Что такое философия? - Ортега-и-Гассет Хосе. Страница 41

Но вернемся к нашему случаю — что такое категории. Речь шла о том, что некоторые из вас не имеют и не имели ясного представления о том, что такое категория. Это не имеет значения, поскольку понятие категории одно ив самых простых в мире. Конь и звезда различны во многих элементах, в большинстве своих компонентов. Но насколько бы сильно они ни разнились, у них есть нечто общее: о том и о другом мы говорим, что это вещи-тела. Действительно, конь и звезда представляют собой нечто реальное и, кроме того, занимают пространство, существуют во времени, подвержены таким изменениям, как движение, и, в свою очередь, производят изменения в Других вещах при столкновении с ними, обладают каждый своим цветом, формой, плотностью — другими словами, качествами. Таким образом, за их бесчисленными различиями мы обнаруживаем, что они совпадают в минимуме элементов и свойств: быть реальными, занимать пространство и длиться во времени, обладать качествами, подвергаться воздействию и воздействовать. Подобно им все, что стремится быть вещью-телом, неизбежно будет обладать этой минимальной суммой свойств, или особенностей, этой сущностнои основой телесного существа. Вот это и есть аристотелевские категории. Свойства, которые любое реальное бытие, будучи таковым, несет в себе и непременно обладает ими — прежде и отдельно от остальных различающихся элементов.

Насколько бы наша реальность, «жизнь» ни отличалась от античной космической реальности, она будет составлена суммой категорий, или компонентов, одновременно необходимых, оригинальных, нераздельных меж собой. Эти категории "нашей жизни" мы ищем. Наша жизнь, стало быть жизнь каждого, отлична от моей и твоей, но обе — "моя жизнь", и в обеих ряд общих ингредиентов — категории "моей жизни". Однако в этом отношении имеется коренное различие между "моей жизнью" и реальностью «бытия», используемой философией. «Бытие» — это нечто общее, что само по себе не претендует на индивидуальные черты. Аристотелевские категории — это категории бытия вообще. Но "моя жизнь" в приложении к моему случаю или случаю каждого из вас, это идея, которая, разумеется, предполагает индивидуальность, из чего следует, что мы обнаружили редчайшую идею, «общую» в то же время «индивидуальную». Логике до сих пор не было известно понятие, казалось бы столь противоречивое. Сам Гегель, который хотел найти нечто подобное, не достиг этого: его "универсальная конкретность" в конечном итоге универсальна, но не истинно, изначально конкретна, не индивидуальна. Но сейчас мы не можем даже пытаться вникнуть в эту тему. Пройдем мимо, не затронув ее.

Оказывается, "отдавать себе отчет", "быть прозрачным" — это первая категория нашей жизни, в еще раз прошу не забывать, что здесь "сам себе" — это не только субъект, но также и мир. Я отдаю себе отчет о себе в море, о себе к о мире — это и есть «жить».

