Беседы в Париже - Кришнамурти Джидду. Страница 24

9 сентября

Провести такой прекрасный день в городе представляется большой потерей; на небе ни облачка, солнце тёплое, и голуби греются на крыше — но город продолжает реветь немилосердно. Деревья чувствуют осенний воздух, листья их желтеют — медленно, вяло, заброшенно. Улицы полны людьми, всё время глядящими на витрины, но очень редко — на небо; проходя, они видят друг друга, но озабочены они лишь самими собой: как они выглядят, какое впечатление производят; зависть и страх присутствуют постоянно, несмотря на их косметику, несмотря на весь их ухоженный вид. Рабочие измотаны, мрачны и ворчливы. А скопление деревьев напротив стены музея выглядит совершенно самодостаточным; река, заключённая в бетон и камень, кажется абсолютно равнодушной, безразличной. Полно голубей с их чопорным достоинством. Вот и прошёл день, на улице, в конторе. Это мир монотонности и отчаяния со смехом, который быстро проходит. По вечерам памятники и улицы освещаются — но остаётся огромная пустота и невыносимая боль.

Жёлтый лист на тротуаре — только что упавший; он всё ещё полон лета и даже в смерти очень красив; он ещё нисколько не увял, всё ещё хранит весеннюю форму, изящество, но он жёлтый и к вечеру увянет. Рано утром, когда солнце только что показалось в ясном небе, был проблеск «иного», отличного, с его благословением, пглядит совершенно самодостаточным; река, заключённая в бетон и камень, кажется абсолютно равнодушной, безразличной. есмотря на и красота его остаётся. Не то чтобы мысль овладела ею и удерживает её, но она оставила свой отпечаток на сознании. Мысль всегда фрагментарна, и то, что она удерживает, всегда частично, неполно, как память. Она не может наблюдать целое; часть не может видеть целое, и отпечаток благословения не вербален, не передаваем словами и каким-то символом. Мысль всегда терпит неудачу в своей попытке открыть, пережить то, что за пределами пространства. Мозг, ум, механизм мысли может быть в покое; самый активный ум может быть в покое; его механизм может работать очень медленно. Спокойствие мозга, ума при интенсивной чувствительности жизненно важно; только при нём клубок мысли может распутаться и мысль может прийти к концу. Окончание мысли — это не смерть; только с ним возможна чистота, невинность, свежесть; это новое качество мысли. Это то качество, которое кладёт конец скорби и отчаянию.

10 сентября

Утро — безоблачное; солнце как будто прогнало каждое облако с глаз долой. Царит спокойствие, нарушаемое только рёвом уличного движения, хотя сегодня и воскресенье. Голуби греются на цинковых крышах, и сами почти того же цвета, что крыша. Ни дуновения воздуха, хотя свежо и прохладно.

Есть мир, выходящий за пределы мысли и чувства. Это не мир политика, священника или того, кто ищет. Его не отыскать. Что ищут, должно быть уже известным, а что известно, то никогда не бывает реальным. Мир — не для верующего, не для философа, который специализируется в теории. Мир — это не реакция, не противоположность насилия. У него нет противоположности; все противоположности должны прекратиться — сам конфликт двойственности. Двойственность существует: свет и тьма, мужчина и женщина, и так далее, но конфликт между противоположностями ни в коем случае не обязателен. Конфликт между противоположностями возникает только тогда, когда есть потребность, побуждение что-то выполнить, потребность в сексе, психологическая потребность в безопасности. Только тогда возникает конфликт между противоположностями; бегство от противоположностей, привязанность и отстранение — это поиск мира с помощью церкви и закона. Закон может дать и даёт поверхностный порядок; мир, который предлагают церковь и храм, — это фантазия, миф, к которому может прибегать смятённый ум. Но это не мир. Символ, слово должны быть уничтожены — не для того уничтожены, чтобы иметь мир, они должны быть уничтожены потому, что они являются препятствием для понимания. Мир — не для продажи, не средство обмена. Конфликт в любой форме должен прекратиться, тогда, возможно, будет мир. Необходимо полное отрицание, прекращение требований и потребностей, только тогда конфликт приходит к концу. Лишь в пустоте происходит рождение. Вся внутренняя структура сопротивления и безопасности должна отмереть; только тогда есть пустота. Только в этой пустоте присутствует мир, чья добродетель не имеет цены и не приносит выгоды.

