Социализм как явление мировой истории - Шафаревич Игорь Ростиславович. Страница 26

Цели, которые ставили себе тогда народы Запада, оказались на этом пути не достигнутыми. Несомненно, что как в любом явлении подобного масштаба, основная причина этой неудачи была ВНУТРЕННЯЯ, она была следствием свободного выбора, того, что в отношении католической Церкви естественно назвать ее грехом. Об этом сказано очень много, и мы лишь напомним широко распространенную точку зрения, согласно которой роковое для Церкви решение заключалось в выборе средств для достижения поставленных христианством целей — такими средствами стали силы мира: власть; богатство; внешний принудительный авторитет. Но нельзя забывать и того, что выбор был сделан в атмосфере непрекращающейся борьбы с силами, враждебными католической церкви, деятельность которых была ВНЕШНЕЙ, хотя и не основной, но очень существенной причиной неудачи, постигшей церковь. Среди этих сил не последнее место занимали еретические движения. Их деятельность протекала в той пограничной полосе, где столь трудно отличить свободные поиски духовной истины от заговора, имеющего целью насильственно свергнуть человечество с избранного им пути. Мы видели примеры того, как абстрактные мистические учения уже в следующем поколении осмысливались в форме разрушения церквей, уничтожения крестов и проповеди убийства всех монахов и священников. Народ отвечал на проповедь ересей взрывами насилия против еретиков. Эти действия первое время осуждались церковью, но постепенно взаимное озлобление, страх перед все шире разливающимися ересями и, главное, соблазн мирской власти, которому не смогла противостоять католическая церковь, привели к крестовым походам против еретиков и созданию инквизиции. Так искривлялся путь, по которому двигалось средневековое общество, и затуманивался стоящий перед ним идеал.

Нет спору, Средние века давали не меньше поводов, чем любое другое время, для неудовлетворенности жизнью и протеста против ее темных сторон. Но, хотя обличение тогдашнего общества и церкви играло большую роль в проповеди ересей, вряд ли можно их рассматривать просто как реакцию на несправедливости и несовершенство жизни. По крайней мере, те ереси, о которых мы говорили, не призывали к улучшению церкви или мирской жизни; анабаптисты, например, не примкнули ни к протестантской реформации, ни к оказавшемуся весьма действенным движению католической реформации. Учения этих сект призывали к полному уничтожению католической церкви, к разрушению тогдашнего общества, а до тех пор, пока такой возможности не представлялось, — к уходу от мира, его враждебному игнорированию.

Именно против основных идей средневекового мировоззрения, которые мы выше схематично очертили, были направлены ереси. Их учения, собственно, и являются непосредственным отрицанием изложенных выше положений, лишь облаченным иногда в мистическую форму. Учение катаров о сотворении материального мира злым богом или отпавшим от Бога духом, имело целью разрушить веру в то, что воплощение Христа благословило плоть и мир, создать пропасть между материальной и духовной жизнью и оторвать членов сект от участия в жизни, руководимой Церковью. В более символической форме это же противопоставление Божества и мира выразилось в ненависти к материальным изображениям Христа и Бога Отца — символам материального воплощения. Интересно, что с этим связана древнейшая из известных в Западной Европе ересей. Еще Клавдий, епископ Турина, в 814–839 гг. велел убрать из церквей своей епархии все иконы и кресты (9, т. II, с. 50). Проповедовал уничтожение икон и умерший в 841 г. Агобард, епископ Лионский (9, т. II, с. 43–46). Несомненно, таково же происхождение захватившего Византийскую империю в VIII веке движения иконоборцев, о котором мы здесь не говорили, чтобы не расширять еще больше круг рассматриваемых нами ересей. В нем видную роль играли павлики-ане — непосредственные предшественники катаров. Та же тенденция разрыва связей между Богом и миром, духом и материей приводила к отрицанию воскресения плоти у катаров. С ней связано враждебное отношение к кладбищам у вальденсов, традиция захоронения мертвых на пустырях и дворах.

Против деятельного участия человека в окружающей жизни было направлено учение катаров о том, что добрые дела не могут привести к спасению, а как источники гордыни — вредны. Ту же функцию имели общие для катаров и вальденсов запреты ношения оружия, клятвы, участия в суде. Катарам же некоторых течений вообще запрещалось иметь общение с мирскими людьми, за исключением попыток их обращения. Еще более радикальны были идеи «свободных духов» и адамитов — отрицание собственности, семьи, государства, всех норм морали. «Божественные» руководители секты явно претендовали на гораздо более высокое место в жизни, чем клир католической церкви. Их идеология отрицала всякую иерархию (кроме, может быть, иерархии их секты) — и не только на земле, но и на небесах. Именно этот смысл имели их полемически заостренные заявления: что они равны Богу во всем, без малейшего различия, что они могут совершать все те же чудеса, что и Христос, или что Христос лишь на кресте достиг состояния «божественности».

Отрицание крещения детей, общее почти всем сектам, основывается на принципиальном неприятии Церкви как мистического сообщества. На ее место они ставят свою церковь, вступление в которую, также сопровождаемое крещением, доступно лишь взрослым, сознательно принимающим ее принципы, и которая, в отличие от католической Церкви, тем самым является союзом сознательных единомышленников. Все эти частные положения сводятся к одной цели: преодолению того соединения Бога и мира, Бога и человека, осуществленного воплощением Христа, которое является основой христианства (по крайней мере, в его традиционном толковании). Для этого имелось два пути: отрицание мира или отрицание Бога. Первым путем шли манихейско — гностические секты, учение которых отдавало мир во власть злому богу и признавало единственной целью жизни — спасение от плена материи (для тех, для кого это возможно). Пантеистические секты, наоборот, не только не отказывались от мира, но провозглашали идеи господства над ним (опять-таки для избранных, причем другие, «грубые» люди включались в категорию мира). В их учении можно найти прообраз идеи «покорения природы», ставшей столь популярной в последующие века. Но господство над миром считалось достижимым не на пути исполнения замысла Бога, а путем отрицания Бога, превращения самих избранных «свободных духов» — в богов. Социальное проявление этой идеологии можно видеть в крайних течениях движения таборитов. Наконец, анабаптисты, по-видимому, пытались осуществить синтез обеих тенденций. В «воинствующей» фазе они проповедовали господство избранных над миром, причем идеи господства совершенно вытесняли христианские черты их мировоззрения (например, Мюнцер писал, что его учение в равной мере доступно христианам, иудеям, туркам и язычникам). В «мирной» же фазе, как можно видеть на примере Моравских братьев, верх брало бегство от мира, осуждение его и разрыв с ним всех связей — материальных и духовных (например, арестованный властями в 1527 г. Михаэль Затлер из Моравских братьев на следствии сказал, что он не стал бы помогать своему отечеству и христианам, даже если бы в страну вторглись турки).

Идеи хилиастического социализма составляли органическую часть этого мировоззрения. Требование уничтожения частной собственности, семьи, государства и всей иерархии тогдашнего общества имели целью выключить участников движения из окружающей жизни и поставить во враждебные, антагонистические отношения к «миру». Несмотря на то, что эти требования занимали количественно небольшое место в общей идеологии еретических сект, они были столь характерны, что в значительной мере могли служить определяющим, родовым признаком всего движения. Так, Деллингер, на которого мы раньше ссылались, в другой своей книге так характеризует отношение сект к жизни: