Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней - Гусейнов Абдусалам. Страница 31

Кстати заметить, в таком же конкретно-историческом контексте следует понимать санкционируемый Торой принцип талиона: «око за око, зуб за зуб». Не Моисей его придумал и учредил, он практиковался до него. Его вклад заключается в том, что он опосредует и тем самым ограничивает применение этого принципа государственно-правовым регулированием. Эти уточнения не отменяют, разумеется, факта ограниченности этики Моисея, но они позволяют понять, что речь идет об ограниченности исторической, которую можно интерпретировать как один из этапов на пути всечеловеческого расширения морального горизонта. Ветхозаветная мораль выглядит ограниченной с высоты новозаветной морали, что само по себе неудивительно. Удивление вызывает другое: ветхозаветная мораль допускает переход к новозаветной морали. «Религия и нравственность Ветхого Завета постоянно открыты и устремлены к дальнейшему совершенствованию, предел которого находится вне самого Ветхого Завета» [25].

Справедливость и милосердие

Смысловым центром этики Моисея является идея справедливости. Отсюда — ее суровость и беспощадность. Идея милосердия в ней выражена крайне слабо. Говоря точнее, милосердие в ветхозаветной этике не обрело самоценного значения, оно существует в связи со справедливостью, выступает как особая ее форма. Известно, что Яхве характеризуется в Пятикнижии как грозный, карающий бог. Вместе с тем он именуется также богом милостивым (Втор. 4:31). В чем же состоит его милостивость? Вспомним, как Яхве, разгневавшись на слабодушие своего народа, решает извести его. Но затем проявляет милость к израильтянам и… обрекает их на сорокалетнее блуждание по пустыне. Другой пример такого же рода: Яхве карает взрослых израильтян тем, что они умрут, не дойдя до цели. Эту же участь по справедливости должен разделить с ними и Моисей. Однако бог благоволит к своему пророку, и это выражается в том, что он дозволяет Моисею перед смертью бросить взгляд на Ханаан. Милосердие Яхве — милосердие судьи, который склоняется к минимальному сроку осуждения в рамках того, что предусмотрено соответствующей статьей уголовного кодекса. Милосердное начало в ветхозаветной этике обнаруживается в особом отношении к вдовам и сиротам. Бог предостерегает от соблазна воспользоваться их слабостью. Но как при этом он гарантирует и обосновывает свое милосердие? «Всякую вдову и сироту не угнетай. Если ты будешь угнетать его, то, если возопит он ко Мне, услышу Я его вопль, ибо милостив и милосерден Я, — говорит Яхве. И возгорится мой гнев, и Я убью вас мечом, и будут ваши жены вдовами, а ваши сыновья сиротами» (Исх. 22:21–23). Здесь милосердие разрешается в гневе (поскольку я милостив, я убью вас) и прямо совпадает со справедливостью по формуле: око за око (ваши жены станут такими же вдовами, а сыновья такими же сиротами, которых вы угнетаете). Моисей оценивается в Библии как «самый кроткий человек из всех людей, которые на земле» (Чис. 12:3), И это нисколько не противоречит тому, что он жестоко карал бунтовщиков. Его кротость выражалась не в жалости и прощении, а в характере наказания, в том, что его гнев знает границы, задаваемые нормами справедливости, а его суровость не столь беспощадна, как она могла бы быть. Кротость, милосердие в этике Моисея — это справедливость как щадящая, более мягкая (по сравнению с неограниченной местью) форма человеческих взаимоотношений и как щадящая (мягкая) форма самой справедливости.

Таким образом, нравственные заповеди Десятисловия являются одновременно наиболее общими законодательными принципами. А если учесть, что они даны вместе с требованиями благочестия, то мы получаем не только нормативную, но и мировоззренческую программу, которая и формулирует принципы поведения и задает образ человека. В самом деле, в Десятисловии сказано самое важное из всего, что надо знать и практиковать человеку, что определяет человечность его бытия. В этом смысле оно раскрывает тайну человека. И тайна эта состоит в том, что не ум, не хитрость, не сила, не красота и не какие-нибудь иные антропологические свойства делают человека человеком, а его способность жить по законам, предначертанным богом, по законам справедливости.

