Собрание сочинений, том 17 - Маркс Карл Генрих. Страница 35

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1758, 1 октября 1870 г.

ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XX

Даже после непостижимых ошибок, которые привели к фактическому уничтожению французских армий, вызывает удивление тот факт, что Франция, в сущности, оказалась во власти победителя, захватившего всего лишь одну восьмую ее территории. Часть страны, действительно занятая немцами, ограничена линией, проходящей от Страсбурга до Версаля и от Версаля до Седана. Внутри этой узкой полосы французы еще удерживают крепости Париж, Мец, Монмеди, Верден, Тионвиль, Бич и Фальсбур. Наблюдением за этими крепостями, их блокадой или осадой заняты почти все силы, которые до настоящего времени были направлены во Францию. Возможно, что у немцев остается достаточно конницы, чтобы очистить от противника территорию вокруг Парижа до Орлеана, Руана и Амьена и даже дальше; но об оккупации всерьез какого-нибудь обширного района в настоящий момент и думать нечего. Правда, в Эльзасе, к югу от Страсбурга, сейчас находится около 40000 или 50000 войск ландвера, и численность этой армии может почти удвоиться после присоединения большей части осадного корпуса из-под Страсбурга. Эти войска, по-видимому, предназначаются для продвижения в южную часть Франции: утверждают, что они должны двинуться на Бельфор, Безансон и Лион. Каждая из этих трех крепостей представляет собой большой укрепленный лагерь с отдельными фортами, расположенными на достаточном удалении от главного крепостного вала; осада или даже серьезная блокада сразу всех этих трех крепостей потребовала бы больших сил, чем те, которыми располагает эта армия. Поэтому мы уверены, что это утверждение распространяется просто для отвода глаз и что новая германская армия уделит этим крепостям лишь минимальное-внимание; она вступит в долину Соны, в богатейшую часть Бургундии, опустошит ее, а затем двинется к Луаре, чтобы установить связь с армией, окружающей Париж, и действовать в зависимости от обстоятельств. Но даже эти крупные силы, пока они не имеют непосредственной связи с армией, находящейся под Парижем, — связи, которая позволит ей обходиться без прямых и самостоятельных коммуникаций с Рейном, — даже эти крупные силы используются только для рейдов и не в состоянии удержать в своем подчинении обширную территорию. Таким образом, их действия в течение ближайших недель не увеличат фактически захваченную немцами французскую территорию, которая по-прежнему будет ограничиваться лишь одной восьмой всей территории Франции; и все-таки Франция, хотя она и не хочет этого признать, фактически завоевана. Как же это стало возможным?

Главной причиной этого является чрезмерная централизация всей системы управления во Франции, особенно военного управления. Вплоть до самого последнего времени Франция была разделена для военных целей на двадцать три округа; в каждом из них, насколько это было возможно, находились гарнизоны, состоящие из одной пехотной дивизии с кавалерией и артиллерией. Между командующими этими дивизиями и военным министерством не было промежуточного звена. Больше того, эти дивизии были просто административными, а не военными организациями. Составлявшие их полки не предполагалось сводить во время войны в бригады; они только в мирное время подчинялись в дисциплинарном отношении одному и тому же генералу. В случае угрозы войны их могли направить в совершенно различные армейские корпуса, дивизии или бригады. Дивизионного штаба, кроме штаба, Выполняющего административные функции, или состоящего лично при командующем генерале, вообще не существовало. При Луи-Наполеоне эти двадцать три дивизии были объединены в шесть армейских корпусов, каждый под командованием маршала Франции. Но эти армейские корпуса, так же как и дивизии, не были постоянными формированиями на случай войны. Они были организованы для политических, а не для военных целей [68]. Настоящего штаба у них не было. Они представляли собой полную противоположность прусским армейским корпусам, каждый из которых имеет постоянную организацию для войны с определенным количеством пехоты, кавалерии, артиллерии и инженерных войск, а также с военным, санитарным, юридическим и административным штабным управлением, готовым к проведению военной кампании. Во Франции административная часть армии (интендантство и т. д.) получала приказы не от командующего — маршала или генерала, — а непосредственно из Парижа. Если при таких условиях Париж оказывается парализованным, если коммуникации с ним перерезаны, то в провинциях не остается никакого организующего ядра; они оказываются точно так же парализованы и даже, может быть, в еще большей степени, поскольку освященная столетиями зависимость провинций от Парижа и его инициативы благодаря стародавнему обычаю стала неотъемлемой частью национального символа веры, восставать против которого не только преступление, но и святотатство.

Помимо этой главной причины существует другая, хотя и второстепенная, но в данном случае вряд ли менее важная; она состоит в том, что в результате внутреннего исторического развития Франции ее центр находится в опасной близости к ее северо-восточной границе. Триста лет тому назад это обстоятельство имело гораздо большее значение. Париж тогда находился на окраине страны. Целью почти непрерывного ряда войн против Германии и Испании, когда последняя владела Бельгией, было прикрыть Париж с востока и северо-востока большим пространством завоеванной территории. С того времени, как Генрих II захватил три епископства — Мец, Туль и Верден (1552 г.), — и до революции таким путем были завоеваны и присоединены к Франции Артуа, часть Фландрии и Эно, Лотарингия, Эльзас и Монбельяр, чтобы служить буферами, которые примут на себя первый удар при вторжении, направленном против Парижа. Мы должны признать, что этническая принадлежность, язык и обычаи населения предопределили превращение почти всех этих провинций в неотъемлемую часть Франции, и что Франция — благодаря, главным образом, революции 1789— 1798 гг. — сумела полностью ассимилировать и остальные. Но даже и тогда Париж остался подверженным опасности. От Байонны до Перпиньяна и от Антиба до Женевы сухопутная граница страны находится на значительном удалении от Парижа. От Женевы через Базель до Лаутербурга в Эльзасе это расстояние не меняется; граница образует дугу, описанную из Парижа как из центра и имеющую одинаковый радиус в 250 миль. Но в Лаутербурге граница отходит от этой дуги и образует внутри нее хорду, которая в одном месте находится только в 120 милях от Парижа. «La ou_le Rhin nous quitte, le danger commence» [«Опасность начинается там, где Рейн нас покидает». Ред.], — сказал Лавалле в своем шовинистическом произведении о границах Франции [69]. Но если мы продолжим указанную дугу в северном направлении от Лаутербурга, то мы обнаружим, что она почти точно проходит по течению Рейна до моря. Вот в чем действительная причина французских притязаний на весь левый берег Рейна. Только после приобретения этой границы Париж будет прикрыт с его наиболее обнаженной стороны одинаково отстоящими от него границами, имея к тому же реку в качестве пограничной линии. И Франция, несомненно, получила бы право на это, если бы руководящим принципом европейской политики была безопасность Парижа в военном отношении. К счастью, дело обстоит не так; и если Франция предпочитает иметь своей столицей Париж, то ей надлежит принять как должное наравне с его преимуществами связанные с этим невыгодные стороны, одной из которых является то, что оккупация небольшой части Франции, включая Париж, парализует ее деятельность как нации. Но если дело обстоит так, если Франция из-за того, что ее столица не защищена, не приобретает право на Рейн, то и Германии следует помнить, что военные соображения подобного характера дают и ей не больше прав претендовать на французскую территорию.

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1759, 3 октября 1870 г.