Ибн Сина Авиценна - Салдадзе Людмила Григорьевна. Страница 7

— Кто вы? — испугался Али, прикрыв ладонью глаза: от малейшего движения незнакомца пронзительно] вспыхивал, словно от острых граней алмаза, свет.

— Я Ибн Сина, — ответил человек, и пламя ласково коснулось сердца Али, Али смешался. Упал На колени, потом вскочил, опять склонился и припал губами к ногам Ибн Сины, но тут: же закричал, задыхаясь:

— Будь проклят! Уходи! — и заплакал, отчаянно кинувшись в глубь огненного облака, как в смерть, но оказался на груди Ибн Сины. Ибн Сина глубоко вздохнул, будто вся Бухара вздохнула, и исчез…

Потрясенный Али долго смотрел в темноту. В голове его то и дело вставали картины жизни знаменитого еретика, услышанные в суде.

Вот мальчик-царь. Вот везирь Утби. Вот военачальники… Две силы раскачивают маятник Саманидской державы: чиновничья и военная. Абдуллах, привозивший налог из Хармайсана, мог видеть такие сцены: казначей сидит перед низеньким столиком. По обе стороны от него — полководцы Фаик и Симджури, обветренные, изукрашенные шрамами, стремительные, словно предсмертный час. Вносят мешки с золотом — налог, собранный отцом Ибн Сины в подведомственной ему области. Казначей вскрывает мешки, высыпает золото на ковер, считает, записывает… Фаик и Симджури ждут. Но только подсчет закончен, оба кидаются к золоту и лихорадочно набивают принесенные с собой мешки. А в это время входит эмир — 15-летний Нух, в ужасе смотрит на происходящее.

— Они мне нужное, — отвечает Симджури на укоризненный взгляд о мира, — если хотите, — он низко кланяется, чтобы я разбил наших врагов на Востоке, довод против которого не то что мальчик-государь, но и могущественный эмир опустит глаза, ибо сила эмира — в настроении его войска.

— Я должен победить врагов на западе! — добавляет Фаик. Тут еще вертится Васики — родственник властвующего в Багдаде халифа (в каждом городе имелись такие прихлебатели).

Подобрав с пола несколько монет, он говорит:

— А как же моя пенсия? Неужели вы, эмир, не отнимете у них деньги и не назначите мне пенсию?

Эмир кусает губы, молчит. Потом стремительно выходит. Куда ему бежать? Только на грудь везиря своего Утби.

— Потерпите, — говорит ему Утби. — Я сломлю их спесь.

И действительно, ласками и подарками он скоро усыпляет военачальников и внезапно низлагает Симджури, ставя вместо него Таша — раба своего отца, честного полководца. Кастрата же Фаика, одноглазого раба из Испании, отправляет на юг, на войну с бундами (теми, кто полвласти отняли у халифа). Бунды, надеется Утби, собьют спесь с Фаика. Правда, за это можно поплатиться южными землями, но Утби готов пойти на все, лишь бы не лишиться головы.

Продержал он, однако, голову на плечах всего два месяца: Фаик и Симджури убили его. Теперь маятник жизни Саманидской державы раскачивает одна сила: военная.

Живя в такой обстановке, и попадает Абдуллах в селение Афшана под Бухарой, Ему 29 лет. Он одинок, и этом возрасте не быть женатым на Востоке и не иметь детей — явление редкое. Жену обычно выбирают еще родители, когда сыну исполняется 17–18 лет. Или у Абдуллаха родители рано умерли, и он, предоставленный себе, ждал искреннего чувства, или был он натурой, столь погруженной в знания, что течение жизни ускользало от него, и он не считал года? И вдруг женится. И у него вскоре рождается сын — Хусейн. Причем Абдуллах оставляет село, где был амилем, поселяется о Афшана Продолжал ли он при этом исполнять должность сборщика налогов в Хармайсане? Наверное, нет: Утби, покровительствующий ему, убит, а Фаик и Симджури едва ли бы оказали ему милость. Жил ли он на средства, скопленные за время одинокой его жизни, или у него было какое-нибудь доходное дело? — неизвестно. Единственное, о чем мы можем точно сказать: пять лет, проведенные им в Афшане, были самыми счастливыми, красивыми годами его жизни. Красные розы, которые он привез с собой из Бал ха, расцвели на бухарской земле.

Красные розы… Они, словно кровавые пятна, стоят в глазах Али.

Дли заболел.

