Диалоги - Лем Станислав. Страница 10

ГИЛАС. Нет.

ФИЛОНУС. Не помнишь, потому что это невозможно. Ты – это ты, потому что у тебя есть память. Если бы не она, у тебя не только не было бы никаких воспоминаний, радостных или печальных, ты не помнил бы о собственных переживаниях, заботах, надеждах, ты не мог бы знать (то есть – узнавать) родителей, знакомых, друзей, более того, у тебя не было бы вообще элементарной способности учиться не только в том узком смысле, какой придает этому понятию школа, но и в самом широком. Поэтому ты бы не смог научиться ни ходить, ни действовать, ни смотреть (ведь ты же знаешь, что новорожденные еще только учатся смотреть, то есть подстраивать под краски и движения в поле своего зрения определенные образы, значения, пространственные и временные композиции, отнюдь не рождаясь с уже готовым даром постижения). Точно так же ты не мог бы, ясное дело, научиться говорить, понимать или думать, то есть ты был бы, конечно, живым, но совершенно беспомощным созданием, слепым, глухим, немым и инертным существом, и не было бы способа сформировать в тебе сознательное чувство обособленности твоего существования. Именно поэтому память о событиях, вернее, их обобщение, подчиненное определенным центрам психической жизни, иерархически более высоким, определяет твое «я». Обобщение и – вместе с тем – производное. Производное тысяч и тысяч явлений, которые имели к тебе отношение, в которых ты принимал участие, производное сотен актов выбора, решения, постановки для себя новых целей в свете предшествующих достижений, производное конфликтов и триумфов, поражений и побед как плотских, так и духовных. Все это вместе взятое из года в год, изо дня в день формировало твое «я» до тех пор, пока оно не стало соответствовать тому зрелому, в расцвете умственных сил человеку, которым ты являешься, достойный Гилас. Однако если бы мы начали уничтожать в твоем мозгу все закрепленные там воспоминания, все сведения и весь (также присутствующий в памяти) автоматизм хождения, удерживания равновесия, смотрения, слушания, твоя умственная жизнь делалась бы все более убогой, и в конце концов ты перестал бы быть самим собой и незаметным образом стал бы никем, Гилас, да, никем, пусть даже твое тело продолжало бы жить. Это была бы твоя истинная смерть, смерть твоего «я», полное его уничтожение – такого результата, достойного сожаления, мы достигли бы, исключив те структурные изменения твоего мозга, которые произошли в нем за прошедшее время. Вот каким образом представляется проблема твоего «я», наглядно сводимого к целому множеству разнообразных элементов. Что скажешь?

ГИЛАС. Да, ты действительно прав. Странно, что я сам об этом не подумал, ведь я это все хорошо знаю. Видимо, я пребываю в каком-то особенном смущении, вызванном усилием обнаружить возможности возрождения сознательного существования, ежели пропускаю в своих рассуждениях столь банальные истины.

ФИЛОНУС. Если это настолько поглощает твое внимание, мы можем рассмотреть этот вопрос. Изложи свои мысли.

ГИЛАС. Я старался размышлять как можно более строго и могу сказать, что уже пришел к определенным – пусть даже скромным – результатам. Я пытаюсь понять, нельзя ли математически рассчитать возможность такого события в будущем (после моей кончины), когда определенное количество атомов вновь сложится и соединится в структуру моего живого организма? Не напоминает ли подобная мысль желание рассчитать возможность многократного выбрасывания двенадцати очков в игре в кости?

ФИЛОНУС. Нет, подобная мысль не похожа на вычисление вероятности следующего выпадения костей, мой дорогой. Между последовательностью одинаковых выпадений костей, с одной стороны, и последовательностью существующих друг за другом во времени Гиласов – с другой, нет аналогии в том смысле, какой ты ищешь. Пожалуйста, сформулируй более четко, как ты представляешь себе такое новое пробуждение твоей осознающей происходящее личности?

ГИЛАС. Сегодня ночью, сидя на пороге своего дома, я размышлял, глядя на звезды. Рядом не было ни одной живой души. Я ощущал себя единственным сознательным существом перед лицом бесконечности, перед этими звездами, и мне подумалось, что это не просто мимолетное впечатление, но истина, ибо все вместе взятые живые создания – животные, растения, бактерии, какие только были на земле с начала ее существования до сегодняшнего дня, – представляют собой лишь микроскопически малую, ничтожную часть всей материи Космоса, которая в своей ужасающей громаде туманностей и галактик мертва до самых отдаленных своих границ. Какая же удивительная возможность, думал я, какой же редкий и счастливый случай приводит к тому, что некая мертвая песчинка, некая глыба инертной, безвольной, бесчувственной материи включается в сферу жизненных интересов, и они ее формируют, ассимилируют, превращают в ткани живого существа, она становится высшим творением бытия – мыслящим существом. А ведь такой случай, совершенно необыкновенный, уже произошел с материей моего тела. Так я размышлял под звездным небом. Подумай, друг, ведь та материя, которая наполняет мой череп, когда-то была мертвой, эти атомы фосфора, углерода, кислорода, железа бесконечно обращались в сфере ледяных туманностей, кружили в космическом мраке и вот наконец оказались на Земле и по прошествии миллионов лет, вовлеченные в орбиту эволюции, дошли до того, что превратились в мой мозг! Если же это произошло раз, то почему подобное не может повториться?

