Диалоги - Лем Станислав. Страница 1
Станислав Лем
Диалоги
Предисловие
Эта книга, написанная в 1954-1956 гг., изданная в 1957 г., возникшая из очарования кибернетикой, в массе приведенных фактов местами анахронична, в области же предсказаний, в ней содержащихся, – уже частью обесценена, частью исправлена самим течением времени, прошедшего с момента ее написания. Вот по меньшей мере сомнительные рекомендации текста, который предполагался как для популяризации основных понятий кибернетики, так и для прогнозирования ее дальнейшего развития. Полное осовременивание выводов оказалось невозможным – для сохранения первоначального замысла книгу пришлось бы переписывать заново. Я же не заменил в ней ни единого слова, только, как я объясню ниже, включил в нее самостоятельное приложение. Потому что, прочитав ее заново, я усмотрел в ней определенную ценность – правда, не ту, что была задумана изначально. Время способствовало тому, чтобы «Диалоги» превратились в свидетельство почти безграничного познавательного оптимизма, какой не только у меня пробудило возникновение кибернетики. В книге рассматривается не столько кибернетика или ее основы, сколько представления о ней конца пятидесятых годов – представления, которые принадлежали отнюдь не только мне. Чтобы этот ее изменившийся характер сделать еще более очевидным, я включил в настоящее издание упомянутое приложение. Прежде всего туда входят два критических наброска, из которых в одном сокращенно представлены исторические перипетии кибернетики, а другой представляет собой рассуждения из области кибернетической теории социопатологических явлений управления. Первый набросок – это сопоставление суждений из «Диалогов» с реальным положением дел в течение шестнадцати лет, прошедших с момента появления книги до сегодняшнего дня. Это сопоставление делает очевидной не только мою наивность; как автор «Диалогов» я выражал суждения, достаточно распространенные в кругах энтузиастов кибернетики в пятидесятые годы. Сравнение мнений тех лет с теперешним состоянием представляет собой интересный материал для истории науки. Он иллюстрирует ту экстраполяционную прямолинейность, какую разжигает в науке, пожалуй, каждый ее переворот; перспективы дальнейшего прогресса в области знаний рисуются тогда современникам так отчетливо, как если бы запутанное, со множеством кружных путей и тупиков движение познания, которое как раз и привело к очередной революции в науке, именно в этот момент должно остановиться и преобразоваться в лавину все более умножающихся знаний – уже без всяких отступлений и преград. Так же регулярно наступает впоследствии расхождение чересчур оптимистических ожиданий с действительностью. Эта регулярность проявилась и в отношении кибернетики. Следует добавить, что реакцией является последующий познавательный пессимизм, диаметрально противоположный предшествовавшему оптимизму, а также то, что такая реакция в большинстве случаев оказывается недоразумением: потому что, хотя кибернетика и не оправдала по сути того, чего от нее ожидали с таким нетерпением – прежде всего, она не стала лекарством для науки от заболевания специализацией (а должна была бы стать как интер– или вообще супердисциплинарное знание, унифицирующее как естественные, так и гуманитарные науки), – однако она реализовала то, чего от нее никто не ожидал. Цифровые машины не стали, правда, равноправными личными партнерами человека, зато они оказались незаменимым уже сегодня инструментом в управлении мировой экономикой; да теория информации не стала новым философским камнем, зато проникла туда, где ее помощь оказалась неожиданной, к примеру, в теоретическую физику; примеров такого расхождения ожиданий и свершений можно было бы привести много.
Учитывая все вышесказанное, я посчитал, что книга с включенным в нее приложением обретает определенное познавательное достоинство – особенно сегодня, когда пышным цветом расцветают футурологические концепции, так часто сводимые к тиражированию старательно детализированных прогнозов, неактуальность и попросту смехотворность которых через пару лет после их обнародования обнаруживается достаточно часто. (Последнее адептами футурологии, пожалуй – с ущербом для дела, – игнорируется. Достаточно сравнить, к примеру, то, что предсказывалось по поводу глобальных изменения в мировой политике в книге Германа Кана «Год 2000», написанной совместно с Дж. Веснером, в 1967 г., чтобы убедиться: что бы ни произошло, произошло совершенно иначе, чем предсказывали «канонические» и «неканонические» «сценарные прогнозы» этого незаурядного произведения.) Задачи познания, несомненно, важнее, чем амбиции футурологов; и именно сопоставление прогнозов и точек зрения, предложенных относительно недавно, с мнениями нынешними может нас многому научить.
