Плотин. Единое: творящая сила Созерцания - Султанов Шамиль Загитович. Страница 29

— Да и что такое страдание? Ведь это лишь расплата за прошлые проступки, а поэтому страдание — лишь внешне несправедливость. В действительности оно справедливо. Поэтому оно не должно волновать мудреца ни в отношении других, ни в отношении себя самого. Тот факт, что других убивают в театре жизни, не более важен для мудреца, чем если убили его самого. Мудрец хотел бы, чтобы все люди благоденствовали и чтобы никто не терпел зла. Но если это не удается, он все же счастлив. Ведь тысячи несчастий и разочарований могут пасть на человека и оставить его все же в спокойном обладании мерой. Именно эта убежденность позволяет человеку быть лучшим из друзей другом, и истинным «внутренним человеком», да и «внешним».

— Таким образом, счастье идеального человека внутри него. И это счастье — не телесные удовольствия и не чрезмерные эмоциональные радости. Мудрый человек всегда спокоен, кроток, доволен.

— Да, ибо великая наука — созерцание Блага — всегда с ним. Счастье в душе, притом именно в разумной душе. Правда, истинно мудрый человек будет стараться сохранить телесное здоровье, но он не будет желать ради одного желания быть совершенно свободным от болезней и страданий. Ведь в конечном счете удовольствия, слава, здоровье, отдых для него не прибавка к счастью, а страдания, болезни, тяжелый труд — не потеря счастья.

— Однажды сам великий Дарий пожелал познакомиться с божественным Гераклитом и написал ему такое письмо: «Царь Дариуш, сын Гистаспа, Гераклиту, мужу эфесскому, шлет привет. Тобою написана книга „О природе“, трудная для уразумения и для толкования. Есть в ней места, разбирая которые слово за словом, видишь в них силу умозрения твоего о мире, о Вселенной и обо всем, что в них вершится, заключаясь в божественном движении.

Но в ней еще больше мест, от суждения о которых приходится воздерживаться, потому что даже люди, искушенные в словесности, затрудняются верно толковать написанное тобой. Посему царь Дариуш, сын Гистаспа, желает приобщиться к твоим беседам и эллинскому образованию. Поспеши же приехать, дабы лицезреть меня в моем царском дворце. Эллины, я знаю, обыкновенно невнимательны к своим мудрецам и пренебрегают прекрасными их указаниями на пользу учения и знания. А при мне тебя ждет всяческое первенство, прекрасные и полезные повседневные беседы и жизнь, согласная с твоими наставлениями».

— А еще до этого Гераклит сам отказался от царской власти и, удалившись в храм Артемиды, предпочел играть с мальчишками в бабки. Но ответил он царю следующим мудрым образом: «Гераклит Эфесский царю Дариушу, сыну Гистаспа, шлет привет. Сколько ни есть людей на земле, истины и справедливости они чуждаются, а стремятся в дурном неразумии своем к алчности и тщеславию. Я же все дурное выбросил из головы, пресыщения всяческого избегаю из-за смежной с ним зависти и по отвращению к спеси. Потому и не приеду я в персидскую землю, а буду довольствоваться немногим, что мне по душе».

— Сравни двух мудрецов, один из которых обладает богатством, властью и другими внешними благами, а у другого ничего этого нет. Но они оба одинаково счастливы, ибо оба счастливы исключительно вследствие своей мудрости. Истинный человек бесстрашен перед судьбой и суров к себе, но не к другим, для которых он истинный друг. В общем, кто хочет быть мудрым и счастливым, тот должен искать постоянно, в каждом действии своем, каждой своей мыслью Единое, жить согласно Ему, давая своему телу нужное, но помня твердо при этом, что он не только и не столько тело.

— Но если мудрец озабочен только внутренним, истинным человеком, как же он может проявить свою дружбу к другим?

— Мудрец поистине тогда мудр, когда он вполне отрешен от других людей, то есть когда его душа стала вполне самодостаточной. Он знает, что каждый ответствен прежде всего сам за себя. Все, что нужно для этого человека, — усилие в возвращении к Единому. Поэтому единственный реальный путь помочь другим — учить их истине. И в то же время, душа подобна Единому и еще до слияния с ним хочет (или, точнее, именно для этого слияния) вести себя подобно Ему, любящему всех. Вот почему мудрому человеку, при всей его отрешенности, и есть дело до других людей.

