Философия киников - Нахов Исай Михайлович. Страница 53

Чем же объясняется спад кинической популярности в два последних века до начала новой эры? Обычный ответ сводится к следующему: кинизм — это образ жизни, теории он не создал, и потому со смертью Диогена в Кратета школа прекратила свое существование (Дадли). Эта концепция хотя бы потому неверна, что кинизм просуществовал еще добрых шесть столетий. В чем все же причина упадка школы?

Греция, оккупированная Римом, переживала глубокий и затяжной кризис, сказавшийся на умонастроениях. Бунтарство сменилось апатией. Малодушие и неверие в силы человеческие обернулись мистикой, возрастанием веры в силу божественную, которая освободит человечество, ожиданием мессии, спасителя. Именно в это время наряду с распространением восточных религий зарождается христианская догматика. Киники с их рационализмом и атеистическим пафосом были органически чужды этим все усиливающимся настроениям квиетизма в мессианизма, а оппозиция угнетенных приобрела новый религиозно-мистический характер. Во главе различных движений протеста становились «пророки», «святые», «учителя истины», чьи социальные требования приобретали открыто религиозную окраску. Народ жаждал не только свободы, но и утешения. Киники не утешали, они критиковали, смеялись, протестовали, философствовали. «Для того чтобы дать утешение, нужно было заменить не утраченную философию, а утраченную религию. Утешение должно было выступить именно в религиозной форме…» [155]*. Киники не уловили смены настроений в народе, дух времени учуял и подхватил стоицизм, влившийся затем в новую религию — христианство. Впоследствии эти новые веяния не миновали и кинизм, поэтому между киниками и стоиками появилось много общего. «От позднего стоицизма кинизм (II–I вв. до н. э. — И. Н.) отличается лишь односторонностью и грубой прямолинейностью, с которыми он проводил в сущности те же идеи» [156]*. Теперь понятно, почему киники не смогли сохранить своей былой популярност смешки над пустыми философскими спорами, осуждение ванных и апатичных массах, увлеченных надеждой на загробное воздаяние и карающий неправедных меч спасителя. Деятельность киников временно замерла, чтобы вновь возродиться в первых веках новой эры.

КИНИЗМ РАННЕЙ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ (I–III ВВ. Н. Э.)

В произведениях греческих и римских писателей начала новой эры вновь и вновь наталкиваемся на упоминания о странствующих кинических проповедниках, людях сильной воли, мысли и мужества, а также о тех, кто пристал к кинизму — попутчиках, лжефилософах, рядившихся в обветшавшее тряпье древних киников. Для возрожденного подлинного кинизма, представленного именами Деметрия, Эномая, Демонакта и др., характерен возврат к радикализму, непримиримости и ригоризму кинических схолархов. Теперь нет места соглашательству и компромиссам, киники обличали диктатуру и террор, поносили императоров и всех власть имущих.

Причина кинического возрождения — в новом нажиме на народные массы. Торжество Рима не облегчило, а ухудшило положение населения завоеванных стран, испытывавших теперь на себе двойной гнет — своих и римских эксплуататоров. Грабеж провинций достиг таких размеров, что даже террористическому режиму первых императоров из дома Юлиев — Клавдиев пришлось издавать специальные законы, обуздывающие разыгравшиеся аппетиты наместников, что, впрочем, не мешало облагать подданных новыми налогами. Все это вызвало обострение классовой борьбы, и столкновения между местным населением и римлянами часто перерастали в открытые восстания, сепаратистские движения и освободительные войны (Иудейская война, восстание Цивилиса, движение ЛжеНерона и др.). Мира в Римской империи никогда не было. Социальные контрасты достигли своего апогея — баснословная роскошь и ужасающая нищета, полное бесправие масс и безудержный произвол верхов. Эти процессы нашли отражение не только в движении сопротивления, политике, но и в идеологии — в кинической философии и овладевавшей миром христианской религии. Причины возникновения и распространения христианства — в то же время причины возрождения кинической школы. Они блестяще проанализированы Энгельсом в работах о первоначальном христианстве. Как и кинизм, «новая философия религии переворачивает прежний порядок вещей, вербуя своих последователей среди бедняков, несчастных, рабов и отверженных, и презирая богатых, могущественных, привилегированных…» [157]* В описываемую эпоху христианство, однако, имело больше шансов на успех, хотя бы потому, что кинизм требовал от своих приверженцев слишком многого, а его попутчики дискредитировали движение. Первые христиане рекрутировались из той же среды, которая составляла социальную базу кинизма, — из низших слоев народа.

