Джордж Беркли - Быховский Бернард Эммануилович. Страница 11

В основе всех этих рассуждений лежит уже знакомое нам отождествление качества с ощущением, осуществляемое при помощи термина «идея». Но бытие не есть качество. Последнее уже предполагает первое: чтобы обладать каким-либо качеством, быть таким или иным, надо быть. Нет одного без другого, но одно не есть другое.

Доказательно ли утверждение Беркли, будто логической нелепостью является допущение того, что нечто воспринимаемое может существовать, не будучи воспринятым? Почему оно не может стать воспринятым? Или перестать им быть? Из того, что я не могу мыслить о чем-либо, о чем я не мыслю, Беркли заключает, что я не могу мыслить о чем-либо, что существует, когда я о нем не мыслю (50, стр. 29). Перед нами явная логическая ошибка: в этом qui pro quo «немыслимое» подменяется «несуществующим», что было бы допустимым лишь в том случае, когда было бы уже доказанным то, что как раз и требуется доказать: что esse est percipi.

Сам Беркли чувствует неудовлетворительность такого, строго феноменалистического решения и не останавливается на нем. Не останавливается не столько из-за его логической несостоятельности, сколько из-за тех последствий, которые вытекают из него, если им довольствоваться и сделать из него все неизбежные выводы. Esse est percipi чревато солипсизмом, неумолимо влечет к нему. А солипсизм, эта «смертоносная западня философии» (57, стр. 108), вовсе не входит в намерения Беркли. Напротив, он представляет угрозу преследуемой Беркли цели — через опровержение материализма прийти к обоснованию религии.

Изгонять материализм при помощи солипсизма для Беркли равносильно изгнанию черта при помощи дьявола. Последовательный солипсизм вместе с материей ликвидирует и бога. Беркли это не по пути. Перед ним встает нелегкая задача, сохранив исходные феноменалистические посылки, избежать недопустимых для него солипсистских выводов.

«Если я могу обладать сознанием только того, что происходит в моем собственном уме,— писал лорд Кеймс за два года до смерти Беркли,— и если я не могу доверять своим чувствам, когда они свидетельствуют мне о внешнем и независимом существовании, то отсюда следует, что я — единственное существо в мире; по крайней мере, мои чувства не могут убедить меня в каком-либо ином бытии, телесном или духовном» (цит. по 50, стр. 17). Солипсизм, или «эгоизм», как его тогда называли,— это «esse est percipi», с логической неумолимостью приведенное к абсурду растворения мира в моем восприятии и к растворению меня самого... в моем же восприятии. Если допущение «esse est percipi» непреодолимо ведет к абсурду, то из этого следует ложность такого допущения. Это обычный, неоспоримый, часто применяемый в дедуктивных науках метод опровержения.

«Нет сомнений в решимости Беркли избежать солипсизма...» (50, стр. 183). Величайшая нелепость солипсизма, определяющая его неприемлемость, заключается для Беркли в том, что «бог должен существовать независимо от чьего-либо сознания или чьих-либо идей» (50, стр. 183). Беркли отклоняет поэтому логические выводы феноменализма, но не отвергает вместе с тем его посылки, а только ограничивает их, отклоняясь с прямого феноменалистического пути, дополняя свою первоначальную формулу бытия.

В своей статье «Мнимый солипсизм Беркли» Ван Итен доказывает, что Беркли не сделал из своего номинализма солипсистских выводов, что его «отказ от солипсизма был ясным и непоколебимым» (63, стр. 450). Такого же взгляда придерживается и Уисдом, правильно добавляя при этом, что этот отказ Беркли от солипсизма был, если стать на его исходную позицию, неправомерным (67, стр. 43). А в этом все дело. Сказав «а», Беркли не сказал «б», но и не отрекся от «а»; он попытался обойти, миновать «б», пойти окольным путем.

