У колыбели науки - Волков Генрих. Страница 3

Разумеется, культура мысли предполагает изучение всей предшествующей духовной культуры человечества. Но не простое ее изучение, а критическую переработку всего этого наследия предков, овладение им, трансформацию этого общественного богатства в мое, личное достояние, в деятельную энергию моего интеллекта, его невидимые орудия.

Об этом великолепно сказал Гёте: «Что такое я сам? Что я сделал? Я собрал и использовал все, что я видел, слышал, наблюдал. Мои произведения вскормлены тысячами различных индивидов, невеждами и мудрецами, умными и глупцами; детство, зрелый возраст, старость — все принесли мне свои мысли, свои способности, свои надежды, свою манеру жить; я часто снимал жатву, посеянную другими, мой труд — труд коллективного существа, и косит он имя Гёте» [5].

Попробуйте мысленно лишить наше современное общество всех орудий и средств материальной культуры: всей техники, знаний, дорог, коммуникаций. Поставьте общество «один на один» с нетронутой природой. Что произойдет? Вернется эпоха первобытного варварства? Ничего подобного. Человечество претерпит большие лишения, его развитие затормозится, но лишь на несколько десятилетий. В течение их общество заново построит всю материальную культуру цивилизации, построит по последнему слову науки.

Но если человечество лишится вдруг накопленной духовной культуры, это неминуемо будет означать полную деградацию.

Меня всегда несколько коробило от ходячего выражения «сокровища духовной культуры». Будто действительно это россыпи драгоценностей Али-Бабы или Аладдина и счастливчик, добравшийся до них, должен украсить себя знаниями, как дорогими побрякушками, ибо в наше время без этого как-то «не модно».

Духовная культура не клад и не склад ценностей, а скорое, если уж нужны сравнения, аккумулированная и концентрированная энергия, накопленная всем многовековым развитием человеческой цивилизации, усилиями всех поколений наших предков. И проблема в том, как превратить ее в энергию собственного интеллекта. «Сезам, откройся» оказывается совсем непростой задачей: чтобы индивидуально «подключиться» к духовным энергетическим мощностям человечества, нужно их приумножить, а чтобы приумножить — необходимо «подключиться».

Заколдованный круг противоречий! И есть только один способ вырваться из него: не противопоставлять обучение творчеству, усвоение чужих знаний — самостоятельной работе мысли, дескать, сначала одно, потом другое. Ведь обучение без самостоятельного умственного творчества — это школярство, а не научение. А творчество без постоянного обучения, без критической переработки все новых и новых пластов информации («всю жизнь учись!») не более как легчайшее пузырение маниловской фантазии.

Как известно, Ленин призывал не только к изучению всего культурного наследия человечества, но и к его самостоятельному освоению, к его критической переработке. Перечитайте ленинские конспекты экономических и философских произведений, и вы убедитесь, что для него чтение всегда было лишь толчком к собственной напряженной работе интеллекта. Чуть ли не каждая выписка в его тетрадях сопровождается критическим комментарием, в котором — завязь собственной ленинской мысли.

Такой же подход был характерен и для Маркса. Еще с детства он усвоил привычку, которой следовал всю жизнь: сопровождать обширные выписки из прочитанного собственными размышлениями. Изучение новой области науки всегда было для него одновременно и исследованием этой области. Не пассивное школярское штудирование чужих мыслей и учений, не складывание их в свалке памяти, а неутомимое стремление, оттолкнувшись от них, пойти дальше, довести до логического конца, сделать инструментом и строительным материалом, с помощью которого возводить собственные «миры, рожденные от слова», — вот что отличало Маркса с молодости. Этот титанический труд выводил его на передний край человеческой культуры, готовил к прометееву подвигу в науке.

И я думаю, что в общем и целом таков же — конечно, с поправками на меру таланта и меру индивидуальности — путь каждого человека к обогащению собственной культуры интеллекта и вместе с тем к обогащению, пусть самому скромному, общечеловеческой культуры.