Он был здесь рано утром, он вошёл вместе с солнцем в ясное, ещё тёмное небо; он был чудесным, исполненным красоты, тем благословением, которое не требует ничего — ни жертвы, ни последователей или апостолов, ни добродетели, ни полночного часа. Он был здесь в изобилии, и только щедрый ум и сердце могли воспринять его. Он был за пределами всякой меры.

11 сентября

В парке было многолюдно; повсюду были люди, дети, няньки — самых разных национальностей; они разговаривали, кричали и играли; работали фонтаны. Главный садовник имел, должно быть, очень хороший вкус: здесь было такое множество цветов и такое множество красок, перемешанных друг с другом. Это было очень эффектно и создавало ощущение весёлого праздника. День был приятный, и казалось, все вышли на прогулку в своих лучших нарядах. Пройдя через парк и перейдя главную улицу, вышел на тихую улочку, с деревьями и хорошо ухоженными старыми домами; солнце садилось, заливая огнём облака и реку. День завтра опять обещал быть хорошим, как сегодня утром, когда раннее солнце освещало редкие облачка, делая их ярко-розовыми. Это было хорошее время для покоя, для медитации. Вялость и спокойствие несовместимы; чтобы быть в покое, необходимы интенсивность и медитация; в таком случае медитация не является блуждающей, она активна и энергична. Медитация — не преследование какой-то мысли, идеи; медитация есть сущность всей мысли, которая заключается в том, чтобы выйти за пределы всякой мысли и чувства. Тогда это движение в неизвестное.

Разумность — это не просто способность к планированию, припоминанию и передаче; она больше, чем всё это. Человек может быть очень информированным и учёным на одном уровне существования и вполне тупым на других уровнях. Знание, пусть даже глубокое и широкое, не обязательно означает разумность. Способность — это ещё не разумность. Разумность есть чуткое осознание жизни во всей её полноте — жизни с её проблемами и противоречиями, несчастьями и радостями. Осознавать всё это без выбора и без увлечения какой-либо одной из её сторон и течь вместе со всей жизнью — это разумность. Такая разумность — не результат влияния или окружения; она не является их пленником, поэтому она может понимать их и потому быть свободной от них. Сознание ограничено, явное или скрытое, и его деятельность, какой бы живой и чуткой она ни была, заключена в границы времени; разумность же — нет. Чуткое осознание всей полноты жизни без всякого выбора, — это разумность. Эту разумность невозможно использовать для достижений и выгоды, личной или коллективной. Эта разумность означает разрушение, так что форма не имеет значения; реформа же в таком случае оказывается регрессом. Без разрушения всякое изменение есть лишь модифицированное продолжение. Психологическое разрушение всего, что было, — а не просто внешнее изменение — вот сущность разумности. Без этой разумности всякое действие ведёт к несчастью и смятению. Скорбь — отрицание этой разумности.

Невежество означает отсутствие не знания, а самопознания; без самопознания нет разумности. Самопознание, в отличие от знания, не накопительно; самопознание — это учёба из момента в момент. Это не накопительный процесс; в процессе собирания, добавления формируется центр — центр знания, опыта. В этом процессе, позитивном или негативном, нет понимания, ведь пока имеется намерение собирать или сопротивляться, движение мысли и чувства не понято и никакого самопознания нет. Без самопознания нет разумности. Самопознание — это активное настоящее, а не суждение; всякое суждение о себе подразумевает накопление, оценку из центра опыта и знания. Именно это прошлое препятствует изменению активного настоящего. В существовании самопознания присутствует разумность.