Опрокинутая реальность - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 45

– Леня, – тихо сказал он, – ты видишь женщину, которая идет прямо на тебя?

– Вижу, конечно.

– Останови под любым предлогом и попроси документы. Но будь очень осторожен. Убийцей не обязательно должен быть мужчина.

– Все понял.

Кружков шагнул к уходившей женщине.

– Извините, – громко сказал он. Женщина обернулась и побежала. Леонид бросился следом за ней.

– Вот это номер, – удивился Дронго, глядя в сторону убегавшей пары.

Дверь вновь открылась, и вышел Кобаев. Он был высокого роста, в белой куртке, в кепке. Дронго узнал его по фотографии, которую нашел у Мальгасарова. Дронго шагнул к нему.

– Это я звонил вам, – сообщил он Кобаеву, – добрый вечер.

– Добрый вечер, – кивнул Кобаев, – на всякий случай хочу вас предупредить, что я вооружен. У меня есть официальное разрешение на ношение оружия, – он держал руки в глубоких карманах куртки.

– Очень хорошо. Давайте поговорим, – предложил Дронго, показывая на скамейки, стоявшие во дворе.

– А где ваша машина? – недоверчиво спросил Кобаев.

– На улице, перед домом, – сказал Дронго, и в этот момент послышался женский крик. Кобаев вздрогнул, обернулся.

Женщина, которую догнал Кружков, кричала так громко, что могла разбудить жильцов дома. Опешивший Леонид отпрянул. Женщина перестала кричать и пошла в сторону станции метро. Редкие прохожие оборачивались в ее сторону.

Дронго сел на скамью.

Опасливо покосившись на него, Кобаев сел рядом, не вынимая рук из карманов.

– Что вам нужно? – поинтересовался он. – К чему такая срочность?

– Вы слышали про убийство Аллы?

– Да, конечно. Такое несчастье. Говорят, что похороны пока не разрешает проводить прокуратура. Они затребовали тело к себе. Но все друзья Салима обязательно приедут на похороны.

– Вчера убили еще и Мальгасарова, – сообщил Дронго.

– Что? – изумился Кобаев. – Как это убили? Его тоже задушили? Не представляю человека, который мог бы задушить Мальгасарова. Вы вообще его видели? Его нелегко было убить.

– Его застрелили, – пояснил Дронго, – и мне казалось, что вы были с ним знакомы.

– Я был членом клуба «Орфей», – кивнул Кобаев, – но нас не связывали дружеские отношения. Но я иногда бывал в их компаниях.

– Вы были акционером компании «Прометей», – напомнил Дронго, – к вам не обращались с просьбой продать свои акции?

Кобаев достал сигарету, закурил. Потом пожал плечами и ответил:

– Эльзе я, конечно, ничего не сказал. Я продал свои пять процентов акций, – Кобаев тяжело вздохнул, – я знаю, что это в какой-то мере предательство. Салим не хотел отдавать свои акции ОНК. Но меня вынудили. И потом позвонил Матвей. Мне пришлось это сделать.

– Как это вынудили? – разозлился Дронго. – Вы же богатый человек. Говорят, что у вас два пивоваренных завода. Кто мог вас вынудить?

– В нашей стране чем богаче человек, тем более он зависим, – философски заметил Кобаев, – у бедного ничего нельзя отнять, кроме его жизни. А у меня тысячи людей на производстве, сложные отношения с налоговыми органами, ревизорами, банками, Министерством финансов, даже санитарной инспекцией, даже пожарной охраной. Всем нужно платить взятки и всех нужно ублажать, чтобы выжить. Вы хотите, чтобы я вам рассказывал подробности? Как работать в этих условиях? На меня легко надавить, господин Дронго.

– Кто это сделал?

– Мне звонили достаточно серьезные люди. Мне сделали предложение, от которого я не мог отказаться. Мне очень популярно объяснили, что именно я должен сделать. Если бы я отказался продать свои акции ОНК, то на моих заводах нашли бы столько нарушений, что их сразу бы закрыли и не открыли через тысячу лет. При желании это нетрудно.

– И вы сдались? – понял Дронго.

– Что значит сдался? – невесело усмехнулся Кобаев. – Когда вам приставляют пистолет к виску и предлагают выбирать. Жизнь или кошелек. В данном случае это было одно и то же. Или мои заводы, в которые я вложил всю свою жизнь и все свои деньги. Или пять процентов акций компании, которая находилась на грани банкротства. Я выбрал свои заводы и отдал акции, за которые мне, кстати, заплатили очень неплохую цену. Я понимаю, что это взятка. Взятка за отказ от моей дружбы с Салимом, от собственных принципов. Но у меня не было другого выхода. Кроме того, у меня трое внуков. Я хочу увидеть, как они вырастут.