Дело в том, что вопреки формуле для Беркли esse и percipi, быть и быть воспринимаемым, не тождественные понятия. Быть — это не только быть воспринимаемым, но и нечто иное. Идеи, оказывается, не единственная форма познания и не единственный первоэлемент бытия. Помимо идей, чувственных восприятий мы познаем также «понятия» (notions). Под этим термином у Беркли фигурируют не элементы рационального познания в отличие от идей как элементов эмпирического познания, а модифицированные локковские интроспективные «рефлексы» — постижение духом своей собственной деятельности.

Душа наша, согласно Беркли, познает себя самое не посредством «идей». То, что мы знаем о духе, не есть идеи. «Духи» совершенно отличны от «идей», между ними нет ничего сходного или общего (см. 9, стр. 171). Идея совершенно пассивна, недеятельна, и ее существование состоит в том, что она воспринимается (см. 9, стр. 168). Понятие же — форма познания активного существа, существование которого состоит не в том, что оно воспринимается, а в том, что оно воспринимает идеи. Поэтому, добавляет Беркли во втором издании «Трактата», «мне кажется, что нельзя, строго говоря, сказать, будто мы имеем идею деятельного существа или деятельности, хотя можно сказать, что мы имеем о нем понятие (notion)» (9, стр. 172).

Таким образом, две различные формы познания соответствуют двум различным видам бытия: воспринимаемого и воспринимающего, познаваемого и познающего, иначе говоря, объекта и субъекта познания (причем объект все еще понимается как содержание познания, а не как нечто существующее независимо от познания). Но в таком случае, как можно говорить о том, что между ними нет ничего общего? Ведь они нераздельны: без субъекта нет объекта, без воспринимающего — воспринимаемого?

Пока вопрос рассматривается в гносеологической плоскости, Беркли не выходит за пределы субъективного идеализма, когда же оборотной стороной того, что существует два вида познаваемого, оказывается наличие двух видов бытия,— Беркли подходит к границе объективного идеализма. «Духи и идеи до такой степени разнородны, что когда мы говорим: „они существуют“, „они познаются“ и т. п., то эти слова не должны быть понимаемы как обозначающие нечто общее обоим родам предметов» (там же, стр. 171). Словом, бытие духов не бытие идей, оно не заключается в их воспринимаемости, их esse не есть их percipi. Данная ранее формула бытия расширяется: «Existence is percipi or percipere» (8, I, стр. 53), существовать — это восприниматься или воспринимать, быть — значит быть воспринятым или воспринимающим. Беркли выразился бы точнее, если бы сказал не «или», а «и», ибо нет воспринимаемого там, где нет воспринимающего и обратно. Как бы то ни было, перед нами вместо формулы однородного бытия — два рода бытия. Если «действительное существование немыслящей вещи состоит в ее воспринимаемости» (9, стр. 126), то существование мыслящей вещи в нем не состоит. «Вещь или сущее есть самое общее из всех названий; оно обнимает собою два совершенно различных и разнородных разряда, не имеющих между собой ничего общего, кроме названия, а именно — духов и идей» (9, стр. 126). Беркли переступает границу феноменализма. «Разве это субъективный идеализм?» — риторически вопрошает Люс.

Но ограничение феноменалистической формулы бытия осуществляется Беркли и с другой стороны. Если бытие духов не есть их воспринимаемость, если «я сам — не мои представления, а нечто иное, некоторое мыслящее, деятельное начало, которое воспринимает, познает, испытывает желание и оперирует над представлениями» (11, стр. 89), то солипсизма, полагает Беркли, можно избежать, не выходя за рамки идеализма. Спасательный круг—другие Я. «Когда я отрицаю существование чувственных вещей вне ума, я имею в виду не свой ум в частности, а все умы» (11, стр. 85. Курсив мой.— Б. Б.). Если они существуют, то «должна быть некоторая другая душа, в которой они существуют» (11, стр. 60). Расширив свое понятие бытия за пределы воспринимаемого, Беркли открыл лазейку для бытия других Я как воспринимающих. «Не можешь же ты утверждать, что чувственные объекты существуют невоспринятыми, потому что они воспринимаются многими» (11, стр. 106). При этом остается в силе понимание бытия чувственных вещей как воспринимаемых.