ИИСУС ХРИСТОС: ЛЮБИТЕ ВРАГОВ ВАШИХ

Иисус Христос является основателем мировой религии, носящей его имя, — Христианства. Он же — создатель жизнеучения, которое кратко можно определить как этику любви. Иисус Христос соединил религию и мораль в единое целое: его религия имеет моральное содержание, его мораль имеет религиозную основу и направленность. Как считает Иисус Христос, бедствия человека начались с того самого момента, когда он отпал от Бога, и, во-первых, возомнил, будто сам может знать и судить о том, что есть добро и что есть зло, и, во-вторых, решил бороться со злом его же собственными средствами, прежде всего обманом и насилием. Накапливаясь и умножаясь, бедствия эти достигли катастрофических масштабов, подвели человека и человечество к черте, за которой — вечные муки умирания. Единственное спасение человека состоит в том, чтобы вернуться к первоистокам и осознать, что ложным является сам путь разделения людей на добрых и злых и противостояния злу злом. Чтобы понять: все живое создано богом, все люди — его дети. Это их первая и самая важная характеристика. Отношения между людьми являются истинными тогда, когда они являются такими, какими должны быть отношения между братьями, детьми одного отца, — отношениями любви. Любовь изначальна, самодостаточна, она не нуждается ни в каких основаниях, она сама есть то единственное основание, на котором только и может прочно стоять человеческий дом.

О жизни и учении Иисуса Христа мы знаем по свидетельствам его учеников и учеников его учеников. Эти жизнеописания называются Евангелиями (Благовествованиями) и различаются между собой именами повествователей. Подлинными считаются четыре Евангелия — от Матфея, от Марка, от Луки, от Иоанна, канонизированные христианской церковью в IV веке. Моральное учение Иисуса Христа представлено во всех четырех Евангелиях, рассмотренных во всей полноте их содержаний. Наиболее цельно и концентрированно оно изложено в знаменитой проповеди, которую Иисус произнес, взойдя на гору (отсюда её название Нагорной проповеди) и которая воспроизведена в Евангелиях от Матфея и Луки. Нагорная проповедь Иисуса, наряду с Кодексом Моисея и четырьмя кардинальными добродетелями античности, стала нравственным базисом европейской культуры.

Человек и бог

Как повествуют Евангелия, Христос является сыном бога — не в широком и переносном смысле, в каком это в рамках религиозного сознания можно было бы сказать про каждого человека, а в прямом и точном значении данного понятия: он родился в результате непорочного зачатия, не от земного отца, а от отца небесного. На землю он послан богом с миссией подготовить людей к последнему страшному суду, своей жертвенной судьбой указать им путь к спасению, который сами они в силу глубокой греховности найти уже не способны. Он явился в качестве Мессии (Христос есть греческий перевод этого слова), приход которого возвещался в священных книгах иудаизма. По завершении земного пути он снова возносится на небеса. Словом, его рождение, жизнь и смерть — продолжение изложенной в книгах Ветхого завета космосозидающей деятельности бога, которая ранее обнаружилась в сотворении мира, изгнании падших людей из рая, явлении пророков, формулировании законов и т. д. Более того, это — совершенно новая стадия промыслительной деятельности, когда бог сам в лице сына решил спуститься в мир. Христос — сын бога и сам бог. Вместе с тем он является человеком по имени Иисус (еврейское — Иешуа), родившимся в определенной семье, среди определенного народа, в определенное время и в определенном месте; его окружали друзья и недруги, он страдал, мечтал, наслаждался, душа его была мятущейся, а тело хрупким, как у всех людей. Вся доступная человеческому разумению жизнь Иисуса от зачатия до смерти протекала по человеческим законам. Тот, о котором мы говорим, является и Иисусом и Христом, и человеком и богом одновременно. Особо следует подчеркнуть: не получеловеком и полубогом, а в полной мере человеком и в полной мере богом. Полнота божественной сущности в нем соединяется с конкретностью единичного человеческого существования. Из такого понимания образа Иисуса Христа следует, что о нем можно говорить и на языке теологии и на языке науки, он может быть и предметом веры и предметом рациональной критики. Мы будем рассматривать его жизнь и учение, не выходя за рамки человечески достоверных и логически допустимых суждений.