Вторую часть приложения составляет очерк в дополнение к тому, о чем идет речь в последних разделах «Диалогов» – проблемам патологии общественного управления. Это замечания неспециалиста; включить их в книгу меня побудило то, что вторая ее часть не потеряла актуальности в такой степени, как первая.
И наконец, я включил в это издание две статейки, опубликованные в свое время в «Философских исследованиях», поскольку тематически они смыкаются с общими выводами. В первой рассматривается «этика технологии и технология этики», вторая же посвящена проблеме «ценности в биологии». Таким образом, первая посвящается проблемам порядка социально-цивилизационного и этического, а вторая – отношениям, существующим между аксиологией и предметом исследования теоретической биологии. Включение обеих статей в это издание я объясняю следующим образом: «Диалоги» были задуманы не как расписанный на голоса трактат о некой новой науке и ее возможном развитии, но как поиск исследовательского инструментария и средств, способных помочь нам в освоении человеческого и нечеловеческого мира. Это значит, что кибернетика была представлена с точки зрения своего возможного применения, а не как «чистая» наука, подобная математике (какой хотели бы ее видеть некоторые ученые). Итак, в конечном счете «Диалоги» стали выражением как любознательности, так и беспокойства, свойственного мышлению нашего времени; и именно эта «первая причина» оправдывает включение в приложение обоих упомянутых опытов.
Краков, декабрь 1971
ДИАЛОГИ
I
ФИЛОНУС. Привет, друг. О чем ты одиноко размышляешь в этом прекрасном парке?
ГИЛАС. А, это ты. Рад тебя видеть. Этой ночью я пришел к мысли, которая открывает перед человечеством беспредельные возможности.
ФИЛОНУС. Что же это за бесценная мысль?
ГИЛАС. Я пришел к убеждению (несомненно, бесспорному), что в будущем люди обретут бессмертие.
ФИЛОНУС. Не ослышался ли я? То есть ты презрел материализм, которому был верен до сих пор?
ГИЛАС. Никоим образом. Мысль моя нисколько не противоречит материализму, напротив, следует из него неуклонным образом.
ФИЛОНУС. Как интересно! Слушаю тебя, друг мой.
ГИЛАС. Как тебе известно, не существует ничего, кроме материи. Эти тучи, эти осенние кроны, это неяркое солнце, мы сами, в конце концов, – все это суть материальные предметы, то есть скопление атомов; разнообразные же особенности тел проистекают из различий атомных структур. Поэтому в наиболее общем смысле можно сказать, что существуют только атомы и их структуры. Так вот, я стал размышлять о том, почему наперекор течению времени я ощущаю себя все тем же самым Гиласом, который бегал здесь ребенком. И я спросил себя: что, это чувство индивидуальной идентичности вызвано идентичностью строительного материала, то есть атомов, из которых оно состоит? Но этого не может быть. Ведь мы знаем благодаря естественным наукам, что атомы нашего тела постоянно обновляются едой и питьем, а также воздухом, которым мы дышим. В костях, нервных клетках, мускулах неустанно заменяются атомы, заменяются так быстро, что через несколько недель все материальные частички, из которых состоял мой организм, уже носятся в речных волнах и среди облаков, я же продолжаю существовать и ощущаю неизменность своей личности. Чему я этим обязан? Наверное, только неизменяемой структуре атомов. Посуди сам, новые атомы моего тела – не те же самые, из каких оно состояло месяц назад, но они такие же, и этого вполне достаточно. Поэтому я могу утверждать, что идентичность моего существования зависит от идентичности моей структуры.