Человечество - для чего оно? - Забелин Игорь Михайлович. Страница 19

И все-таки самые интересные изменения, эволюции произойдут в области интеллектуальной деятельности человечества в прямой связи с его физическими особенностями, ростом народонаселения в частности, который стимулирует интеллектуальную индустрию — производство знаний — и ведет к уплотнению ноосферы.

Дело тут не только в том, что становится больше «мыслящих точек», мыслящих субъектов. История достаточно убедительно свидетельствует, что для высокого развития науки и искусства необходим высокий «коэффициент кучности», — вспомним Древний Египет, Месопотамию, Древнюю Грецию, Индию, Древний Китай… Сколько бы мудрецов ни пряталось в бочки или башни из слоновой кости, они всегда искали уединения среди людского изобилия, в котором выросли, сформировались, набрались ума-разума. Для полного раскрытия, самопроявления личности людей нужно много, и всякие стены — это лишь самообман. Иначе говоря, общественный потенциал гениальности прямо пропорционален «коэффициенту кучности». В ноогене, при дальнейшем усовершенствовании способов обмена информацией, прямая зависимость, видимо, ослабнет… В плане же личного бытия небесполезно вспомнить пословицу, согласно которой «не тот жил больше, кто жил дольше». Революция средств связи и транспорта позволяет современному человеку, и тем более позволит человеку ноогена, «жить больше» в единицу времени, чем людям предшествующих поколений, что, наряду с увеличением срока жизни, также способствует и будет способствовать и самораскрытию личности, и прогрессу интеллектуальной индустрии.

Рост населения благоприятно влияет в целом и на социальные процессы в том смысле, что объективно требует все более разумной самоорганизации общества землян — множеству требуется больший порядок, чем единицам (отсюда и откровенное распухание нынешних юридических кодексов). Ну а интеллектуальная индустрия превращает интеллигенцию в тот единственный класс, которому принадлежит будущее и о котором я уже писал в первом очерке.

Еще одно «воспоминание». Я отмечал, что единые на заре своей истории человеческие коллективы вновь объединяются, обретая бесклассовую структуру, перед лицом космоса.

Но теперь необходимо подчеркнуть, что в канун ноогена единство человечества усиливается и утверждается и такими сотворениями его разума — о них приходится говорить вновь, — как техносфера и ноосфера; объективизировавшись в сложные природные явления, они ныне сами цементируют человечество, сближают и сплетают научные, технические и художнические процессы.

Иначе говоря, единому человечеству ноогена будет соответствовать чрезвычайно высокий, близкий к максимальному «коэффициент комплексности» в его деятельности, сближение, в частности, таких видов интеллектуальной деятельности, как наука и искусство. Напомню, что еще К. Маркс призывал формировать «материю также и по законам красоты». [14] Но это едва ли осуществимо без воссоединения науки и искусства, и союз их необходим как на Земле, так и в космосе, где человек будет прежде всего архитектором в самом широком смысле слова (в архитектуре, как известно, наиболее полно слиты в настоящее время наука и искусство.

Но давайте зададим сами себе — все-таки мы присутствуем при рождении ноогена! — такой каверзный вопрос: вправе ли мы говорить о единстве науки и искусства, может ли вообще такое быть?

Ответ вполне определенен: может, более того — уже есть. Наука и искусство сливаются воедино в антропономии (процесс пока не завершен) и уже слились воедино в ноосфере (процесс в принципе завершен), и ноосфера образует естественно-историческую основу их единства.

Искусство в самой общей форме — человековедение; его самая общая задача — решение загадки жизни как жизни человеческой; его самое важное практическое назначение — накопление и утверждение человеческого в человеке.

Но в сферу интересов антропономии, науки о человечестве как явлении природы, непосредственно входит изучение психологического развития человека и человечества, процесса накопления человеческого в человеке (он определяется, конечно, не только искусством), изучение эволюции этических и эстетических категорий, эволюции отношений человека к человеку и человека к природе. Наконец, антропономии важно не только научное восприятие космоса человеком, но и эмоционально-эстетическое, и важно их единение. Концентрируя внимание на человеке и человечестве, антропономия вбирает в себя искусство, впитывает и изучает его результаты в непосредственном человеческом бытии. И предъявляет свои требования к искусству. Известно, что средневековые представления о космосе, восходящие еще к Птолемею, воплощались в «Божественной комедии» Данте, в церковной архитектуре и музыке… Современное же искусство, — художественное творчество, по выражению В. И, Вернадского, «выявляет нам космос, проходящий через сознание живого существа», — современное искусство Не сумело воплотить в своих специфических формах новейшие представления о космосе и лишь теперь пытается наверстать упущенное.

Исключение составили поэзия и, главным образом, научная фантастика — наиболее революционные виды современного искусства (потому-то они так популярны!). В первой статье я писал, что научная фантастика соотносит не человека с человеком, а человечество с космосом, — в научной фантастике искусство начинает эволюционировать от человековедения к «человечество-ведению», и в таком аспекте искусство практически сольется с антропономией, сольется с наукой, не утратив, конечно, своей самостоятельности. Будущее же различных видов искусства в значительной степени будет определяться мерой их проникновения в грядущее, что на данном историческом этапе означает меру соответствия научно-фантастическому жанру (точнее, его научно-гипотетической ветви, ибо фантастика многолика).

Критерии эти, очевидно, наложат свой отпечаток и на искусствоведческие дисциплины, на литературоведение в частности. Ориентированные сейчас преимущественно в прошлое, они вынуждены будут перестроиться на футурологической основе и в таком обновленном виде образуют реальную и необходимую базу развития всех видов искусства… Трудно представить себе, действительно, что искусство ноогена сможет развиваться без такой подлинно научной базы, без учета идеальнологических концепций. «Мы уже подошли к пониманию законов рождения звезд, но почти ничего не знаем, например, о законах рождения художественного образа», — справедливо пишет Б. Рунин, Но доколе это может продолжаться?! («Вечный поиск». М, 1964, стр. 5).

Столь же трудно представить себе, что наука не станет предметом искусства как компонент духовного мира человека ноогена, — тогда искусство просто сойдет с магистральной линии человеческой истории.

Из кибернетической практики известно, что чем быстрее и сложнее движение объекта, тем большее количество компонентов его должно быть учтено, переработано и увязано для управления им и прогнозирования будущего. Человечество как явление природы увеличивает темп своего движения в будущее со всевозрастающей скоростью, и все большее количество слагаемых должна учитывать антропономия — и такой компонент, как искусство, в том числе. Наука налаживает дорогу в будущее, а искусство формирует человека будущего, которому предстоит идти по этой дороге, — в человечествоведении наука и искусство воссоединяются (они были едины на заре человеческой истории), чтобы впредь уже не разъединяться, и в этом — одна из особенностей ноогена.

…Экскурс мой затягивается, но все-таки необходимо добавить еще две-три очевидные черты, характеризующие облик ноогена.

Итак, наука, искусство, общественная мысль становятся в ноогене всепланетными естественно-историческими явлениями, образуя грани ноосферы. Симптоматично, что уже сегодня возникла футурология, «наука о будущем», занимающаяся прогнозированием самых различных сторон человеческого бытия, что необычайно важно в переходный период. Не случайно, что как раньше была осознана необходимость искусствоведения, так теперь люди осознали необходимость науковедения, «науки о науке». И столь же закономерно, что возникает эволюционная антропопсихология, стремящаяся понять и предугадать дальнейшую индивидуальную психологическую эволюцию человека, в частности — сроки и форму пробуждения его родовой памяти, что также находится в прямой связи с судьбами человечества в ноогене.