— Иначе говоря, процесс совершенствования, направленный в конечном счете к слиянию с Единым, и погружение наших жизней и действий в жизнь и активность Единого должны вести к чрезвычайной заинтересованности в личности, во всех людях и заботе о живом на всех уровнях. И эта забота должна быть обусловлена не чувством долга, но чем-то похожим на заботу отца о детях, так как Единое — наше истинное отечество. И то, что мудрец отрешен, независим от всего, озабочен своим «внутренним человеком», отнюдь здесь не противоречит его заботе о живом. Ведь это и есть, если вникнуть, истинная свобода: быть вовлеченным во все, но при этом оставаться абсолютно независимым. Ведь это и есть подобие Единому, который во все вовлечен, ибо все — от Него и в связи с Ним, но который абсолютно независим от этого всего.

— Но что такое Единое, Благо, высшее добро? И что такое зло?

— По обычному, распространенному определению благо, добро — это природосообразная жизненная деятельность. Для сложного существа благом, конечно, явится деятельность того, что самое лучшее в нем. Для человека, таким образом, благо — душевная деятельность. Но и душевная деятельность направлена на нечто такое, что есть самое лучшее, и именно как таковое оно не стремится уже ни к чему, то есть является в этом смысле высшим Благом, высшим Добром. Это высшее Добро есть пребывающий в спокойствии источник и начало всех естественных деятельностей. Единое — трансцендентно сущности, деятельности, уму и интуиции. От Него зависит все остальное, в то время как Оно не зависит ни от чего. Оно — центр всеобщего стремления.

— А как ты представляешь себе это стремление?

— Неодушевленное стремится к душе, а душа через ум к Благу. Любая вещь посредством своего эйдоса получает участие в Едином, то есть в Благе. Но эйдос есть лишь совершенный образ Единого. Благодаря уму душа становится благообразной и, обращаясь к Благу, получает обладание добром.

— Что же такое зло?

— Все познается по той или иной аналогии, а потому ум и душа человека не способны прямо исследовать зло.

— Почему?

— Если зло есть абсолютная бесформенность, неопределенность, то аналога ему не найти именно как такой абсолютности. С чем сравнить эту абсолютную бесформенность, неопределенность? А поскольку зло — абсолютно, оно невыразимо прямо.

— Что же остается?

— Единственный способ — познать зло по его противоположности. Именно Благо, Единое есть То, от чего все зависит и к чему все стремится, имея в Нем начало и нуждаясь в Нем. В то же время Оно само не имеет никакой нужды, ни в чем не нуждается, является абсолютной мерой и пределом всего и дает из себя самого ум, сущность, душу, жизнь и умственную энергию. Оно сверхпрекрасно и трансцендентно всему самому лучшему. Мировой Разум, следующий за Единым, есть первая энергийная активность и первая сущность всего. Область Нуса есть как бы вторая область Блага. Душа, вращаясь вокруг Нуса с внешней стороны, смотря на ум и созерцая свой внутренний мир, смотрит через него на Благо, Добро.

— Таким образом, в Едином, Нусе, Душе зло отсутствует.

— Да, зло обусловлено сущностью ирреального и областью всего того, что имеет общение с ирреальным (но под ирреальным понимается не абсолютно нереальное, но лишь иное, чем реальное). Добро и зло — это реальное и подобие его. Именно как противоположность добра зло есть абсолютное отсутствие меры, предела, эйдоса. Оно всегда нуждающееся, всегда безграничное, никогда не стойкое, абсолютно страдательное, ненасытимое, абсолютная бедность.

— Но разве нет злых душ?

— Такие души злы не сами по себе, а вследствие того, что, будучи смешаны с материальными телами, устремлены на преходящее, материальное. Они обращены к мраку, видят лишь мрак и живут с мраком в той мере, в какой отвращены от Блага. Таким образом, зло не есть некая самостоятельная субстанция, а всего лишь недостаток добра.