Монтескье - Баскин Марк Петрович. Страница 23

В отношении Монтескье к России с особой силой сказалось благородное стремление французского мыслителя к союзу народов под знаком равенства, свободы и просвещения.

2. Монтескье и русское общество

Уже в дореволюционной России Монтескье приобрел большую популярность. Однако развиваемые им идеи вызвали противоречивые отклики среди различных слоев русского общества. Представители господствующей дворянской идеологии, включая и императрицу Екатерину II, пытались использовать непоследовательность Монтескье, его монархические идеи в интересах дальнейшего укрепления крепостнического государства. Передовые деятели русского народа, начиная с Радищева и кончая великими революционными демократами, подняли на щит передовые, просветительские идеи Монтескье, его смелую борьбу против абсолютизма, его критику церковно-схоластического мировоззрения. Вокруг литературного наследства Монтескье развернулась борьба. В результате этой борьбы попытка реакции извратить подлинный смысл прогрессивной деятельности выдающегося французского просветителя потерпела крах. Монтескье предстал перед русскими читателями как талантливый обличитель феодально-крепостнического строя, как глубокий мыслитель и выдающийся ученый, открывший новую страницу в истории социологической мысли.

В работе «От какого наследства мы отказываемся?» В. И. Ленин отметил идейную связь между французскими и русскими просветителями, показав это на примере Скалдина, выпустившего в 1867–1869 гг. публицистические очерки под заглавием «В захолустье и в столице».

По характеру воззрений Скалдина можно назвать буржуа-просветителем, писал Ленин. Подобно просветителям Западной Европы Скалдин был одушевлен враждой к крепостному праву и всем его порождениям в экономической, социальной и юридической областях. Другая характерная черта просветителя — горячая защита просвещения, самоуправления, свободы. Он отстаивал, наконец, интересы народных масс, главным образом крестьянства, искренне верил в то, что отмена крепостного права и его остатков принесет с собой общее благосостояние.

Итак, Скалдин — буржуа, «…но необходимо оговориться, — замечает В. И. Ленин, — что у нас зачастую крайне неправильно, узко, антиисторично понимают это слово, связывая с ним (без различия исторических эпох) своекорыстную защиту интересов меньшинства. Нельзя забывать, что в ту пору, когда писали просветители XVIII века (которых общепризнанное мнение относит к вожакам буржуазии), когда писали наши просветители от 40-х до 60-х годов, все общественные вопросы сводились борьбе с крепостным правом и его остатками. Новые общественно-экономические отношения и их противоречия тогда были еще в зародышевом состоянии. Никакого своекорыстия поэтому тогда в идеологах буржуазии не проявлялось; напротив, и на Западе и в России они совершенно искренно верили в общее благоденствие и искренно желали его, искренно не видели (отчасти не могли еще видеть) противоречий в том строе, который вырастал из крепостного» (6. стр. 520).

Горячая вера Монтескье в общее благоденствие, его искренняя и благородная ненависть к феодальному абсолютизму с неизбежностью сделали Монтескье любимцем антикрепостнических русских писателей и публицистов, всех тех, кто мечтал о благоденствии народа и ненавидел дворянско-аристократическую верхушку.

Русские переводы главнейших сочинений Монтескье увидели свет в России еще в XVIII и начале XIX в. Так, работа «Размышления о причинах величия и падения римлян» была переведена на русский язык в 1769 г. «Персидские письма» впервые изданы в России в 1789 г., т. е. в год начала французской буржуазной революции. Главное сочинение Монтескье «О духе законов» вышло в России в 1809–1814 гг.

Екатерина II, стремившаяся прослыть просвещенной государыней, во всеуслышание объявила себя поклонницей Монтескье. Изданный Екатериной II в 1767 г. «Наказ» для членов комиссии по составлению нового уложения Русского государства прямо использует в интересах деспотической формы правления географизм Монтескье: «Никакая другая власть на таком пространстве не может действовать и была бы не только вредна, но прямо разорительна для граждан». В демагогических целях Екатерина излагает в своем «Наказе» и положительные просветительские идеи Монтескье о поддержке промышленности и торговли, о веротерпимости и просвещении.

