Духовные основы жизни - Соловьев Владимир Сергеевич. Страница 3

Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Этою молитвою мы и сами отдаём свою волю Богу, а равно и для всех существ, для всего творения призываем вольный союз с волей Божией, в которой всё добро для всех. Этою молитвою мы для всех желаем единого истинного блага и всю вселенную обнимаем одною любовью, а через это не только призываем, но уже и исполняем в себе волю Божию, которая есть любовь.

Говоря: «Да будет воля Твоя» — мы даём воле Божией возможность действовать через нас. Но нам ещё нужно подумать о тех действительных условиях, при которых союз нашей воли с бо-

- 320 -

жественною может укорениться в почве нашего сердца. Ибо нужны дожди ранние и поздние, чтобы принятое свыше семя духовной жизни могло принести плод свой.

Хотя мы и отдались воле Божией и воистину хотим, чтобы эта единая воля исполнилась в нас и через нас; но троякого рода препятствия становятся между нашим желанием и нашей действительностью. Эти препятствия, с которыми мы сталкиваемся неизбежно, находятся: во-первых, в испорченной чувственной природе человека (наше настоящее); во-вторых, в наших прежних дурных делах (наше прошедшее); и, в-третьих, если бы мы и рассчитались с своим прошедшим и побороли своё настоящее зло, более трудные препятствия являются в виде предстоящего нам тайного воздействия враждебных сил (наше будущее). Хотеть исполнения воли Божией значит хотеть устранения этих тройных препятствий. Итак, мы должны желать: во-первых, укрощения нашей природы (воздержанием); во-вторых, искупления наших грехов (правдою) и, наконец, в-третьих, ограждения нас от предстоящих напастей (духовною крепостью).

Хлеб наш насущный даждъ нам днесь. В двух случаях наша чувственная природа бывает препятствием делу Божию в нас: когда мы совсем отвергаем её силу, впадая в духовную гордость, и когда мы ей вполне подчиняемся, впадая в духовное рабство. Впрочем, первый случай в конце своём сводится ко второму; ибо сколько бы мы ни отвергали силу и значение чувственной природы (плоти), отделаться от неё мы не можем; поэтому на деле, отрицая власть плоти, мы только оправдываем своё бездействие в борьбе с нею и обеспечиваем её победу над духом; так что мнимая наша свобода приводит к увеличению действительного рабства. Это мы яснее увидим, когда будем говорить об искушениях. А теперь заметим только, что прошение о хлебе насущном днесь указывает нам на должное и истинное наше положение относительно потребностей природы, — положение, одинаково далёкое и от гордости ложного спиритуализма, и от низости практического материализма: «хлеб наш насущный днесь» значит то, что необходимо для нашей природы в каждое данное время. Здесь не разделяются потребности духовной и материальной природы. И на самом деле они нераздельны у нас — одухотворённых животных и духов воплощённых.

- 321 -

Мы желаем, чтобы открывшийся в нас начаток духовной жизни был поддержан, потому что он окружён чувственною природою и стихиями мира и без поддержки может быть поглощён материей. Но мы желаем также, чтобы и чувственная природа была удовлетворена, для того, чтобы она могла послужить средою и орудием нашей духовной жизни. Обе наши жизни, духовная и физическая, нуждаются в питании или хлебе насущном; первая для себя, а вторая для первой. Хлеб насущный для духа — это все те воздействия свыше и совне, которые поддерживают нашу добрую волю и питают нашу духовную жизнь. Мы просим этого сверхсущественного ύπερούσιον хлеба, потому что знаем, что источник нашей духовной жизни не в нас самих, а выше, и что отделённая от этого источника она иссякнет. Но мы просим также хлеба насущного έπιούσιον и для нашей плоти, т. е. всего того, чем обеспечивается наша материальная жизнь; потому что мы знаем, что наша плоть есть та земля, из которой и на которой должно вырасти дерево вечной жизни, та земля, которую Бог хочет сделать цветущей и плодоносной.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Мы верим, что и материальная жизнь и весь порядок природы зависит окончательно от воли Твоей. Мы знаем, что и малейшие условия нашего существования обнимаются всеобъемлющим планом Твоей Премудрости. И, думая о том, что необходимо для нашей жизни, мы хотим только исполнить волю Твою, исповедуя Тебя, как начало и источник, как основание и цель всей нашей жизни.