В великой лаборатории человеческой культуры, через которую проходит наше мышление на пути к зрелости, две сферы играют роль исключительную — это искусство и философия.

Можно изучать математику, не зная физики (хотя это и не лучший путь), можно быть медиком, не утруждая себя изучением сопромата, можно изобретать технические новинки и не иметь понятия об астрономии. Но нельзя быть культурным человеком, игнорируя искусство и философию. Я рискну выразиться даже более категорично: без них нельзя достичь подлинных творческих успехов ни в одной конкретной области деятельности.

Это утверждение, быть может, покажется странным для человека, который воспитан в лоне технических наук и привык относиться с некоторым подозрением и высокомерием ко всякой деятельности, которая не дает непосредственно практического результата, осязаемой материальной ценности.

В самом деле, вот перед нами цивилизация Земли, плод труда предшествующих поколений и поколения, живущего ныне. Вот города — они воздвигнуты строителями и архитекторами. Вот каналы, мосты, дороги — они сооружены рабочими и инженерами. Вот заводы, машины, домны, станки, автомобили, самолеты, ракеты — они построены и функционируют умом и стараниями ученых, конструкторов, техников, рабочих. Вот зреют хлеба — они выращены агрономами, полеводами, трактористами. Всем этим живет и гордится человечество. Это сердцевина и средоточие его жизни. Но где здесь, во всем этом, труд философов?

Какова «практическая» польза от философии? Не приходит ли она в мир с пустыми руками? В отличие от точных естественных наук ее результаты не воплощаются ни в новых механизмах, ни в более эффективных технологических процессах. Она не изыскивает могучих источников энергии, не создает синтетических материалов и новых лекарственных препаратов.

Очевидно, к философии следует подходить с иными критериями, чем к естественным наукам. Утилитарный подход здесь неприемлем, как неприемлем он, скажем, в оценке социального значения произведений искусства.

В самом деле, какова «практическая» польза от «Венеры» Фидия и от «Мыслителя» Родена, от «Реквиема» Моцарта и от «Поэмы экстаза» Скрябина?

Могут сказать, что искусство облагораживает и воспитывает нас. Верно. Но аналогичная ситуация и с философией. Если искусство воспитывает чувства, развивает эстетическое восприятие мира, то философия (помимо других немаловажных своих функций) воспитывает интеллект, способности к теоретическому мышлению. Если искусство учит пониманию прекрасного, то философия учит мыслить на диалектическом уровне.

Сам термин «философия» расшифровывается как любовь к мудрости, любомудрие.

Философия занимает как бы посредствующее положение между другими теоретическими науками и искусством. Она наследует черты и с той и с другой стороны. Она проникнута исследовательским духом научных исканий, стремится разобраться в конечных причинах явлений, отразить их в теоретических понятиях и категориях. Но в то же время она, как и искусство, не ориентируется непосредственно на изменение вещей, на переделку природы, а обращается к самому человеку, преобразует его мышление, помогает осознать свое место в природе и обществе и посредством этого революционизирующим образом влиять на действительность. Как и искусство, философия тяготеет к целостному восприятию мира, в центре которого стоит человек.

Отсюда специфика тех средств и форм самовыражения, которыми пользуется философия. Она не чурается эмоционального языка, она сочетает «объемное» мышление образами с «линейным», строго логичным мышлением в понятиях.

Исторически философия возникает вслед за искусством и прежде естествознания. Как и искусство, она идет впереди точных наук в развитии новых способов духовно-практического освоения мира, новых аспектов его видения. Если занятия искусством развивают эстетическую сторону мышления, его способность рождать фантазии, находить неожиданные связи и ассоциации, то занятия философией развивают способность мышления к обобщениям самого высокого порядка, способность к диалектической гибкости понятий, приучают видеть предмет не изолированным, а включенным в мир многосторонних системных отношений, непрерывно изменяющихся в зависимости от этих связей. Уже античная мысль в лице самых первых своих философов дает представление о мире как о целостной системе, структурно упорядоченной определенным образом.