с богатой издательницей, поклонницей литературного таланта Генри, влюбляющейся в писателя, открывает перед ним редкую возможность подняться с общественного дна. Однако образ жизни маргинала стал для него результатом осознанного выбора, от которого он вовсе не намерен отказаться. Грязные отели, драки в дешевом баре и постоянное ожидание, что кто-нибудь угостит выпивкой, но, как светлая сторона, возможность ускользнуть из опустошающей серости потребительской гонки – Генри счастлив жить этой жизнью.

В книгах журналиста Никонова («Свобода от равенства и братства»; «Судьба цивилизатора» и т.п. – очень писучий автор) всё просто и неоригинально до очевидности. Любое социальное несогласие или неприятие сложившихся правил игры он объясняет банальной завистью. «Тот, кто не может хорошо продаться, всегда обвиняет успешного человека в аморализме и приспособленчестве. Защитная реакция организма»,– утверждает Никонов. Для него нет маргиналов, принципиально не участвующих в крысиных бегах потребления, а есть только отчаянно завидующие неудачники, наподобие Генри Чиноски. Именно на таких затёртых до банальности представлениях и подрывается западный мир при соприкосновении с иначе организованными культурами. «Дурак искренне полагает, что именно его понимание жизни является правильным. И больше ничьё» – самокритично утверждает Никонов – «А если кто-то выступает против привычных дураку паттернов (моделей поведения), в его душе непроизвольно возникает праведный гнев». Действительно.

Герой фильма «Завсегдатай бара» – инакомыслящий, он является творцом и носителем своей собственной философии подлинной человечности. «Мир – это самодостаточная галлюцинация», – говорит он. А, следовательно, было бы смешным воспринимать его серьёзно. «В этом мире все должны что-то делать. Иногда я устаю думать о том, чего я не хочу делать. Например, не хочу ехать в Индию. Всё дело в том, чтобы не думать об этом. Я никем не притворяюсь, в этом весь смысл». «Мы все живём в каком-то аду. И дурдом – это единственное место, где люди понимают, что они в аду»,– вторит Генри его собутыльница Ванда. А что такое пьянство, если не добровольное упражнение в безумии, с целью посмотреть на наш перевёрнутый мир в более достоверном ракурсе?

Идеал Никонова – это так называемый цивилизованный мир, в котором «живут удобно, сытно и богато». Генри Чиноски уходит от этого мира, называя его «золотой клеткой с золотыми прутьями». « – Ты не привык к удобствам, но в них врастаешь»,– говорит Генри богатая издательница, ставшая на одну ночь его любовницей. «Врастают растения», справедливо возражает он. И действительно, существование людей, вовлечённых в дурную бесконечность потребления, в общем и целом вполне растительное. «Хотите, чтобы жизнь была наполнена не нудной работой, высоким смыслом и светлой героикой? Получите на выходе фашизм – без разницы, красный или коричневый», – пугает Никонов. Каждый выбирает по себе, а мои симпатии на стороне тех, кто сознательно предпочёл остаться за пределами так называемого «нормального мира». Я отправляюсь в бар к Генри Чиноски, которого безоговорочно рассматриваю в качестве своего товарища по духу, чтобы ещё раз послушать его вдохновенные слова: «То, что нашло на меня – словно цветок, словно мир. То, что нашло на меня – ползает, как змея. И когда мои пальцы уронят моё отчаянное перо в какой-нибудь дешёвой комнате – оставшиеся найдут меня там. Я никогда не узнаю своего имени, своего смысла и других сокровищ моего побега».

Памяти продавца крови

Ах, как тошнит от тебя, тишина.

Благожелатели виснут на шею.

Ворот теснит, и удача тошна,

только тошнее

знать, что уже не болеть ничему,

ни раздражения, ни обиды.

Плакать начать бы, да нет, не начну.

Видно, душа, как печенка, отбита…

Ну а пока что – да здравствует бой,