Как среди христиан, так и среди «философов» скрывалось немало грязных элементов. Квинтилиан в I в. н. э. с возмущением рассказывает о презренных людях, которые на людях ведут себя как аскеты, а тайком предаются самым разнузданным порокам и чревоугодию. Примерно о том же говорят Эпиктет, Марциал, Дион Хрисостом, Лукиан, Петроний, Ювенал, Авл Геллий. Вот что рассказывает о лжекиниках своего времени Лукиан. Многие рабы и бедняки присвоили себе внешний вид философов: «…небольших хлопот стоило накинуть на себя грубый плащ, приладить суму, взять дубинку в руки, поднять крик… браня и порицая всех. Они знали, что нисколько не пострадают за свои речи, ибо уважение, внушаемое самим видом философа, сулило им полную безопасность…» (Беглые рабы, 14). Во II в. н. э. фигура киника стала обычной принадлежностью всякого сборища, причем настоящего подвижника было трудно отличить от шарлатана. Несмотря на массу лжекиников, составлявших «грязную пену» движения, нельзя на этом основании делать скороспелые выводы о сущности кинизма этой эпохи. Среди философов, искренне преданных древним киническим идеалам, было немало достойных и уважаемых людей, вызывавших восхищение своими смелыми и открытыми нападками на монархию. Киническая критика беспокоила императоров, о чем говорят репрессии, начавшиеся при Тиберии и продолжавшиеся даже при умных и «терпимых» Антонинах. Светоний рассказывает, как киник Исидор обличал Нерона, а киники Диоген и Герас смеялись над браком Тита и Береники (Дион Кассий, 65, 15). В провинциях киники подстрекали массы на восстания против римских властей. Недаром при Нероне, Веспасиане, Домициане всех философов изгоняли из Рима, а некоторых бичевали и даже казнили.

Возрожденный кинизм эпохи ранней Римской империи стремился вернуться к истокам, оживить слова и дела Антисфена и Диогена. Древний ригоризм нашел новое воплощение во взглядах и поступках Деметрия, Демонакта, Диона из Прусы, Эномая, в содержании фиктивных «Писем киников». Главный герой киников римского периода — Диоген, характерная фигура — современник Сенеки Деметрий. Хотя свидетельств о нем сохранилось немного, однако они рисуют сильный и благородный характер. Впервые его имя всплыло при Калигуле (Сенека. О благодеяниях, VII, 11), о нем хорошо знают при Нероне и Веспасиане. За связь с казненным республиканцем Тразеей Петом, который был его учеником, и резкие нападки на знать Деметрий изгоняется за пределы Италии, но после гибели Нерона возвращается в Рим. Вторично киника подвергают изгнанию в 71 г. при Веспасиане, против которого он также выступал (Дион Кассий. 66, 13).

Деметрий не только противник монархии, он враг государства вообще. В непримиримости к насилию и деспотизму он не уступал Диогену. Сенека воздает хвалу мудрости и деятельному характеру киника (О благодеян., VII, 8, 2; О счастл. жизни, 18, 3; пис. 62, 3), возродившему культ трудных подвигов во имя человека и отстаивавшему свои идеалы, совершенно не похожие на мечты перепуганных обывателей. Однако в духе времени кинизм Деметрия слегка окрашен в религиозные тона (Сенека. О провидении, V, 5).

Дион из Прусы, прозванный Хрисостомом (Златоустом) [158]*,— выдающийся философ, ритор и писатель I–II вв. н. э. — в известном смысле типичная фигура эпохи, символизирующая внешнюю близость двух самых распространенных в Римской империи учений — стоицизма и кинизма. По своему поведению и нравственным симпатиям Дион ближе к кинизму, в политике — стоикам. Происходя из богатой и знатной семьи вифинского г. Прусы (совр. Бруза в районе Дарданелл), начал свою карьеру как ритор. В Рим он приехал еще молодым человеком и скоро завоевал себе известность, сблизился со столичной аристократией. Когда его как друга казненного Флавия Сабина, заподозренного в заговоре против Домициана, изгнали из Италии и запретили даже жить в родной Вифинии, он под влиянием дельфийского оракула (Дион. Хрис. XIX, 9) начал жизнь странствующего проповедника. Скитания забрасывали его в самые отдаленные уголки империи, ему пришлось заниматься тяжелым физическим трудом. Знакомый с нравами придворной жизни, теперь он понял, что настоящее гостеприимство встретил лишь в домах бедняков (VII, 65). Когда я нищим бродил по дорогам, одни принимали меня за философа, другие — за попрошайку, — рассказывал Дион (XIII). В годы вынужденного изгнания он пишет серию речей, пропитанных киническим духом, идеями антисфеновского и диогеновского радикализма, близких к киническим диатрибам (речи VI, VIII, IX, X, XIII и др.). Их главный герой — Диоген. Кинико-стоическими идеями проникнуты «Эвбейская» и «Борисфенитская» речи с их идеализацией трудолюбивой жизни простых людей на лоне природы.