Princeps Omnium - Warrax. Страница 5

Возвращаясь к колдунам и шаманам: обыватели относятся к превосходящим их со смесью почтения и страха. Толпе хотелось бы иметь таких же специалистов, но чтобы их не нужно было бояться — добрых служителей добрых богов. Кстати, еще раз обратите внимание, что природа имморальна — Понятия «добро» и «зло» введены человеком именно из-за возникшего страха у людей, потерявших понимание природы. Точнее говоря, подменивших поле для ее понимания на поле собственных нужд: "У меня стало больше (еды, коров, женщин, почитания и пр.)? — "хорошая сила [бог]". Появились дополнительные нужды (погибли посевы, украли коров, ушли женщины и перестали уважать в племени) — "плохая сила [бог]!" Можно сказать, что это зачатки мегаломании на уровне всего вида: даже не просто считать себя "венцом творения", но еще и полагать, что законы природы на человека уже не распространяются, а дальше формируется совсем уж идиотская идея "природа создана для человека". [20]

Чел-овечество оценивает действительность с точки зрения собственных потребностей и приписывает ей свои предпочтения, игнорируя то, что у бытия нет и не может быть каких-либо «плюсов» и «минусов». Любое ранжирование субъективно и возникает лишь в том случае, когда кому-либо что-то от бытия надобно. Природные же феномены просто есть, и любое их ранжирование — не более чем спекуляция. Люди более склонны диктовать природе свои условия, чем прислушиваться к ней, и даже когда делают последнее, они слышат лишь то, что сами уже успели продиктовать.

Так вот, эти желания "добрых богов" соответствовали чаяниям людей, но совершенно не соответствовали реальности; поэтому они были немощны, и вместо магии у них выступало чудо. Разница такова: магия [21] — это результат собственной деятельности, а религиозные чудеса творит посторонний дядя, которому это ничего не стоит — надо только попросить тем способом, который ему нравится (а нравится ему обычно, когда его во всеуслышанье называют «самым-самым», а себя перед ним — полным ничтожеством).

Итак, в результате народ получил «добрых» священнослужителей. Все прочие в их глазах стали «злыми», хотя сами «злые» и не употребляли таких понятий, так как понимали, что у Вселенной нет «верха» и «низа». Но это выше понимания толпы.

"Злых" боялись и ненавидели. Неистовая злоба примитивных людей к колдунам, очевидно, как всегда, была обусловлена двумя факторами: страхом и завистью.

Страх базировался на непостижимости для вульгарного ума того, с чем связывается интеллектуальная элита. Это та же самая фобия, которая и сейчас существует в отношении не только магии, но и науки. Сюда же примешивается и ощущение своей беззащитности, и неминуемого поражения в случае конфронтации. Отсюда желание заранее прижать к ногтю, поставить под контроль, запретить заниматься… А то вдруг, случись что, и не помогут боевые гориллы — единственная сила, доступная пониманию, и потому приемлемая.

О «злых» поползла молва, диктуемая страхом перед ними. Их обвиняли в каннибализме (там, где он не был распространен), в наведении порчи путем похищения у спящего надпочечного жира или крови из сердца, человеческих жертвоприношениях, сексуальных отношениях с Дьяволом, всемирном заговоре и т. п. Их начали преследовать, объясняя их «кознями» все свои напасти.

В те давние времена «происки» колдунов были дежурным объяснением всех чел-овеческих напастей. Только в более позднее время в сознании людей все гадости взял на себя оптом Дьявол, а колдуны стали рассматриваться как его прислужники. В доисторическую же эпоху колдуны сами мыслились и организаторами и претворятелями людских злоключений. Именно они, монстры в человеческом теле, часто являлись имперсонаторами того, что народ именовал "злом".

Стремление чел-овечества найти "козла отпущения" везде, где не хватает собственных сил для решения проблем, уже практически является инстинктом и, видимо, алгоритмы, облегчающие проявление и развитие подобных субъективных качеств уже зафиксированы генетически, как способствующие лучшей приспособленности к среде обитания Хомо. [22] Проистекает это из стремления сохранить целостность разума (того, что хуманы этим называют). Это сродни инстинкту самосохранения физического тела, и сформировалось, а затем генетически закрепилось на самых ранних этапах отделения «Я» от всего остального. Но подобные побуждения вполне контролируемы, это прямо зависит от воли и интеллекта. Интеллект в данном случае — это отстраненная, внешняя оценка ситуации и себя в ней, воля — способность принять эту оценку.

Зависть же по отношению к колдунам возбуждалась их уникальными способностями. Например, молва считала, что колдуны способны жить чуть ли не вечно, а ведь этого так хочется смертным людишкам. И поэтому хочется отомстить, убить… Причем зависть обычных людей — это одно. А зависть и соперничество со стороны их «белых» коллег — это уже другое, тут недолго и до организованной травли.

И еще одним раздражающим свойством колдунов часто была их своеобразная чужеродность. Они были "не такими, как все" — не разделяли многие интересы обычных сородичей, проходили иные обряды посвящения, часто не дорожили своим членством в обществе.

Где-то колдунов еще кое-как терпели, пока те не "пойманы с поличным", надеясь извлечь из них выгоду для себя. В других обществах колдунов изгоняли из общины, их стремились уничтожить, обычно каким-нибудь неприятным способом — закапывали живьем, сжигали и т. п. Это могло происходить либо сразу при выявлении, если уже само колдовство считалось страшным преступлением, либо когда колдун "переполнял чашу терпения".

В колдовстве подозревались люди с большими, чем у основной массы, способностями. Не умея поставить себе на службу эти способности, масса испытывала недоверие и опасение перед их обладателями. Групповая консолидация достигалась за счет выравнивания членов, отсечения и преследования всякой уникальности (кроме разве что дозволенного превосходства вождя). Такой путь ведет к стагнации общественной жизни во всех ее сферах и весьма подобен, пусть на менее развитом и потому явном уровне, современным демократическим и социалистическим общественным принципам, основанным на все том же пресловутом стремлении к "равноправию априори". Но любая более-менее сложная социальная структура иерархична, т. е. неравноправие заложено в ее основы. И это гораздо выгодней учитывать, просчитывать и использовать, а не в очередной раз убеждать себя (вслед за штатными идеологами) в том, что истинно равноправные всеобщие социальные отношения не только возможны, но и вот-вот наступят…

Преследование инакомыслящих и вообще «инаких» людей — симптом того, что общество намерено намертво остановиться на достигнутом состоянии. Что характерно, инакомыслящих преследовали (в лучшем случае — отторгали из общества) в той или иной форме всегда и во всех социумах. Вот яркий пример тому — происхождение слова «идиот». Исходно греческое слово idioV имело значения «свой», «собственный», «частный», «особый», «отличный», «иной»; отсюда idiwthV — частное лицо. Но греки были очень озабочены общественной жизнью и тот, кто ее сторонился, становился жертвой молвы. Так и слово это постепенно превратилось в плевок. И если у Геродота (484–424 до н. э.) idiwthV anhr — это "частный, стоящий в стороне от политики, от общественных дел", то у Плутарха (40-120 н. э.) термин уже используется как «несведущий», «непросвещенный» (idiwthV ocloV).