Прошением о хлебе насущном мы освящаем нашу материальную жизнь, соединяем и её с волею Божией. Сказать, что Богу нет дела до наших материальных нужд, значит оправдывать безбожие, ограничивая Божество. Если наша материальная жизнь не может быть связана с волею Божией, а мы между тем не можем отделиться от своей материальной жизни, которая есть основание всего нашего существования, то, значит, и мы остаёмся чужды воле Божией и живём без Бога. Наша материальная жизнь — от мира, а мир весь во зле лежит, и зло чуждо Богу. Но то, что лежит во зле, ещё не есть зло само по себе. Зло нашей материальной жизни не в ней самой, а в том, кок относится к ней наша душа в своей воле. Зло не в материальном наслаждении, а в душевном пожелании, с ним соединяющемся. Пожелание есть такое вольное

- 322 -

движение нашей души, которым мы ищем материального наслаждения ради него самого и отдаёмся этому наслаждению в полную власть, с потерей всякого самообладания, становясь действительно рабами плоти. Здесь удовлетворение плоти становится целью само по себе и через то жизнь плоти отделяется от жизни Божией, в которой единая истинная цель. В этом отделении природной жизни от жизни божественной, — отделении совершаемом через пожелание души, заключается существенным образом зло и грех плоти. Бог, как безусловная цель, есть определяющее начало нашей жизни; отделённая от Бога, поставленная как цель сама по себе, наша материальная жизнь теряет и всякий предел, получает характер безграничности и ненасытности, ненаполнимой пустоты, в которой она становится мучением и злом. В Боге предел материи. Отделённая от Него, она есть дурная бесконечность, огонь неугасимый, жажда неутолимая и вечное мучение. Но нашею молитвою именно упраздняется роковое отделение материальной жизни от Бога, эта жизнь вводится в свой предел, относится к своей цели. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» — это прежде всего обет воздержания: допускается только необходимое, исключается всё лишнее. Но уже простым воздержанием отнимается у нашей материальной жизни её греховный характер. Соглашаясь на воздержание, мы свидетельствуем, что материальная жизнь сама по себе, т. е. отделённая от Бога, не есть для нас цель и благо. Если бы она была целью и благом, тогда воздержание не имело бы смысла: тогда чем больше и полнее было бы удовлетворение плоти, тем было бы лучше. Но мы желаем только насущного и только днесь: словом «насущный» полагается предел плотскому хотению, а словом «днесь» полагается предел плотскому помышлению. Ограничивая всю нашу материальную жизнь только тем, что по воле Божией необходимо для нас в данное время, мы придаём этой жизни тот условный и подчинённый характер, который она должна иметь. Прошение хлеба насущного днесь показывает, что материальное удовлетворение, жизнь плоти уже не составляет для нас сущности и цели и собственного предмета нашей воли, но желается нами только как средство и необходимое условие для исполнения чрез нас воли Божией и для нашего служения делу Божию на земле. В этом прошении человеческая воля, свободно подчиняя вышней воле все низшие стремления и потребности материальной природы, вводит нашу

- 323 -

текущую действительность в вечный план божественного действия, относит к Богу и связывает с Богом нашу вседневную жизнь, наше настоящее.

Но наше настоящее не может быть истинно соединено с Богом, пока над нами тяготеют дела нашего прошедшего, без Бога содеянные. Чтобы начать жить пo-Божьи, нам должно прежде исполнить всякую правду. Мы связаны прежнею неправдою и должны развязаться с нею для того, чтобы связать свою жизнь с делом Божиим. Прежде чем приобретать новое благо, мы обязаны уплатить старый долг. Это требование правды. Мы не можем исполнить этого требования одним тем, что впредь будем творить правду и жить пo-Божьи, ибо это мы и без того должны, это не есть уплата прежнего долга, а только исполнение настоящей обязанности. Уплатить своего старого долга мы не можем и должны решительно признать свою несостоятельность. Как возрождения своего настоящего, так и искупления своего прошлого мы должны ждать только от Бога. И остави нам долги наша. Но и в этом оставлении или отпущении наших грехов не должно быть нарушено требование правды — чтобы мы поступали с другими так, как хотим, чтоб было поступлено с нами. Итак: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Эти слова не ту имеют силу, чтобы, прощая чужие долги, мы сами искупали или уравновешивали свои собственные; для такого равновесия нужно было бы, чтобы мы были должны тем же самым, кто и нам должен, чего обыкновенно не бывает. Но для Отца небесного всё человечество есть одна семья, и то, что мы отпускаем одному из братьев (наш нравственный подвиг прощения), то Отец небесный может употребить и на пользу другого. Для Него важно не внешнее соответствие между деянием и возмездием, а само внутреннее наше душевное действие. Прощение, как тайное движение нашего сердца, имеет действующую силу и тогда, когда внешнее дело уже невозможно.