Платон - Асмус Валентин Фердинандович. Страница 36

Далекий от чувственного гедонизма и от идеалов аскетизма, Платон в то же время рассматривает космос как вечно живое огромное тело. Бессмертна, вечна, по Платону, не только наша душа, но и наше тело. Связанное со своей бессмертной душой, тело включено вместе с ней в великий круговорот материи в природе: оно вовлечено в переход от более совершенных, тонких форм к формам более грубым, менее совершенным, и наоборот.

Бесчисленные исследователи философии Платона неоднократно указывали на связь между идеализмом философии Платона и его религией, и эти указания, разумеется, вполне справедливы. Но есть в этой связи особенность, которая сообщает ей характер воззрения чисто античного, древнегреческого и тем существенно отличает ее от религиозной основы философского идеализма нового времени.

Религиозные источники платоновской философии неотделимы от мифологии, а сама мифология Платона несет на себе печать платоновской диалектики. В свете этой связи учение Платона об «идеях» открывается с новой стороны. «Идеи» Платона — не гипостазированные абстрактные понятия новейшей западной метафизики. В своих бесконечно разнообразных формах они воплощают «единое» и насыщены «душевно-жизненной подвижностью» (А. Ф. — Лосев. Указ. соч., стр. 268). По существу они те же древнегреческие боги, но их царство, или система, разработано Платоном в свете его диалектики.

И хотя диалектика эта дана Платоном только в целом, не разработана в подробностях и систематически, она все же лежит в основе систематически разработанной диалектики древнегреческого мифа, развитой на исходе античной культуры неоплатониками.

Распространенная интерпретация философии Платона как учения «чистого», беспримесного идеализма, хотя бы и объективного, игнорирующая в этой философии такие важные ее особенности, как учение о телесности космоса и о звеньях опосредствования, ведущих от запредельной области бестелесных идей — через «душу мира» — к вечно существующим телам космоса, не могла и не может объяснить, почему эта философия оказывала в известные периоды столь мощное влияние не только на христианство и на спиритуализм (идеализм) нового времени, но также и на философию природы, на космологию и частично на физико-математические науки эпохи Возрождения, XVII в. и последующих столетий.

Объяснить этот факт только огромным художественным обаянием Платона, мощью философского и поэтического воображения, эстетической силой выражения совершенно невозможно. Платон мог оказать то влияние, какое он оказал, не только потому, что он был пленительный художник, мастер формы диалога. В самом содержании его философии должна была существовать сторона, которая могла действовать и действовала, несмотря на яркий, никакому сомнению не подлежащий идеализм и мистицизм его системы.

Такая сторона, вернее, такие стороны в философии Платона действительно были. Из сочинений Платона и неоплатоников черпали идеи не только визионеры и схоласты, не только корифеи объективного идеализма и религиозного спиритуализма и мистики, не только Плотин, Августин, Эриугена, но и мыслители и ученые Возрождения — Николай Кузанский, Кампанелла, Галилей, Декарт, в учении которых о природе пробивалась сильная струя натурализма и материализма или явно преобладала сторона материалистическая.

На всех них оказывала влияние обусловленная содержанием философии Платона возможность интерпретировать космологию Платона в духе либо пантеизма, либо натурализма. Особенно в эпоху Возрождения возникшая в это время критика официально принятой схоластами и обязательной системы Аристотеля с его геоцентрической космологией, с его трансцендентным миру, запредельным богом — неподвижным перводвигателем вселенной — опиралась на пантеистически истолкованное учение Платона, а в космологии — на почерпнутые у Платона парижскими последователями Уильяма Оккама догадки о вращении Земли. Отвергавшемуся Аристотелю должно было быть противопоставлено, как знамя, учение другого великого философа, у которого критики схоластической науки и философии могли бы найти более отвечавшие их запросам и исканиям представления. Таким философом с пантеистическим учением о живом космосе и пантеистической иерархией действующих в космосе живых сил стал в сознании многих именно Платон.

Другая сторона содержания философии Платона, ставшая источником длительного и интенсивного философского обаяния и влияния, заключалась в его диалектике. Правда, как вдохновитель последующей диалектики, Платон разделяет свое влияние с влиянием неоплатонизма, особенно Плотина и Прокла. Как ни значительны, как ни интересны были запросы диалектики и прямые учения диалектики у Аристотеля, все же в сознании философов, исследовавших формы мышления, Аристотель оставался и остался основоположником главным образом формальной логики. У Платона в отличие от Аристотеля наряду с очень важными для истории науки зародышами формально-логических учений — о понятии, о суждении, об умозаключении, о законах мышления — через все диалоги проходит, как их яркая черта, диалектика. В некоторых из них («Парменид», «Софист») она достигает удивительной логической концентрации и силы.

Антиномичность диалектического познания и мышления раскрыта в этих диалогах с силой, не уступающей силе гегелевской диалектики в «Науке логики».

Идеалистическая диалектика Платона — предшественница идеалистической диалектики Гегеля, ее философский первообраз, ее отдаленное предвестие. Не будь диалектики Платона, не было бы той формы, в какой в начале XIX в. в Германии явилась диалектика Гегеля. Порой Гегель сам сознавал значение, какое для его собственной диалектики имела диалектика Платона. «Диалектика, — писал Гегель, — в… высшем ее определении и есть, собственно, платоновская диалектика» (11, стр. 167).

В «Лекциях по истории философии» Гегель сам сформулировал свое понятие о том, чем его диалектика была обязана диалектике Платона. По мысли Гегеля, в диалектике Платона интересны «чистые мысли разума, который он очень точно отличает от рассудка» (ratio). Подлинное «спекулятивное» величие Платона Гегель видит именно в диалектике. Это — «ближайшее определение идеи» (11, стр. 168). И тут же Гегель поясняет, что под «ближайшим определением идеи» Платон понимал именно ее диалектическую характеристику. Сначала Платон понимал абсолютное «как парменидовское бытие, но как всеобщее бытие, которое в качестве рода есть цель, то есть господствует над особенным и многообразным, проникает собою и производит его» (там же). Это понимание бытия Платон развил далее, довел до определенности и такого различия, какое содержалось в триаде пифагорейских определений чисел, и выразил эти определения в мыслях: он понял абсолютное как единство бытия и небытия в становлении или, выражаясь по-гераклитовски, как единство единого и многого. Далее он внес в объективную диалектику Гераклита элеатскую диалектику — дело субъекта, обнаруживающего противоречия. Таким образом, вместо внешней изменчивости вещей выступил их внутренний переход в их категориях. И наконец, мышление, которое Сократ требовал лишь для целей моральной рефлексии субъекта, Платон признал объективным мышлением, то есть идеей, «которая есть как всеобщая мысль, так и сущее» (там же).

То, что Гегель взял у Платона, было лучшей, диалектической стороной философии Платона. Но Платон оказал на Гегеля влияние и другой — преходящей стороной своего учения — учения абсолютного объективного идеализма. В Платоне, как и впоследствии в Гегеле, систематик идеализма боролся с великим диалектиком. Последующие философы брали у Платона то, к чему каждый из них тяготел: идеалисты — метафизику и мистику идеализма, идеалистические диалектики — диалектику, диалектический анализ и синтез противоречий бытия и познания. От Платона до немецкого классического идеализма может быть прослежена двойственная и противоречивая линия развития и преемства. К Платону восходят кантовская идея антиномичности (необходимой противоречивости) разума, диалектика Фихте, Шеллинга и Гегеля.