Загадки, тайны и коды «Дао дэ цзина» - Маслов Алексей Александрович. Страница 14

Местность Наньюэ (досл. «Южных гор») располагается в южной провинции Гуандун на одной из пяти священных гор Китая – Хэн-шань. Она была знаменита тем, что именно здесь издревле селились даосские маги, умевшие совершать чудеса, а в VII в. здесь в местечке Цаоси основал свою школу, а затем и монастырь знаменитый Шестой патриарх чань-буддизма Хуэйнэн.

Несмотря на то, что и вариант Фу И, и вариант Фань Инъюаня в равной степени считаются «древним текстом», между ними существует столь много различий, что их отнесение к единой категории можно считать лишь исторической случайностью. Оба этих текста «Дао дэ цзина» различаются более чем в ста местах [237, 279], а это означает, что оба этих варианта никогда не принадлежали к единой традиции передачи.

Императоры комментируют текст

Начиная с династии Тан комментирование «Дао дэ цзина» приобретает массовый характер среди аристократии и ученых, в том числе и конфуцианского толка. Количество комментариев достигало нескольких сот, однако большинство из них не сохранилось – до нас дошли лишь отрывки в составе других комментариев. Так, в варианте издания «Лао-цзы» Фань Инъюаня мы встречаем отрывки из комментариев Лянского правителя Цзяньвэнь-ди (503–551), Лю Дэмина, Чэн Сюаньина (630–660), Су Чжэ (1039–1112). Даже правители и императоры считали необходимым оставить после себя комментарии на Лао-цзы, что символически приобщало их к древней мудрости. Самым известным из таких комментариев стал текст, составленный императором династии Тан Сюань-цзуном (VIII в.)

Рождению этого варианта предшествовал ряд любопытных событий. Семейным именем правителей танской династии (618–907) было Ли – такое же, как и у Лао-цзы. Поэтому императоры возводили свой род к великому мудрецу и в связи с этим высоко ценили «Дао дэ цзин». Правитель Сюань-цзун приказал решить, какой из двух вариантов издания Лао-цзы – с комментариями Ван Би или Хэшан-гуна – наиболее точно и полно соответствует высказываниям самого Лао-цзы. Ученые разделились на два соперничающих лагеря, диспутам не было конца, и тогда император Сюань-цзун решил лично составить основной комментарий (чжу), а затем и более дробный подкомментарий (шу), и это издание увидело свет в 735 г. Такая структура комментирования в основном была навеяна типовой формой буддийских комментариев, где комментарий øó (санскр. шастра) мог выступать как самостоятельный религиозный текст.

Однако Сюань-цзун не ограничился лишь этими комментариями. Исходя из личных пристрастий, он составил обширную компиляцию различных версий, куда помимо основного текста «Дао дэ цзина» включил немало отрывков из комментариев других философов, в том числе и Хэшан-гуна. Эта версия вошла в исторические анналы под названиями «Версия с императорским комментарием» или «Версия с комментарием императора династии Тан» – «Тан юй чжу».

По высочайшему указу императорская версия была вырезана на восьмигранной стеле, которая была в 738 году возведена в даосском монастыре Лунсингуань в местечке Ичжоу. Место возведения стелы было выбрано не случайно – этот монастырь издревле ассоциировался с пребыванием в нём Лао-цзы. Здесь располагалось, по меньшей мере, три стелы (708, 738 и 739 гг.) с выгравированными на них текстами «Дао дэ цзина».

Это императорское произведение породило достаточно двойственные чувства у современных исследователей. Некоторые ученые, например Cима Куньё, отказали тексту Сюань-цзуна не только в самостоятельной ценности, но даже в оригинальности построения, поскольку в составлении этой версии не принимал участие ни один из серьёзных ученых [45]. Мы не беремся утверждать, кто конкретно составлял текст, но маловероятно, чтобы Сюань-цзун не воспользовался услугами придворных ученых, а сам составил все от начала и до конца, исходя лишь из личных пристрастий.

Если для чисто исторических и литературных исследований значение версии Сюань-цзуна, возможно, и невелико, то её официальный статус был заметно выше, чем у всех других вариантов «Дао дэ цзи-на»; в частности, именно этот вариант рассматривался на императорских экзаменах в эпоху Тан.