ФИЛОНУС. Тебе следовало бы стать поэтом, дорогой Гилас, так ты меня взволновал лирическим жаром своих речей. Однако что касается их познавательной ценности, тут я с досадой вынужден констатировать: она ничтожна. Ведь я уже представил тебе столь жадно искомое тобою событие, а именно – когда твой посмертный прах, твои хладные останки окажутся заново «вовлеченными в орбиту жизненных процессов» в результате поедания тебя твоим двойником на необитаемом острове. Однако ты отверг эту идею как ничего не сулящую в смысле возобновления твоего существования. Должен признать, что та ситуация в деталях своих была несколько тривиальна и далека с точки зрения романтических ценностей от той, которую ты рисовал в своем воображении под звездным небом, но что, милый мой, нас интересует в данный момент: эстетическая оценка событий или же их познавательное содержание?

ГИЛАС. И вновь ты вернул меня с небес на землю, друг. Отрезвленный, я вынужден признать, что мои высказывания были нечеткими и несколько неосмотрительными. Как же так, неужели и впрямь нельзя математически рассчитать шансы моего возобновленного существования после смерти – в сугубо материальном аспекте, отбрасывая метафизические спекуляции на тему души и ей подобных фикций?

ФИЛОНУС. Вопрос о твоем будущем существовании – это вопрос о завтрашнем веянии вчерашнего ветра. Ты представляешь собой неповторимое явление, мой милый.

ГИЛАС. Почему?

ФИЛОНУС. Если не принимать во внимание звезды, ощущение оставленности под звездным небом, стремление к бессмертию и прочие лирические ценности, то дело представляется совсем простым. Да, действительно, можно рассчитать, какова вероятность нового возникновения существа, структурно аналогичного тебе.

ГИЛАС. Вот видишь!

ФИЛОНУС. Подожди. Твое тело могло бы возникнуть, например, в лоне какой-нибудь остывающей туманности посредством особенно удачного соединения именно таких атомов, из каких ты состоишь, причем эти атомы должны были бы сойтись в одном месте и вступить между собой в соответствующие органические связи. Во всяком случае, это было бы явление скорее особенное. Скажи мне, возможно ли, что люди наткнутся в глубине залежей железной руды на современный автомобиль, возникший таким образом, что атомы железа сложились бы случайным образом в раму, мотор с поршнями, провода, колеса, кабели и кузов?

ГИЛАС. Нет, это невозможно.

ФИЛОНУС. Почему? Если спросить физика, он ответит, что его наука не исключает маловероятных событий. Тут нам приходит на помощь второй закон термодинамики, утверждающий, что чаще всего возникают состояния наиболее вероятные. После соответствующих расчетов мы получим результат, согласно которому, например, если в ближайшие семьдесят квинтиллионов лет люди будут активно разведывать залежи железной руды на ста триллионах планет Галактики, то они найдут наш автомобиль (это значит, что находка автомобиля станет фактом с большой долей вероятности). Так вот, произвольная кристаллизация из железной руды автомобиля – чрезвычайно банальное, просто обыденное событие по сравнению с самопроизвольным возникновением человеческого тела посредством стечения восьмидесяти триллионов атомов... Скажем, шансы такого события составляют один к центиллиону. Если Космос будет существовать бесконечно долго, времени у нас достаточно, и такой счастливый для тебя случай в конце концов произойдет. Ну и что из этого? То, что ты с этого «главного выигрыша космической лотереи» ничего не будешь иметь – всего лишь потому, что этот «будущий Гилас» ничем с тобою не связан и между вами нет никакой преемственности. Может быть, он уже сейчас возник в тихом уголке туманности Гончих Псов. Так ведь это он сейчас познает данную туманность и прохаживается в ее вихрях, а не ты. То же самое произошло бы и после твоей смерти. Шансы «забросить Гиласа в игру атомами» соответствуют возможности выпадения двенадцати очков в игре в кости, но здесь возникает то различие, что каждый такой Гилас есть Гилас сам по себе, а не Гилас, связанный как-то с теми другими. Между ними нет связи памяти, представляющей особую форму причинной связи.