Собрание сочинений, том 15 - Маркс Карл Генрих. Страница 9

Из прилагаемой таблицы можно составить себе представление о количестве покровительственных пошлин, взимавшихся в 1858 г. Англией с французских товаров:

Товары / Пошлины(ф. ст.)

Корзины 2 061

Масло 7 159

Фарфор и фарфоровые изделия 1 671

Часы стенные 3 928

Кофе 4 311

Яйца 19 934

Вышивки 5 572

Искусственные цветы 20 412

Фрукты 7 347

Кружева 1 858

Сапоги, башмаки и другие изделия из кожи 8 883

Перчатки 48 839

Музыкальные инструменты 4 659

Масла технические 2 369

Бумажные обои 6 713

Плетеная солома для шляп и пр 11 622

Шелковые ткани 215 455

Коньяк и другие спиртные напитки 824 960

Сахар 275 702

Чай 14 358

Табак 52 696

Часы ручные 14 940

Вино 164 855

Большинство взимаемых таким образом пошлин представляло собой покровительственные пошлины, как, например, пошлины на корзины, стенные часы, кружева, обувь, перчатки, шелковые ткани и т. д. Другие пошлины, как, например, пошлины на водку и т. д., были выше, чем английские акцизные сборы с британских спиртных напитков, и постольку также носили покровительственный характер. Даже обычные фискальные пошлины, как, например, пошлину на вино, последовательный фритредер мог бы считать покровительственными пошлинами, так как почти невозможно взимать налоги с иностранного товара, не оказывая в то же время покровительства подобному, если не тождественному, товару внутреннего рынка. Так, например, фискальная пошлина на иностранное вино может рассматриваться как покровительственная пошлина в отношении местного пива и т. д. В силу только что заключенного договора все английские пошлины на французские изделия будут немедленно отменены, а пошлины на водку, вино и другие товары будут уравнены с английскими акцизными сборами или с теми таможенными пошлинами, которые ныне взимаются с подобных же продуктов (например, с вин), ввозимых из британских колоний. С другой стороны, французские изменения тарифа будут окончательно проведены не раньше октября 1861 г., как видно из следующего сообщения, взятого из французской правительственной газеты:

1 июля 1860 г. — отменяются импортные пошлины на хлопок и шерсть.

1 июля 1860 г. — к английскому углю и коксу применяется бельгийский тариф.

1 октября 1860 г. — вместо существующих пошлин на железо вводится пошлина в 7 франков со 100 килограмм.

31 декабря 1860 г. — понижаются пошлины на ввозимые машины.

1 июня 1861 г. — отменяется запрет на ввоз пеньковых ниток и ткани из пеньки, устанавливаются пошлины, не превышающие 30 %.

1 октября 1861 г. — отменяются все остальные запреты на ввоз, вводятся покровительственные пошлины ad valorem [в соответствии с ценой. Ред.] на пятилетний срок и не превышающие 25 % после этого срока.

Если не считать снижения пошлины на английский уголь до тех размеров, в каких она ныне взимается с бельгийского угля, то все сделанные Францией кажущиеся уступки носят, по-видимому, весьма двусмысленный характер. Так, например, цена тонны чугуна № 1 (уэльского) составляет в настоящее время 3 ф. 10 шилл., французская же пошлина на него составит приблизительно еще 3 фунта. Лондонский «Economist» [17] признает, что 30-процентная пошлина ad valorem на предметы, ввоз которых был до сих пор запрещен, будет носить в сущности покровительственный характер. Поскольку снижение пошлин на английские товары — действительное или кажущееся — откладывается на будущее, постольку английское правительство играет в сущности роль страхового общества, гарантирующего сохранение власти за Луи-Наполеонон в течение данного срока.

Настоящая же тайна этого торгового договора заключается именно в том, что «это вовсе не торговый договор», а просто обман, который должен сбить с толку коммерческий ум Джона Буля и прикрыть секретный политический план; тайна эта была мастерски разоблачена г-ном Дизраэли во время дебатов по поводу адреса. Сущность его разоблачения сводилась к следующему:

«Несколько лет тому назад французский император сделал заявление, похожее на то письмо, которое недавно было им послано государственному министру; в этом заявлении он предложил полностью упразднить запретительную систему и принять меры, вроде тех, какие упоминаются в его недавнем манифесте. В 1856 г. законопроект в этом духе и был внесен в Corps Legislatif [Законодательный корпус. Ред.], однако до того, как он был принят, он был предложен на рассмотрение 86 провинциальных советов Франции, которые, за исключением 6, все высказались за предложенный законопроект, с той оговоркой, что до введения в действие новой системы должно пройти некоторое время. В результате император согласился с этим предложением, и его решение об осуществлении этой системы было изложено в нескольких публичных документах. Датой вступления в силу этого закона был назначен июль 1861 года. Поэтому все то, что Франция обязуется ввести в действие в июле 1861 г. на основании заключенного договора, было уже предусмотрено во Франции законодательным путем».