Императорская версия, по сути, ввела «Дао дэ цзин» в официоз китайской культуры, хотя, разумеется, этот текст почитался среди всех слоев населения и раньше, начиная от даосских магов-фанши до высших наследственных аристократов и членов императорской фамилии. В дальнейшем традиция толкования текста только расширялась, было составлено несколько сот комментариев на «Дао дэ цзин», в частности, великим поэтом Су Ши (Су Дунпо, XI в.) и многими другими. Однако составление собственной версии Сюань-цзуном совпадает с канонизацией образа Лао-цзы и его окончательной мифологизацией. Лао-цзы вводится в пантеон особо почитаемых божеств, а его произведение, таким образом, оказывается священной книгой, становясь атрибутом имперской идеологии.

Помимо всего этого существует еще немало не столь древних, но, тем не менее, крайне примечательных изданий «Дао дэ цзина», которые дополнены интересными комментариями. Ряд из них – и это очень важно для наших дальнейших рассуждений – выходил под своими оригинальными названиями. В частности, в фонде Музея Императорского дворца (Гугун) на Тайване хранится рукопись «Дао дэ цзина», под названием «Дао дэ баочжан» – «Драгоценные главы о Пути и Благодати». Сам экземпляр представляет собой ксилографическую копию династии Мин с рукописного оригинала, созданного в династию Сун. Этот вариант стал известен по имени его издателя Чао Мэнфу. Очевидно, что вплоть до XIII в. текст не имел устоявшегося названия, оно могло меняться в зависимости от автора. Более того, само название «Главы о Пути и Благодати» может свидетельствовать, что текст Лао-цзы мог восприниматься действительно именно как «главы», как собрание пассажей различного содержания, объединенные лишь единой идеей о Пути и Благодати.

Все версии «Дао дэ цзина», которые возникли после т. н. «императорской версии», уже не несли ничего принципиально нового ни в плане комментаторства, ни в плане анализа разночтений. Тем не менее традиция комментирования трактата особенно расцветает в династию Сун, когда появляются версии таких известных философов или эстетов, как Сыма Гуан, Су Чжэ, Чэнь Сяна, в последующую династию Юань она была продолжена Ду Даоцзянем, Ли Даочунем, Линь Чжиц-зянем и другими. Далеко не все комментаторы были даосами, в основном они являлись представителями имперской интеллектуальной элиты, и, таким образом, «Дао дэ цзин», формально считаясь даосским произведением, превратился в часть общекультурной традиции Китая.

Текст без названия

Произведение, которое здесь мы именуем как «Дао дэ цзин» («Канон Пути и Благодати»), в китайской традиции имеет несколько названий, наиболее известным из которых стало «Лао-цзы», по имени его предполагаемого создателя. Окончательный вариант «Дао дэ цзина» оформился предположительно в V–IV вв. до н. э., причём, на основе более ранних ритуальных формул и сентенций ряда мудрецов, среди которых, возможно, был тот, кого называли Лао-цзы. Через несколько столетий после своего создания трактат был весьма условным образом разделён на 81 параграф и две большие части: «Канон Пути» («Дао цзин») и «Канон Благодати» («Дэ цзин»).

Сам объём трактата невелик, даже по лапидарным китайским понятиям, – чуть более пяти тысяч иероглифов, в результате чего «Дао дэ цзин» также именуют ещё и «Текстом в пять тысяч письмен» (Уцянь-цзы или Уцяньвэнь). В реальности, точно пяти тысяч иероглифов в тексте не содержится, причем, разные версии включают разное количество иероглифов, так или иначе близкое к пяти тысячам – от 5022 до 5748. Версия Хэшан-гуна включает 5268, вариант Ван Би – несколько меньше – 5281, версия со стелы 708 г. – 5022 гг. Самая же ранняя из известных версий, записанная на бамбуковых дощечках и обнаруженная в 1994 году, содержит лишь около двух тысяч иероглифов. Подсчеты велись также разными способами например, можно включать или не включать служебные слова, нумерацию и названия параграфов (что является более поздним привнесением) и т. д. Скорее всего, количество иероглифов в тексте было обусловлено не просто желанием отдельных составителей приблизить текст к цифре, упоминаемой в «Исторических записках», но нумерологическим характером построения древних текстов [см. 68, 345–346]. Даосы прилагали немалые усилия, чтобы приблизить текст к классической цифре в пять тысяч, сокращая некоторые параграфы, но в точности достичь сакрального числа так и не удалось [177, 83–84]. В качестве одного из вариантов, в частности, предлагалось заменять два иероглифа на один, имеющий то же самое значение. Например, в § 11 цифра «тридцать» из двух иероглифов (сань ши) заменялась на аналогичную из одного иероглифа. Но таких вариантов явно не хватало, и, в конце концов, попытки прекратились, а текст стало принято считать «соответствующим традиции» и без искусственного уменьшения числа иероглифов.