Собрание сочинений. Том 11 - Маркс Карл Генрих. Страница 81

Нам говорят, что они могут разрушить Одессу, Херсон, Николаев и даже высадить большую армию в Одессе, укрепиться там так, чтобы отразить натиск любого количества русских, а затем уже действовать в зависимости от обстоятельств. Кроме того, они могут послать войска на Кавказ и чуть ли не уничтожить русскую армию под командованием Муравьева, которая занимает сейчас Грузию и другие части Закавказья. Что ж, предположим, что все это осуществлено, но тут снова встает вопрос: что будет, если и после этого Россия откажется заключить мир, а она наверняка это сделает? Не следует забывать, что Россия находится в ином положении, чем Франция и Англия. Англия может позволить себе пойти на заключение невыгодного мира. Ведь как только Джон Буль почувствует, что с него хватит волнений и военных налогов, он приложит все усилия к тому, чтобы выпутаться из беды и предоставить своим уважаемым союзникам самим расхлебывать кашу. Залог действительного могущества Англии и источники ее силы надо искать не в этом направлении. Для Луи Бонапарта тоже может наступить момент, когда он предпочтет бесславный мир войне не на жизнь, а на смерть, ибо не следует забывать, что когда такой авантюрист попадает в отчаянное положение, возможность продлить свое господство еще на полгода возьмет у него верх над всеми другими соображениями. В решающий момент Турция и Сардиния с их жалкими ресурсами окажутся предоставленными самим себе. В этом не приходится сомневаться. Россия же, подобно Древнему Риму, не может пойти на мир, пока враг находится на ее территории. На протяжении последних ста пятидесяти лет Россия ни разу не заключала мира, по которому ей приходилось бы идти на территориальные уступки. Даже Тильзитский мир [174] привел к расширению ее территорий, а он был заключен в то время, когда ни один француз еще не вступил на русскую землю. Заключение мира в момент, когда на русской территории находится наготове большая армия, мира, предусматривающего потерю территории или по крайней мере ограничение власти царя в пределах его собственных владений, означало бы резкий разрыв с традициями последних полутора столетий. Царь, только что вступивший на престол, и новый для народа, за действиями которого с беспокойством следит сильная национальная партия, не может пойти на подобный шаг. Такой мир не может быть заключен, пока не будут пущены в ход и не окажутся исчерпанными все наступательные и, прежде всего, все оборонительные ресурсы России. А такое время безусловно наступит, и Россию вынудят отказаться от вмешательства в чужие дела, но это будет сделано совсем другим противником, нежели Луи Бонапарт и Пальмерстон, и в результате гораздо более решительной борьбы, чем «локальная» карательная мера, примененная к ней в ее черноморских владениях. Предположим, однако, что Крым завоеван и на его территории размещены 50000 союзников, Кавказ и все владения на юге очищены от русских войск, армия союзников сдерживает русских на Кубани и Тереке, Одесса взята и превращена в укрепленный лагерь, в котором находится, допустим, 100000 англо-французских солдат, а Николаев, Херсон и Измаил разрушены или заняты союзниками. Предположим даже, что, кроме этих «локальных» операций, кое-какие более или менее важные результаты достигнуты на Балтийском море, хотя на основании имеющихся в нашем распоряжении данных трудно предсказать, какие там могут быть достижения. Что же последует за этим?

Ограничатся ли союзники тем. что будут удерживать свои позиции и изматывать силы русских? Болезни будут уносить солдат союзников в Крыму и на Кавказе быстрее, чем будут прибывать пополнения. Их главные силы, например в Одессе, придется снабжать при помощи флота, так как земли на сотни миль вокруг Одессы не обработаны. Русская армия, имея в своем распоряжении казачьи части, особенно полезные при действиях в степях, будет нападать на союзников при любой их попытке выйти за пределы своего лагеря, а может быть сумеет и занять постоянные позиции вблизи города. При таких условиях нельзя будет заставить русских дать сражение; у них всегда будет то большое преимущество, что они смогут заманивать противника в глубь страны. На каждое наступление союзников они ответят медленным отходом. Между тем нельзя в течение длительного времени держать большую армию в укрепленном лагере в бездействии. Постепенный рост недисциплинированности и деморализации вынудит союзников предпринять какие-нибудь решительные действия. Болезни тоже будут осложнять положение. Одним словом, если союзники займут главные пункты на побережье и будут ждать там момента, когда Россия сочтет нужным уступить, это ни к чему не приведет. Имеются три шанса против одного, что союзники устанут первыми и могилы их солдат на берегах Черного моря скоро будут исчисляться сотнями тысяч.