Но это «оказываться» означает, разумеется, оказываться занятым чем-нибудь в мире. Я состою на моих занятий тем, что имеется в мире, а мир состоят ив того, что меня занимает, и только. Заниматься — значит делать то или другое, — например, мыслить. Мыслить — значит создавать, например, истины, создавать философию. Заниматься — значит создавать философию, или делать революцию, или свертывать сигарету, или дознаться или творить эпоху. Это то, что в моей жизни есть я. Что касается вещей — каковы они? Что существует в той изначальной перспективе и первичном способе бытия, при котором они живут для меня? Меня — совершающего действия — думающего, бегущего, двигающегося или ожидающего. И что такое сделано? Любопытно! Сделанное — это тоже моя жизнь. Когда я занимаюсь тем, что жду, явление — это ожидание, когда я сворачиваю сигарету — явление не именно сигарета, а мое свертывание ее, сигарета сама по себе, вне моей деятельности, не обладает первичным бытием — это заблуждение античности. Первичное бытие — это то, что я делаю руками, начиная свертывать ее, и когда я заканчиваю это действие, она перестанет быть предметом свертывания, становится другим предметом — который следует зажечь и потом — курить. Ее истинное бытие заводится к тому, что она представляет собой как предмет моих занятии. Она не сама по себе — продолжающая существовать, помимо моей жизни, моих действий по отношению к ней. Ее бытие функционально, ее функция в моей жизни такова: это бытие для — для того, чтобы я делал с ней то или другое. Тем не менее, подобно традиционной философии" я говорю о бытии вещей как о том, чем ни обладают сами по себе, и помимо того, как я манипулирую ими или они служат мне в жизни — я употребляю понятие «бытие» в устоявшемся смысле; а из этого действительно следует, что, когда я перед какой-либо вещью абстрагируюсь от ее первичного бытия, то есть ее бытия служебного, обиходного и испытанного, и обнаруживаю, что вещь не исчезает, когда я не занимаюсь ей, а остается где-то вне моей жизни, возможно в ожидании, что в другой раз сможет мне зачем-то пригодиться. Прекрасно; но тогда это бытие в себе, а не для моей жизни возникает вследствие того, что я абстрагирую его от моей жизни, и абстрагирование тоже дело и занятие — занятие, состоящее в том, чтобы не жить существованием этой и другой вещи, в том, чтобы полагать ее отдельно от меня. Стало быть, это бытие вещей для себя, их космическое и продолжающее существовать бытие тоже является бытием для меня, это то, чем они являются, когда я перестаю жить ими, когда а делаю вид, что не живу ими. Эта изображаемая ситуация, которую я бы не назвал ни неистинной, ни ложной, а лишь виртуальной, в которой предполагается, что я не существую и, стало быть, не вижу вещи как существующие для меня и спрашиваю себя, каковы они будут тогда, — эта ситуация виртуального пребывания вне себя, или не жизни, представляет собой ситуацию теоретическую. Знаете ли вы, что, признавая правоту-Фихте и продолжая теоретизировать, философствовать, значит собственно говоря, не жить — именно потому что это форма жизни — теоретическая жизнь, созерцательная жизнь. Теория и ее крайняя форма — философия — это исследование того, как жизнь может выйти за пределы самой себя, не заниматься собой, не интересоваться вещами. Но не интересоваться вещами — это не пассивное состояние, это форма проявления интереса: то есть интересоваться вещью, отсекая нити жизненного интереса, которые связывают ее со мной, спасая ее от погружения в мою жизнь, оставляя ее одну, в чистой отсылке к самой себе, ища в ней ее саму. Ведь не интересоваться вещами — это интересоваться самостью каждой вещи, наделять ее независимостью, существованием, можно сказать, индивидуальностью — начать смотреть на нее, исходя из нее самой, а не из меня. Созерцание — это попытка перевоплощения. Но это — поиск в чем-то того, что в деле содержится абсолютно своего собственного и отсекание всякого моего пристрастного интереса к нему, отказ от его употребления, не желание, чтобы оно мне служило, а мое незаинтересованное служение ему, чтобы оно видело себя, обнаружило себя и оказалось самим собой и для себя — это, это… не любовь ли это? Значит, созерцание в своих истоках — это акт любви, если предположить, что любить в отличие от желать — это попытка жить, исходя из другого, ради него выходя за пределы себя. Древний божественный Платон, которого мы отрицаем, продолжает щедро жить в нашем отрицании, наполняя его, вдохновляя его, придавая ему аромат. Так, мы обнаруживаем в совершенно новой, другой форме его идею об эротическом происхождении познания.

Я коснулся этого бегло, не поясняя, не анализируя тщательно каждое из употреблявшихся выражений, для того чтобы вы и краткой и грубой схеме угадали, куда клонится традиционный смысл бытия в этой новой философии и заодно чтобы вы предположили, каков был бы наш путь, если бы нам хватало времени. На вопрос: что такое философия? — мы могли бы дать самый радикальный ответ, что ее не было до сего дня. Потому что на предыдущих лекциях мы определяли, что такое философская теория, и пришли к тому, что обнаружили в ней жизнь, — но сейчас мы действительно должны ответить на наш вопрос. Потому что философская теория, которая есть или может быть в книгах, это лишь абстракция подлинной реальности философии, лишь ее осадок, ее полумертвое тело. Подобно тому как конкретная, а не абстрактная реальность сигареты есть нечто, что создает, сворачивая ее, курильщик, бытие философии есть то, что создает философ, есть философствование и форма жизни. И это то, что я собирался тщательнейшим образом исследовать на ваших глазах. Что же такое философия как брав жизни? Мы уже видели, что это значат выходить за пределы себя — ради того, что имеется, или Универсума, — создавать из себя место, пространство, где Универсум узнает и придерживает себя. Но бесполезно хотеть без длительного анализа придать этим словам их точный содержательный смысл. Достаточно вспомнить, что греки, хотя и не имели собственно философских книг, но, задавая себе — как Платон — вопрос: что такое философия? — думали о человеке, о философе, о жизни. Для них философствовать было прежде всего строго говоря, первые философские книги — не только по теме, и в формальном отношении — были жизнеописаниями семи целителей, биографиями. То, что не определяет философию как философствование и философствование как особый тип жизни, существенно и не изначально.