Сократ и Мы - Толстых Валентин Иванович. Страница 54

Нередко подобное бегство от сути дола и от ответственности именуют "волокитой", "бюрократизмом", но почти никогда не ставится под сомнение необходимость и целесообразность самой "деятельности", которой можно заниматься годами, ничего не делая по существу.

Деморализующее, развращающее воздействие подобного рода бездеятельности на личность мало изучено, но она не менее вредна по своим общественным последствиям, чем проявление откровенного тунеядства и паразитизма.

Отношение Зилова к работе как к "конторе", где он отбывает положенные часы и умело притворяется занятым серьезным делом – явление драматическое, даже трагическое, если оценивать его не с административно-хозяйственной (чисто профессиональной, дисциплинарной, экономической), а с широкой социальной и гуманистической точки зрения. Ведь это действительно трагедия, когда человек талантливый, природой не обиженный (как тот же Зилов) растрачивает себя, дарованные ему силы и способности, как говорят, "почем зря", впустую.

Бездеятельность, лишь формально прикрытая причастность к общественно полезному труду, наложила свой обездушивающий, нездоровый отпечаток на весь облик и поведение инженера Зилова. Именно здесь следует искать корень безответственности, ставшей для него чуть ли не сутью характера и образа жизни. Даже причуды и капризы Зилова, поражающие окружающих своей своевольностью и эксцентричностью, проистекают по столько от своеобразия натуры, сколько от скуки, безделья души, этих "родимых пятен" его существования.

Подчеркнем еще раз: под бездеятельностью Зилова имеется в виду не отлынивание от работы, не просто леность или недостаток рвения в труде. Речь идет о духовной нищете – о бездеятельности человека, который не хочет и уже не может проявить свои втуне лежащие и пропадающие силы, способности так, чтобы объективно, "на деле" возвыситься над сугубо эгоистическими желаниями, никого, кроме него самого, не интересующими и не волнующими.

Поскольку деятельность Зилова (если таковой можно считать его "липовую работу") лишена серьезного нравственного, духовного основания, постольку она безразлична к его индивидуальности, к его способностям и творческому потенциалу. А индивидуальность, лишенная возможности проявлять себя в действительно важных, значимых не только для нее одной действиях, поневоле начинает искать выхода для себя в пустяках, в ничего не значащих (для другого, для всех) причудах, в странностях. И чем меньше подлинно индивидуального, заранее не заштампованного отношения к действительно серьезным, социально значимым вещам дозволяется ей проявлять, тем больше она хорохорится своей "неповторимостью" в пустяках, в ерунде, в курьезных особенностях:

в словах, в одежде, в манерах, призванных лишь скрыть (и от других и прежде всего от себя самой) отсутствие личности (индивидуальности) в главном, в решающем – в социально значимых параметрах. Иными словами, в этом случае индивидуальность становится лишь маской, за которой скрывается набор общих штампов, стереотипов, безличных алгоритмов поведения и речи, дел и слов [Ильенков Э. Что же такое личность? – С чего начинается личность, с. 355.].

Мы застаем Зилова в момент, когда он вплотную подошел к пониманию истинной причины охватившей его скуки, ощущения одиночества в своем "веселом" бытии. Существование человека, как бы проходящее, проскакивающее мимо его индивидуальности, становится по необходимости абстрактным, а отсутствие полноты осуществления себя, своих способностей, творческих сил делает его человеком несчастливым… Тут надо сделать важную оговорку.

Выдвигая на первый план мотив "работы", мы далеки от того, чтобы свести все богатство индивидуальной (общественной) жизни и природы человека, его связей с окружающим миром к одной лишь трудовой деятельности. Труд и отношение к труду – великий фактор в процессе формирования и воспитания личности.

Но, будучи основой "выделки" личности, участие в общественно полезном труде само по себе еще не обеспечивает человечески полноценного существования. Жизнь показывает, что можно быть хорошим работником и, как ни странно, не очень хорошим человеком. В одной из своих статей драматург В. С. Розов правильно заметил, что, взяв на вооружение фразу М. Горького "Труд облагораживает человека", мы сделали из нее категорический вывод: если человек трудится – он хороший человек.

"Жизнь показала относительность и этой, казалось бы, аксиомы. Человек может весь день простоять у станка, дать полторы производственные нормы, а вечером, напившись допьяна, совершить отвратительный хулиганский поступок, и не один раз сделать это, не случайно, а систематически… Значит, горьковскую фразу можно поправить: труд может облагораживать человека".

В высказывании М. Горького имеется в виду прежде всего трудолюбие. Оно-то и облагораживает человека, даже независимо от социальных условий и стимулов. Но мир и жизнь человека не исчерпываются трудолюбием, как бы высоко мы его ни ценили. Жизнь человека, взятая в единстве "сущности" и "существования", является синтезом и результатом переплетения целого ряда моментов и факторов – идейных, трудовых, нравственных, психологических, и при этом не сводится ни к одному из них. Труд и отношение к труду, безусловно, занимают особое место и играют важную роль в этом комплексе слагаемых. (Видимо, по случайно многие мыслители прошлого рассматривали леность в качестве наиболее презренного и унижающего достоинство человека порока.) Но и этот фактор не надо абсолютизировать. Только героини плохих романов и кинокартин могут всерьез утверждать, испытав несчастную любовь, что работа и трудовой коллектив заменили им недостающее "личное счастье". В существовании, состоящем из одной лишь работы, тоже нет ничего хорошего. Вспомним героя фильма "Утренний обход", который за пределами своей врачебной деятельности живет совершенно случайно, явно "но своей" жизнью, и потому несчастлив, хотя работой своей доволен.

Праздная жизнь не может быть нравственно чистою, духовно полноценной. Но и труд, ставший всего лишь "средством" жизни, не означает и не гарантирует действительно богатого существования, всестороннего и гармонического развития человеческой индивидуальности.

Формулы типа "честный труд плюс хороший отдых", "честно работать и разумно потреблять", выдаваемые иногда чуть ли не за идеал социалистического образа жизни, игнорируют весьма важный момент полноценного (в человеческом, гуманистическом смысле) существования. А именно – потребность и возможность "более возвышенной деятельности" [Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. II, с. 221.], удовлетворение которой в свободное время прямо отражается как на отношении человека к труду, так и на его поведении в сфере потребления.

За пределами антитезы трудового и паразитического существования (образа жизни) имеется немало других "противоположностей", о которых мало говорят и пишут. А между тем честный труженик, использующий свободное время только для досуга (а последний нередко сводится к "забиванию козла" или пассивному "болению" в спорте), существенно отличается от честного труженика, живущего за рамками рабочего времени насыщенной творческой, "более возвышенной", деятельностью. Сравнительно недавно наши социологи и общественность стали интересоваться вопросом, доволен или не доволен своей работой человек и как это отражается на нем, посвящая этой теме специальные исследования и дискуссии. Однако не только "не хлебом единым", но и "не единой работой" жив человек, о чем тоже стоило бы всерьез подумать и поразмышлять вслух.

В рамках этой темы есть еще один аспект, помогающий уяснить непростой смысл потребительства, которое не сводится к крайностям и очевидностям вроде иждивенчества и тунеядства. Не менее, если не более опасная форма проявления потребительства – противоречие между тем, что человек дает обществу или своим ближним, и тем, что он от них требует, желает получить, часто незамедлительно и независимо от реальных возможностей. Этот вид потребительской психологии наиболее коварный, хитрый и тревожный, так как воспитывает неуважение к творчеству, отучает относиться к созиданию нового как главной цели и смыслу деятельности человека.