Собрание сочинений. Том 11 - Маркс Карл Генрих. Страница 35

Понятно, что подобные объяснения министров способствуют росту уже посеянных зерен недоверия. То обстоятельство, что роль английской армии в Крыму была сведена к несению караульной службы у Балаклавы, сильно задело национальное чувство англичан. Затем появилась полуофициальная статья в «Moniteur» [86] с «императорскими» размышлениями об английской конституции. Статья вызвала резкие реплики со стороны английской еженедельной прессы. После этого был опубликован Брюссельский мемуар [87], в котором Луи-Наполеон изображается, с одной стороны, инициатором крымской экспедиции, а с другой — инициатором уступок Австрии. Комментарии к этому Мемуару, появившиеся, например, в «Morning Advertiser», напоминают своей резкостью «Письма Англичанина» [А. Ричардса. Ред.] по поводу государственного переворота 2 декабря [88].

Какие отклики находит все это в подлинно народной печати, можно судить по следующей выдержке из чартистского органа «People's Paper» [89]:

«Бонапарт заманил Англию в Крым… Наша армия, попавшая в ловушку, была поставлена им в такое положение, что она подорвала силу русской армии раньше, чем эта армия пришла в соприкосновение с его собственной армией. На Альме, под Балаклавой, под Инкерманом, под Севастополем англичане оказались на самых опасных позициях. Они вынуждены были принять на себя главный удар и понести наибольшие потери. Если сравнивать с Францией, то, согласно договору, Англия должна была выставить лишь одну треть армии. Этой трети пришлось вынести на себе основную тяжесть почти всех сражений. Эта же треть должна была удерживать больше половины позиций под Севастополем. Наша армия была уничтожена, потому что она не могла подвезти продовольствие и обмундирование, которые гнили в Балаклаве; не могла потому, что между Балаклавой и Севастополем не было дороги, а не было этой дороги потому, что Наполеон настоял на том, чтобы англичане, располагая менее чем одной третью всех войск, выполняли больше половины окопных работ; это не давало им возможности выделить необходимое количество людей для строительства дорог… В этом заключается секрет, на который намекали Грехем, Герберт и Гладстон… Таким образом, Наполеон умышленно погубил 44000 наших солдат» и т. д.

Все эти признаки недоверчивого отношения к французскому союзнику и недовольство им приобретают значение благодаря тому, что во главе правительства стоит лорд Пальмерстон, — человек, который всякий раз поднимается вверх, используя в качестве лестницы союз с Францией, а затем внезапно создает такое положение, при котором вместо союза между Англией и Францией становится почти неизбежной война. Так было в период турецко-сирийских событий 1840 г. и договора от 15 июля [90], которым он увенчал десятилетний союз с Францией. Сэр Роберт Пиль в 1842 г. заметил но этому поводу, что «он никогда толком не мог понять, почему был расторгнут союз с Францией, — союз, которым благородный лорд, казалось, всегда так гордился».

То же было в 1847 г. в связи с испанскими браками [91]. В 1846 г. Пальмерстону удалось снова занять свой пост лишь после того, как он нанес визит Луи-Филиппу, с большой торжественностью помирился с ним и польстил французам в одной из своих речей в палате общин. В 1847 г. он уверял, что Луи-Филипп расторг союз, так как нарушил Утрехтский договор [92] (договор, который утратил силу в 1793 г. и с тех пор больше не возобновлялся) и совершил акт «вероломства» по отношению к английской короне. Что касается вероломства, то доля правды здесь имеется, но, как показали опубликованные впоследствии документы, Пальмерстон самым искусным образом толкал французский двор на это вероломство, чтобы получить предлог для разрыва. Таким образом, оказалось, что лукавый Луи-Филипп, рассчитывая перехитрить Пальмерстона, сам попался в заботливо расставленные сети этого «шутника» виконта. Лишь февральская революция помешала тогда возникновению войны между Англией и Францией.

Написано К. Марксом 6 марта 1855 г.

Напечатано e «Neue Oder-Zeitung» № 115, 9 марта 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС

СЛЕДСТВЕННАЯ КОМИССИЯ

Лондон, 7 марта. Слухи о предстоящем роспуске парламента под тем предлогом, что следственная комиссия компрометирует союз с Францией, по-видимому, подтверждаются. Корреспондент газеты «Morning Advertiser» замечает по этому поводу:

«Кто придал комиссии гласный характер? Лорд Пальмерстон, который, как утверждают, намерен распустить парламент. Робак, который требовал расследования и добился его, настаивал на секретности. Лорд Пальмерстон, который высказывался против расследования, но вынужден был уступить в этом вопросе, стоял за гласность. Сначала он заставляет комиссию избрать самый предосудительный с точки зрения наших внешних союзников путь, а затем предосудительность этого пути служит для министра основанием, чтобы распустить парламент, прекратить расследование и втихомолку посмеяться над тем и другим».