Его никто не бил, его хорошо кормили, держали в шелках и на коврах. Не было решеток на окнах, не было стражников у дверей. Он мог свободно прогуливаться недалеко от комнат эмира! — честь, какой не удостаивался сам куш беги, не то что Бурханиддин-махдум. И все же Али заболел.

Сидел по ночам, обхватив себя руками, и тихо разговаривал и Ибн Синой. Днем же, уставившись глазами то на стену, то на пол, говорил слугам, пытавшимся сдвинуть его с места:

— Вот, вот… Видите! Следы ног его на ковре, где ворс сгорел… А на стене, смотрите, какие подпалины! Здесь он стоял, прислонившись…

Бухара была потрясена болезнью Али. Чтобы молодой крестьянский парень заболел какими-то видениями? Аристократ он, что ли, изнеженный принц? Крестьянин может заболеет только от голода, побоев и непосильной работы.

Эмир, узнав и болезни Али, вызвал Бурханиддина и задал ему всего один вопрос, поглаживая при этом огромную обнаженную саблю:

— А если Али умрет?

Бурханиддин сбился с ног, разыскивая по всей Бухаре хорошего лекаря, но все в один голос говорили, что вылечить Али от такой странной болезни может только…! Мой старше Муса-ходжа. Пришлось идти на поклон.

Муса-ходжа начал лечить Али по книгам Ибн Сины, А Я цело вроде бы пошло на лад, по как-то ночью огромный огненный Ибн Сина встал на площади Регистан в окружении гигантских скачущих теней, в свите истошных криков.

Али сказал: Ну вот, теперь Ибн Сина пришел ко всей Бухаре, но только ко мне! — в потерял сознание.

— Да нет! Не Ибн Сина то был! — кричали утром на базаре люди. — Это сунниты поставили на площади чучело и подожгли его!

— Сунниты?! — возмутились сунниты. — А не вы ли это сделали, шииты?

— Как же мы могли это сделать, если Ибн Сина был шиит?! У него и имя шиитское — Хусайн!

— А у нас, суннитов, нет, что ли, такого имени?!

— У него и отец был шиит. Мы не могли поднять на Него руку.

— Бы все можете!

Бурханиддин слушал донесения о волнениях в городе с затаенной радостью: теперь не будет больше противостоять ему на площади единая монолитная толпа во время судебных заседаний. Теперь, используя грызню между шиитами и суннитами, он будет управлять толпой, как всадник конем. Юродивые, дервиши, уголовники, палачи были пущены им в самые людные места для того, чтобы повсюду затевать споры: шиит Ибн Сина или суннит?

Сунниты — правоверные мусульмане, шииты — одно из главных оппозиционных течений в исламе. Раскол произошел давно, еще в седьмом веке, после смерти пророка Мухаммада, умершего в 632 году, когда встал вопрос: кому передавать наследство над халифатом: сподвижникам пророка или членам его семьи? Сына у Мухаммада не было, но он воспитал своего двоюродного брата Али как сына и отдал ему в жены свою дочь Фатьму. Халифом выбрали друга Мухаммада — Абу Бакра. В прошлом богатый купец, он поддерживал пророка еще тогда, когда все смеялись над ним и отовсюду его изгоняла. Во время правления халифатом Абу Бакр во всем следовал заветам Мухаммада и произвел потрясающее впечатление на всех справедливостью и простотой. Еще больше прославился этими качествами второй халиф — Омар, сменивший Абу Бакра, бывший враг пророка Мухаммада, он ходил и простой одежде, жил в простом доме, общался с народом. Даже сегодня в мусульманских странах Омар — символ благородства. Погиб же он насильственной смертью от руки раба за то, что не уступи халифат Али. Не уступил для Али престол и третий халиф — Осман. Этот построил для себя несколько больших домов, стал жить в роскоши, к народу относился равнодушно. Недовольные начала группироваться вокруг Али попросили его под видом паломничества прийти в Медину возглавить движение. Но Али проявил нерешительность, более того, — неосторожность, наивно пойдя на переговоры к Осману. Осман тут же отправил гонца в Египет за помощью. Толпа перехватила гонца, и это Послужило Поводом к убийству ненавистного халифа, хотя он и вышел К убийцам с Кораном в высоко поднятых руках.

Али стал халифом. И вот те, кто признавали, что наследство халифатом может быть выборным, то есть переходить по принципу: «Аллах дает власть тому, кому хочет», стали называться суннитами. Те же, кто считали, что халифом может быть только родственник пророка Мухаммада от Али, стали называться шиитами.