Подобный образ действий и с военной точки зрения был бы ошибочным. Чтобы господствовать на побережье недостаточно овладеть его главными пунктами. Только обладание внутренней территорией гарантирует обладание побережьем. Как мы видели, обстоятельства, вытекающие из самого факта захвата союзниками побережья на юге России, заставят их двинуть свои войска в глубь страны. Но здесь-то и начинаются трудности. До границ Подольской, Киевской, Полтавской и Харьковской губерний земля представляет собой плохо орошаемую, почти необработанную степь, на которой ничего не растет, кроме травы, да и трава летом высыхает от солнечного зноя. Предположим, что Одесса, Николаев, Херсон будут превращены в операционные базы, но где же объект операций, против которого союзники могли бы направить свои усилия? Городов там немного, расположены они далеко друг от друга, и среди них нет ни одного настолько значительного, чтобы взятие его придало операциям решающий характер. До Москвы нет таких значительных пунктов, а Москва находится на расстоянии 700 миль. Для похода на Москву нужно пятьсот тысяч человек, а где их взять? Положение безусловно таково, что если события развернутся в этом направлении, то «локальная» война ни в коем случае не даст решающих результатов. И пусть Луи Бонапарт со всем богатством своего стратегического воображения попытается найти иной путь!

Однако для осуществления всех этих планов нужен не только строгий нейтралитет Австрии, но и ее моральная поддержка. А на чьей стороне эта держава в настоящее время? В 1854 г. Австрия и Пруссия заявили, что продвижение русских войск на Балканы они будут рассматривать как casus belli [повод к войне. Ред.] против России [175]. Где гарантия, что в 1856 г. они не сочтут наступление французов на Москву или даже на Харьков поводом для войны против западных держав? Не следует забывать, что всякая армия, продвигающаяся от Черного моря в глубь России, будет иметь неприкрытый фланг со стороны Австрии не в меньшей мере, чем русская армия, которая движется в Турцию от Дуная; поэтому на определенном расстоянии ее коммуникации с операционной базой, то есть самое ее существование, окажутся поставленными в зависимость от милости Австрии. Чтобы заставить Австрию не вступать в войну, хотя бы некоторое время, ее придется подкупить, отдав Бессарабию австрийским войскам. Выйдя на Днестр, австрийская армия окажется таким же полным хозяином Одессы, как если бы этот город был занят австрийцами. Может ли армия союзников при таких условиях броситься в сумасбродную погоню за русскими в глубь страны? Это было бы безумием! Но это безумие, напомним, является логическим следствием последнего плана Луи Бонапарта — плана «ведения локальной войны».

Первым планом кампании была «grande guerre», в союзе с Австрией. Этот план отводил французской армии в численном отношении такое же подчиненное место по сравнению с австрийской, какое сейчас занимает английская армия по сравнению с французской. Этот план предоставлял России революционную инициативу. Луи Бонапарт не мог пойти ни на первое, ни на второе. Австрия отказалась участвовать в войне; план отпал. Вторым планом была «война национальностей». Этот план вызвал бы бурю среди немцев, итальянцев и венгров, с одной стороны, и восстание славян с другой, что немедленно отразилось бы на Франции и смело бы империю времен упадка [Lower Empire] [176] Луи Бонапарта за более короткий срок, чем тот, который потребовался для ее создания. Поддельный «железный человек», выдающий себя за Наполеона, с ужасом отступил. Третий и самый скромный из всех планов — это план «локальной войны во имя локальных целей». Абсурдность этого плана сразу же бросается в глаза. И снова мы вынуждены задать вопрос: что же дальше? В конце концов, гораздо легче стать императором французов, когда все обстоятельства благоприятствуют этому, чем быть этим императором, даже когда длительные упражнения перед зеркалом сделали его величество прекрасным знатоком всех внешних атрибутов императорской власти.