Соглядатай - Роб-Грийе Ален. Страница 19
Прислонив велосипед к стене, он делает несколько неуверенных шагов по утоптанной земле двора. Он подходит к окну кухни и пытается заглянуть сквозь квадратные стекла внутрь; но там слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Той же дорогой он возвращается к входной двери; пройдя два или три метра в этом направлении, останавливается, идет обратно, снова смотрит на дверь и на закрытые ставни первого этажа, а затем идет дальше – на сей раз к ограде сада. Решетчатая калитка тоже оказывается запертой.
Он вновь возвращается к дому. Подходит к окну, за которым, вероятно, расположена кухня, и удостоверяется, что ставни из цельного дерева плотно закрыты, а не просто слегка притворены. Так что разглядывать что-то внутри не стоит и пытаться.
Сейчас он снова сядет на велосипед. Ему остается только уехать отсюда.
Он ужасно разочарован. Он надеялся, что хотя бы здесь ему окажут лучший прием. Всю дорогу сюда он радовался, собираясь остановиться у добрых друзей детства, и даже не подумал, что их может не оказаться дома.
С самого утра – нет, еще со вчерашнего вечера – он радовался, собираясь остановиться у добрых друзей детства, говоря себе, что они, наверное, очень удивятся, когда увидят, как он – ни разу не бывавший с тех пор на острове – подъезжает на велосипеде. Ему, однако, не раз доводилось видеть всех четырех детей Робера Марека, которые время от времени приезжали ненадолго погостить в город к своему дяде, жившему в двух шагах от дома самого Матиаса. С тех пор как он последний раз их видел, они, наверное, выросли, так что он вполне мог бы их не узнать, но легко мог прикинуться, будто узнает их, чтобы родные ничего не заметили. Может быть, его пригласят поужинать; это, разумеется, было бы куда приятнее, чем съесть в одиночку два бутерброда, которые он захватил с собой в качестве легкой закуски и которые, плавясь от жары, томились в левом кармане его овчинной куртки.
Жара действительно становилась невыносимой. Наклон местности стал круче, и Матиасу пришлось сбавить ход. Дважды он останавливался и заходил в уединенно стоящие вдоль дороги дома. Сразу понимая, что у него ничего не купят, он почти тут же уходил. Добравшись до развилки, от которой шла дорога к мельнице, он поехал дальше прямо: согласно сведениям, которыми он располагал об этих людях, не было никакой надежды продать им даже самый дешевый товар; посему незачем туда и ехать; он и так потерял уйму времени.
Чуть поодаль он заметил выстроенный в стороне от дороги, в конце длинной неухоженной дорожки, домик. Чересчур убогий вид этого сооружения избавил Матиаса от обязанности ехать туда. Он посмотрел на часы: было уже за полдень.
Теперь, когда дорога уже не поднималась в гору, ехать стало полегче. Вскоре он очутился на повороте у второго километра. Недавно подновленная надпись на белом столбике гласила: «Маяк на Черных Скалах – 1,6 км». Все в округе говорили «большой маяк». Проехав еще пятьдесят метров, Матиас свернул с шоссе влево и поехал по проселочной дороге, которая вела к ферме Мареков.
Окружающий пейзаж заметно менялся: вдоль по обеим сторонам проселка проходила насыпь, гребень которой почти сплошь был усажен густыми кустарниками, из-за которых то тут, то там торчали стволы сосен, наклонившихся по направлению преобладающих ветров, на юго-восток (то есть деревья слева нависали над кустарниками, а деревья справа выгибались от них).
Торопясь поскорее добраться до своей непосредственной цели, которая придавала ему уверенности в собственном предприятии, Матиас решил приналечь на педали. Велосипедная цепь начала издавать какие-то неприятные звуки – как будто что-то терлось сбоку о зубчатку звездочки. Еще раньше, поднявшись по береговому склону и переключив передачу, он почувствовал что-то неладное, но это его не встревожило, и мало-помалу скрежет прекратился – а может, Матиас просто о нем забыл. Теперь же, наоборот, звук так быстро усиливался, что коммивояжер предпочел сойти на землю. Он поставил чемодан на дорогу и присел на корточки, чтобы, прокручивая педаль рукой, осмотреть цепную передачу. После осмотра он пришел к выводу, что надо лишь слегка затянуть гайку; однако, подкручивая ее, он задел цепь, и на пальцах остались пятна смазки, которые пришлось кое-как вытереть о траву, растущую у канавы. Он снова сел на велосипед. Подозрительный скрежет почти исчез.