– Кто вам звонил? – печально спросил Дронго.

– Очень серьезный человек, чтобы я мог верно принять решение.

– Сушков? – спросил Дронго. Кобаев выбросил одну сигарету, вытащил другую.

– Это вы назвали его имя, – сказал он после недолгого колебания. – Я вам ничего не говорил.

– И здесь вы боитесь, – покачал головой Дронго.

– А вы не боитесь? – неожиданно спросил Кобаев. – Вы ведь знаете, чем кончил Салим. Он пытался найти деньги по другим каналам и даже получил часть необходимой суммы, но его убили.

– От кого он получил деньги?

– Вы не знаете, у кого бывают деньги? Либо у государственных воров, либо у бандитов. Государственные воры были против. Значит, он брал деньги у бандитов. И хватит об этом. Больше я вам ничего не скажу.

– Все ясно, – Дронго поднялся со скамьи, – извините, что побеспокоил вас так поздно.

– Думаете, что я подлец? – неожиданно спросил Кобаев.

– Нет, не думаю, – честно ответил Дронго, – есть люди, которые не ломаются. Но таких единицы. А остальных трудно винить...

Кобаев опустил голову, ничего не сказав. У него дрожала рука, когда он попытался вытащить сигарету изо рта. Дронго повернулся и пошел к воротам. Теперь ему просто необходимо встретиться с господином Сушковым.

Глава 20

Если не продумать свой план до конца, до самых мелочей, то всегда рискуешь нарваться на неприятности. Профессионалы знают, как важно предусматривать различные варианты при решении конкретной задачи. Именно поэтому Дронго продумывал свой план, стараясь предусмотреть все возможные варианты. Чтобы подобраться к чиновнику такого уровня, как Сушков, нужно было придумать некий оригинальный план. Попасть к нему на прием было немыслимо, чиновники такого уровня просто не принимают рядовых посетителей. Перехватить по дороге домой тоже невозможно. Люди этого ранга размещаются на правительственных дачах за городом, которые хорошо охраняются. И хотя у самого Сушкова не было охраны, тем не менее во всех местах, где он появлялся, – всегда были охранники. И наконец невозможно было остановить его автомобиль, даже переодевшись в форму сотрудника автодорожной инспекции, так как служебный автомобиль Сушкова имел специальный талон на запрет подобных проверок.

Однако срочный разговор был настоятельно необходим. Алексей Алексеевич Мясников, вице-губернатор, с которым встречался Дронго, мог рано или поздно рассказать о странном визитере, или о нем мог узнать сам губернатор. Так или иначе, слухи могли дойти до самого Сушкова, а этого требовалось не допустить в любом случае. Несколько дней потратил Леонид Кружков, чтобы выяснить номер служебного автомобиля Сушкова и время его приезда на работу. Сушков приезжал обычно к половине девятого. Он был дисциплинированный и исполнительный чиновник, не забывающий и о собственном кармане. Его дети учились в престижных английских школах, у него были квартиры в Москве, Лондоне, Праге, несколько автомобилей, словом, все то, что отличает очень богатого человека от простого чиновника. И дело было даже не в том, что один-единственный Сушков портил впечатление от команды высокопоставленных чиновников, как одна паршивая овца может испортить все стадо. Дело было в самой системе взглядов, которые подобную жизнь позволяют считать нормальной, а человек, явно не живущий на зарплату, не вызывал ни у кого ни вопросов, ни нареканий.

Более того. Если в «стаде» и заводилась паршивая овца, то есть человек, который отказывался пользоваться благами, данными ему самой должностью, то такого быстро выживали из «стада». Но в последние годы таких «паршивых овец» уже не было. Тридцатилетние и сорокалетние чиновники родились еще в советское время, когда общее равенство не только декларировалось, но и всячески охранялось государством. Но когда в девяносто первом рухнула вся прежняя система, с ней вместе рухнули и все прежние моральные ценности. Исчезли такие понятия, как совесть, честь, достоинство, мораль. Каждый бросился наживаться. Под видом капитализации шла узаконенная торговля собственной страной. Выживали самые бессовестные, самые циничные, самые подлые, самые ловкие.