В этой связи газета «Morning Herald» пишет в передовой статье между прочим следующее:

«Когда союзные армии заняли свои позиции под Севастополем, английский контингент в численном отношении был сильнее французского; последовавшее затем опустошение рядов нашей армии целиком объясняется недостатком резервов на Средиземном море и организованной милиции в самой Англии, так как в силу этих причин английская армия была лишена необходимых подкреплений. Попытка впутать в дебаты имя наших союзников является едва прикрытой уловкой со стороны отчаявшихся и бессовестных людей, стремящихся отвести от себя следствие, которое, как они знают, должно оказаться роковым для их будущей политической карьеры. Лорд Кларендон, используя обходные пути, добивался свидания с французским императором с единственной целью заставить его сделать заявление или высказать суждение, которое можно было бы истолковать как неодобрение следственной комиссии. Теперь, когда это удалось, министры-патриоты ставят себе целью запугать палату угрозой роспуска и апеллировать к стране под лозунгом: союз с Францией в опасности!»

Совершенно очевидно, что если эта уловка служит английскому правительству для того, чтобы избавиться от следственной комиссии, то вместе с тем она наносит вред и союзу с Францией и подготавливает таким образом как раз то, что она якобы должна предотвратить. Французский союзник уже скомпрометирован утверждением, что от комиссии следует отказаться, потому что она-де может раскрыть компрометирующие французского союзника «деликатные и опасные» тайны. Упразднение комиссии говорило бы против него гораздо больше, чем может сказать сама комиссия. К тому же самое поверхностное знакомство с постоянными колебаниями общественного мнения Англии убеждает нас в том, что упразднение комиссии или роспуск палаты, воспринятые как большая уступка иностранной державе, сделанная якобы по требованию Бонапарта, вызовет при первом же удобном случае ответную реакцию — попытку сильнейшего противодействия французскому влиянию.

Из отчетов о двух первых заседаниях следственной комиссии приведем показания генерала сэра де Лейси Эванса. На Мальте, куда был послан чиновник интендантства незадолго до того, как армия отбыла из Англии, он к своему удивлению узнал, что ни одного мула закуплено не было. В Скутари не были сделаны необходимые приготовления для убоя скота и выпечки хлеба. Уже тогда обнаружилось, что некоторые установленные казначейством правила сильно препятствуют нормальной работе. Эванс твердо уверен, что в начале войны господствовала иллюзия, будто все дело уладится без единого выстрела, а потому нет надобности создавать различного рода склады. Хотя интендантство находится под контролем главнокомандующего, однако оно тесно связано также и с казначейством (следовательно, с премьер-министром), и его чиновникам, по-видимому, внушали, что было бы сумасбродством производить расходы, необходимые для настоящей войны. В Варне почти ничего не было подготовлено для приема раненых. Все, очевидно, были убеждены в том, что в этой войне раненых не будет. Ничего не было сделано, чтобы дать возможность армии немедленно начать полевые действия. Когда русские перешли Дунай, Омер-паша обратился к англичанам за помощью, но ему ответили, что армия не располагает необходимыми транспортными средствами, о которых, разумеется, следовало бы позаботиться гораздо раньше. Правительство все еще ждало нот и протоколов из Вены и не прилагало больших усилий к тому, чтобы подготовить армию к походу. За такое промедление ответственно, конечно, правительство, а не интендантство. Русские начали уже осаду Силистрии, а армия все еще не была готова к выступлению. Обеспечение армии продовольствием возложено на два ведомства — на интендантство и на управление главного квартирмейстера. Конфликты с интендантством стали обычным явлением. Чиновники интендантства, возможно, были бы хорошими писарями в казначействе. Фактически они только перепиской с казначейством и занимались. На войне же они оказались совершенно непригодными. Заготовка продовольствия даже на расстоянии 18 миль от Варны представляла величайшую трудность. Персонал интендантства в Варне оказался столь малочисленным, что пришлось выделить для интендантской службы 100 унтер-офицеров. Высокая смертность среди солдат в Варне объясняется главным образом подавленным настроением, которое явилось следствием томительного и продолжительного бездействия.