Въехав на просторный, утоптанный земляной двор фермы (которым просто заканчивалась дорога, расширяясь в виде кармана), он увидел, что ставни из цельного дерева на обоих окнах первого этажа были закрыты. Дверь между ними, которую Матиас ожидал увидеть отворенной, тоже оказалась заперта. На окнах второго этажа, располагавшихся точно над окнами первого, ставни были открыты, но сами окна, несмотря на отражавшееся от стекол яркое солнце, были заперты. Между ними над дверью оставался большой участок серой стены, на котором как будто не хватало еще одного, третьего окна; вместо него в простенке была сделана неглубокая ниша, словно предназначенная для какой-нибудь статуэтки; но она пустовала.
Справа и слева от двери росли пышные кусты магонии: еще зеленоватые цветы ее уже начинали отливать желтизной. Матиас прислонил велосипед к стене дома, под закрытыми ставнями первого окна, слева от левого куста магонии. По-прежнему держа в руке чемоданчик, он подошел к двери и – просто для очистки совести, ибо знал, что никто ему не откроет, – постучал по дверной доске.
Несколько секунд спустя он снова постучал своим широким перстнем. Потом отошел назад и, подняв голову, посмотрел на окна второго этажа. По всей видимости, дома никого не было.
Матиас взглянул в сторону сенных сараев, стоявших в глубине двора, повернулся туда, откуда начиналась дорога, по которой он приехал, прошел в этом направлении три метра, остановился, пошел обратно и на сей раз дошел до садовой ограды. Решетчатая калитка оказалась запертой на ключ, поскольку на ней была цепь с висячим замком.
Матиас вернулся обратно к дому. Ему показалось, что ставни правого окна – того, где, должно быть, находилась кухня, – закрыты неплотно, как будто их всего лишь прикрыли, защищаясь от солнца. Он подошел и попробовал их отворить, но не вышло: ставни были заперты изнутри на крючки.
Матиасу ничего не оставалось, как отправляться в обратный путь. Он взял велосипед, стоявший у стены под другим окном, сел на него и поехал обратно, правой рукой держа руль, а левой – чемоданчик, к тому же слегка прижимая его к левой ручке руля. Едва он выехал на шоссе, скрежет возобновился с новой силой. Впереди, метрах в ста, навстречу ему шла деревенская женщина с продуктовой сумкой.
Пришлось снова сойти на землю и вернуть цепь в плоскость вращения звездочки. Как и раньше, он не мог не перепачкать пальцы. Закончив работу, он выпрямился и заметил, что женщина с желтым морщинистым лицом, направляющаяся ему навстречу, не кто иная, как старуха Марек.
Она узнала его не сразу. Не заговори он с ней первым, она бы так и прошла мимо, даже не взглянув на него, – ей и в голову бы не пришло, что она может его здесь встретить. Оправдываясь за свою невнимательность, она сказала, будто со времени их последней встречи в городе Матиас сильно изменился – что вполне естественно, поскольку, чтобы успеть на пароход, ему пришлось встать ни свет ни заря, притом что ради этого он не стал ложиться пораньше. Впрочем, он уже много дней недосыпал.
Их предыдущая встреча состоялась вот уже два года тому назад. Матиас заявил, что с тех пор он сменил профессию: теперь он продает наручные часы. Он весьма сожалел, что не застал никого на ферме, потому что товар, который он представлял, был очень хорошим и, без сомнения, понравился бы Роберу и его жене. Как это получилось, что ни того, ни другой, ни даже их детей не оказалось дома? Тем не менее Матиас надеялся, что все живы-здоровы.
Да, они все были здоровы. Бабушка объяснила причины отсутствия и тех, и других – отец отправился в город, мать уехала на пару недель, дети еще не вернулись из школы и т. д… – и заявила, что если Матиас сможет зайти к ним после полудня, то застанет и Робера, и Жозефину – ей-то, бедняжке, уж наверняка нужны часы, чтобы вовремя приходить на работу, а не опаздывать вечно на четверть часа.