Написано К. Марксом 28 января 1860 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5868, 14 февраля 1860 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Ф. ЭНГЕЛЬС

ВОЕННАЯ РЕФОРМА В ГЕРМАНИИ

Итальянская война 1859 г., еще в большей степени, чем Крымская война [18], установила тот факт, что французская военная организация — лучшая во всей Европе. Из всех европейских армий, исключая французскую, австрийская армия стояла, без сомнения, выше всех; тем не менее в непродолжительную кампанию 1859 г. армия в целом не смогла выиграть ни одного сражения, хотя ее солдаты покрыли себя славой. Даже принимая во внимание бездарность генералитета, отсутствие единства в командовании и некомпетентное вмешательство императора, все же единодушным впечатлением австрийских полковых офицеров, а также солдат было то, что отсутствие побед у этой армии отчасти объяснялось организацией, менее приспособленной к нуждам современной войны, чем организация их противников. А если австрийская армия, всего несколько лет тому назад полностью реорганизованная, оказалась неудовлетворительной, то чего же можно было ожидать от других армий, организация которых относилась к еще более отдаленным временам?

В том, что французы превосходили всех в этом отношении, нет ничего удивительного. Любая нация, обладающая некоторыми военными способностями и ведущая в течение двадцати пяти лет малую войну в таком колоссальном масштабе, как война в Алжире [19], не может не развить благодаря этому боевые качества своих войск в высокой степени. В то время как Англия и Россия вели свои войны в Индии и на Кавказе главным образом при помощи специально предназначенных для этой цели войск, большая часть французской армии прошла алжирскую школу. Франция действительно извлекла наибольшую пользу из этой школы, которая стоила многих человеческих жизней и денег, но была чрезвычайно эффективна и плодотворна с точки зрения приобретения ценного боевого опыта. Последовавшая затем Крымская война, другая школа более крупного масштаба, вселила в солдата большую уверенность, показав ему, что опыт, приобретенный им в походах против кочевых племен и иррегулярных отрядов, одинаково полезен и применим в борьбе с регулярными войсками.

Что при таких возможностях нация, наделенная исключительными военными способностями, должна была довести свою боевую организацию до степени совершенства, превосходящей все достижения ее соседей, — этот факт, бесспорно доказанный при Мадженте и Сольферино [20], все же вызвал удивление, особенно в Германии. Военные педанты этой страны были так уверены в своем мнимом превосходстве над ветреными, непостоянными, недисциплинированными и безнравственными французами, что этот удар буквально ошеломил их. С другой стороны, более молодые и более образованные круги австрийской и прочих немецких армий, всегда возражавшие против педантизма, сразу подняли голос. Австрийские офицеры, только что побывавшие под Маджентой, первыми стали говорить, — и это совершенно верно, — что французы не носят на себе ранцев во время боя, что у них нет ни галстуков, ни стоячих воротников, ни тесных мундиров или брюк; они одеты в широкие шаровары и просторный мундир с отложным воротником, шея и грудь у них совершенно свободны, головы их покрыты легкими кепи, а патроны они носят в карманах брюк. Куда австрийские солдаты приходят усталые и запыхавшиеся, туда французы являются свежие, с песнями, готовые к любому физическому напряжению. Об этом сообщали австрийские офицеры в своих письмах с поля битвы, а прусские, баварские и прочие офицеры вскоре стали повторять то же самое. Страшный факт был налицо. Солдаты действительно осмеливались противостоять врагу, не неся с собой обременительной массы предметов, которые почти все служат для парадности и внешнего фона войны и которые вместе взятые являются для солдата чем-то вроде смирительной рубашки; и, несмотря на отсутствие этой смирительной рубашки, они вышли победителями из всех сражений. Этот факт был настолько серьезным, что даже немецкие правительства не могли закрыть на него глаза.