Разумеется, Екатерина отнюдь не помышляла о претворении в жизнь передовых идей Монтескье, лицемерно включенных в «Наказ». Мало того, она предложила сенату издать специальный указ от 24 сентября 1767 г., воспрещавший чтение «Наказа» даже царским чиновникам и ограничивавший его распространение 57 экземплярами.

В работе Герцена «Русский народ и социализм», написанной в 1851 г., содержится исключительно меткая характеристика отношения Екатерины II к Монтескье и другим просветителям. «До 1789 года, — писал Герцен, — императорский трон самодовольно драпировался в величественные складки просвещения и философии. Екатерина II заслуживала, чтобы ее обманывали картонными деревнями и дворцами из раскрашенных досок… Никто, как она, не умел ослеплять зрителей величественной обстановкой. В Эрмитаже только и слышно было, что о Вольтере, о Монтескье, о Беккарии. Вам известен, м[илостивый] г[осударь], оборот медали» (19, стр. 455).

Герцен разоблачил лицемерие Екатерины II в ее отношении к Монтескье: нельзя одновременно быть сторонницей Монтескье и преследовать Радищева и других передовых сынов русского народа.

С искренним интересом относился к Монтескье один из сторонников Екатерины II, историк и социолог И. Н. Болтин, положительно оценивавший стремление Монтескье найти в развитии общества объективные закономерности. Несколько умереннее и осторожнее поддерживал Болтин рационализм Монтескье и других французских просветителей, их отрицательное отношение к схоластическому мракобесию.

По-другому подошел к Монтескье Радищев, сразу увидевший в французском просветителе борца против ненавистного самодержавия. В своем замечательном революционном труде «Путешествие из Петербурга в Москву» он ссылается на Монтескье.

Подлинное признание получил Монтескье также и у Пушкина. В неоконченной статье о Викторе Гюго Пушкин рассматривает Монтескье наряду с Монтенем, Вольтером и Руссо как луч шего писателя Франции, как славнейшего представителя ее народа. Пушкин основательно изучал работы Монтескье, особенно он ценил «Персидские письма» и «О духе законов». В работе «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественной» Пушкин рассматривает Монтескье как национальную гордость Франции (см. 28, стр. 69).

Значение Монтескье как борца против абсолютизма и выдающегося социолога хорошо понимали декабристы. Его труд «О духе законов» Пестель изучал наряду с сочинениями Руссо, Гольбаха и Гельвеция.

Огромное прогрессивное значение Монтескье отмечали революционные демократы В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов и Д. И. Писарев. В «Письмах об изучении природы» Герцен характеризует «Персидские письма» Монтескье как исключительно смелую книгу и сравнивает ее с таким выдающимся произведением французского материализма, как «Система природы» Гольбаха. «Что за огромное здание воздвигнула философия XVIII века…» — писал Герцен в своем «Дневнике», имея в виду Вольтера, Руссо и Монтескье (18, стр. 208).

Революционные демократы подходили к Монтескье критически. Они справедливо выступали против непоследовательности в его взглядах, пропив его примиренческого отношения к монархическому режиму. В работе «Генрих Гейне» Писарев остро критикует веру Монтескье и других французских просветителей во всемогущество законодателей. «Передовые мыслители XVIII века, — писал он, — были глубоко убеждены в том, что хорошее правительство может в самое короткое время поставить любой народ на высшую ступеньку цивилизации и блаженства. Мудрый законодатель и золотой век — это, по их мнению, два понятия, неразрывно связанные между собой как причина и следствие. Задача человечества представлялась в самом простом и элементарном виде: обезоружь тиранов, посади мудрецов в государственный совет и потом блаженствуй. Если ты хочешь упрочить свое блаженство на вечные времена, то наблюдай только за тем, чтобы мудрецы не глупели и не лукавили. Чуть заметил недосмотр или фальшь, сейчас отставляй мудреца от должности, замещай его новым благодетелем и будь уверен, что блаженству твоему не представится конца. Те люди, которые веруют в конституцию как в универсальное лекарство, рассуждают именно таким образом, потому что всевозможные конституционные гарантии и уравновешивания клонятся исключительно к тому, чтобы урегулировать смещение мудрецов, пришедших в негодность, и выбор новых мудрецов, долженствующих занять их место» (26, стр. 602–603).