Китай, Россия и Всечеловек - Григорьева Татьяна Петровна. Страница 13

Все недвойственно, непротиворечиво. Скажем, нет Справедливости без Человечности и наоборот. Все пять моральных Постоянств (у чан), свойственных изначальной природе-Син (Человечность-Жэнь, Благожелательность-Ли, чувство Справедливости-И, Мудрость-Чжи, Искренность-Синь), взаимообусловлены, одного нет без другого. Так же недвойственны покой-движение (притом «Покой есть главное в движении», по Лао-цзы). Само движение идет туда-обратно (шунь-ни), избегая гибельной односторонности, – в человеческих делах так же, как в Природе. И все совершается в предустановленном Порядке: инь-ян не сталкиваются, не борются, а поддерживают друг друга в круговороте Перемен. Этот естественный тип связи обеспечивает пульсацию Жизни на любом уровне макро– и микромира, галактики и цветка. (Потому возрастает интерес к «Книге Перемен» и в науке: приобщаясь к Пути, она преоделевает обособленность от остального мира, чему свидетельство поток книг на эту тему, начиная с «Дао физики» Ф. Капры.)

Мир разворачивается из Великого Предела или Беспредельного (Тайцзи), из Великого Единого (Тай И). [74] Изначально инь-ян пребывают в Покое Тайцзи, как в зародыше, начинают взаимодействовать под влиянием внутренней причины. Проявляясь, инь-ян не распадаются, а, сохраняя память о своем лоне, предрождении, присутствуют друг в друге. Приходя во взаимодействие, не сталкиваются, не противостоят друг другу, что делает каждую пару реальным или потенциальным целым.

Самим Переменам присуще движение к лучшему порядку: «Учитель сказал: Как совершенны Перемены! Благодаря им возвысилось

Дэ совершенномудрых и широко распространилось его действие. Ум тянется кверху, Ли (Ритуал) книзу. Поднявшееся кверху уподобилось Небу, опустившееся вниз определило правила Земли. Когда Небо и Земля в соответствии, между ними происходят Перемены. Животворящая Природа – врата к Пути Справедливости (И)» (Сицычжуань, 1, 7).

Что же позволило древним узреть вечные законы, над которыми уже сколько веков бьются лучшие умы человечества? Не то ли, что люди древности (которые, согласно Платону, «были умнее нас») имели светлую, тонкую энергию (Цзин), которая позволяла видеть невидимое, слышать неслышимое, проницать Истину? [75]

Но если Перемены сами по себе ведут к лучшему порядку, то не нужно мудрствовать, а нужно лишь вверить себя Пути:

Если Перемены заданы, то человеку разумно следовать им, взяв за образец Недеяние (Увэй). Но это не бездействие, не пассивное отношение к происходящему, а действие согласуемое с Путем, что предполагает со-участие, причастность к событиям. [76] Потому Лао-цзы и говорит: «Дао непрестанно осуществляет Недеяние, и нет того, что бы не свершалось». И дальше: «Небытие проникает везде и всюду. Вот почему есть польза от Недеяния. В Поднебесной нет ничего, что можно сравнить с учением без слов и пользой от Недеяния» (Дао дэ цзин, 37; 43). [77] Сам язык «Книги Перемен» афористичен – язык символа требует проницательного ума, способного расшифровать небесные знаки, чтобы избежать неверного шага, не попасть в беду. Сама недоговоренность, неоднозначность текста стимулирует встречную мысль, интуицию, способность резонировать на происходящее, следуя Срединным Путем. «Крайность к несчастью», – предупреждает И цзин.

Если Порядок задан, то человеку не нужно переустраивать мир, как полагали греки и их последователи, сотворившие техногенную цивилизацию. По учению китайских мудрецов, не Хаос, а Порядок лежит в Основе мира. Изначальной энергии (юань ци), Небесному Дао присущи Свет и Гармония, хаос же усугубляется неразумными людьми, нарушающими порядок Перемен. В китайском языке не было понятия «хаос», а было понятие смуты, беспорядка, производимых нерадивостью, своеволием людей. [78]

Если мир неупорядочен сам по себе, его должен упорядочить человек «разумный и деятельный», призванный переустроить мир. Человек этот, далекий от совершенства, возомнил себя центром Вселенной. Фактически он задумал сделать то, что приятели сотворили с Хунь-Дунь, то есть уподобить мир себе, приспособить его к своим нуждам, в соответствии со своим представлением о должном. И все пошло наперекосяк: средство и цель поменялись местами. [79] Это предвидели мудрейшие из философов и святые отцы. Плотин, Бог которого и есть Единое, узрел в двоице Пифагора первое различие и «дерзость», что стало причиной распадения Единого на множество; а так как ум отпал от Единого, отпала от ума и душа.

И св. Августин сокрушался: «Если бы Адам не отпал от Тебя, не излился бы из его чрева этот морской рассол, род человеческий, предельно любопытный, неистово надменный, неустойчиво шаткий» («Исповедь» Блаженного Августина, XIII, 20, 28). А в И цзине сказано: «В ян первично Одно, а двоица – вторична. Это Путь цзюньцзы (благородного человека). В Инь первична двоица, а Одно – вторично. Это Путь сяожэня (мелкого человека)» (Сицычжуань, 2, 4). (То есть потребность раздвоения, противостояния – признак неразвитого ума.)

Разница двух мировых Путей предустановлена законом Целого (функциональной асимметрией), но осуществление Пути зависит от человека, «меры вещей». Разделив мир на субъект, распорядителя, и объект, этому распорядителю подвластный, человек нарушил моральный Закон Пути. Создав великую науку и искусство, вознесли себя до Бога, поставив часть на место целого, устремились в беспредельное, забыв о необходимости обратного движения – во избежание односторонности. В результате попали в ловушку несовместимости свободы и необходимости.

И такие философы, как Шеллинг, признавали причину трагизма жизни в раздвоенности сущего, в «борьбе свободы в субъекте и необходимости объективного». Притом то и другое представлялось одновременно «победившими и побежденными – в совершенной неразличимости». Собственно, все видные философы последних веков озадачены прогрессирующим распадом, неустойчивостью мира, в который втянут и сам человек. Потому назвали сознание «несчастным», а самого человека отчужденным от Природы и от самого себя. И это предвидел св. Августин: Бог привел все к единому порядку. Этот порядок и делает из мира «единое целое» – universitas. Эту целостность человек «разрывает», предпочтя ей, из личной гордости и личных симпатий, «одну часть», «мнимое единство»: он, таким образом, ставит «часть» выше «целого»; достоинством, принадлежащим «целому», он облекает «часть». [80]

Так и случилось: часть заняла место целого и в науке, склонной возводить в абсолют очередное открытие, и в человеческих отношениях, превращающих человека в средство, функцию, вещь. Вслед за дробным сознанием дробится действительность. Не избегли этой участи и мировые религии, призванные вести народы к единству. Но все не соответствующее Пути сходит на нет. Всякий надуманный центр теряет силу как не-сущее, не соответствующее истинному Центру, закону Целого. И антропоцентризм не мог не привести к опустошению человека, к потере самого себя, к ощущению покинутости, заброшенности, одинокости, что так потрясло писателей-экзистенциалистов. Всякий центр, объявленный человеком, лишь сбивает с Пути человечество, как это произошло и с идеей мирового господства, присвоенного права одного народа распоряжаться другим. И эта идея не могла осуществиться как противоречащая Пути, закону высшей Справедливости.