Языческий империализм - Эвола Юлиус. Страница 26

ИСТИННАЯ ПАН-ЕВРОПА

Остается прибавить еще несколько замечаний конкретного порядка о положении дел в Европе на сегодняшний день. Дело в том, что ранее распространявшиеся лишь на политическую и хозяйственную области, выступавшие лишь спорадически и находившиеся так сказать в диффузионном состоянии, определенные негативные силы сегодня организуются, приобретают власть в истинном смысле этого слова, и гегемонистские притязания, их разрушительный характер по отношению ко всему тому, что в ограниченном смысле можно назвать европейской традицией, представляют для нас реальную угрозу, которая порождает политическую альтернативу. При таком положении вещей на передний план выступает следующая принципиальная проблема: сможет ли Европа несмотря на хозяйственный и политический кризис сохранить свою автономию по отношению к неевропейским и анти-европейским силам, или для того, чтобы спасти ее, необходимо объединение? Эта так называемая «пан-европейская» проблема была впервые поставлена графом Куденов-Калегри, и он рассматривал Россию, Англию и Азию как три основные силы, придающие этой проблеме реальную значимость. Впрочем, нельзя оспаривать то, что при общем ощущении кризиса и беспокойства, присутствующих даже на материальном уровне в западных обществах, лучшие головы вынуждены сегодня обратиться к идеалу высшей вселенской культуры, в которой должен снова организоваться новый, единый принцип европейских рас, в настоящее время разбросанных и испытывающих недостаток в силах и людях. Пан-европейская проблема может быть включена в наши рассуждения, и мы можем сказать, что она действительно имеет смысл и глубокое основание лишь постольку — in primis et ante omnia — поскольку она является выражением потребности защитить традиционную Европу. Практическая польза от пан-европейского союза обладает для нас лишь вторичным и условным интересом, так как величайшая опасность, грозящая Европе, является не столько материальной, сколько духовной опасностью. Не следует строить иллюзий о возможности объединения на уровне материи и «политики»: этот уровень, уже в силу своей природы, есть уровень случайности, относительности, иррациональности и компромисса: нелепо полагать, что на нем могла бы основываться живая, истинная, стабильная форма при отсутствии высшего принципа — при отсутствии души. Только на духовном уровне можно достичь истинного единства и преодолеть дух раскола и партикуляризма. Придерживаясь этой точки зрения, можно пойти дальше и — вместе с графом Куденов-Калегри — рассматривать Россию, Англию и Азию как основные центры сил, которым должен противостоять европейский блок: но лишь в смысле духовной опасности, которую представляет собой каждая из этих стран. В России мы имеем силу, реально угрожающую нашему будущему. Мы уже видели, как процесс духовной деградации — особенно в аспекте передачи власти одной древней арийской касты другой — ведет к началу нового, коллективно-пролетарского, механизированного варварства, явного врага свободы, духа и личности — именно это представляет собой Советская Россия. В темном, демоническом сознании Советы действительно взяли на себя пророческую миссию — принести будущему человечеству универсальную культуру — пролетарскую культуру с ее мифом человека толпы. И Куденов-Калегри верно замечает, что, если вчера Европа по отношению к русской революции являлась порядком по отношению к хаосу, то сегодня истина состоит как раз в противоположном: Советы сегодня — это железный, одновременно политический, идеологический и хозяйственный блок, и когда варварская сила такого направления упорна в абсолютной организации всевозможных энергий, в рационализации и эксплуатации всех природных и человеческих ресурсов (первым проявлением чего является их "пятилетний план" и ссылки на определенные цели в достижении интернационального политического господства) — то для Европы, погрязшей в своих национальных и интернациональных склоках, со своим разрушенным хозяйством, и, что самое страшное, со своими разбитыми идеалами, это представляет опасность, роль которой трудно переоценить. Что касается второй силы — Англии, то ее обобщающий термин строго говоря, надо искать в Америке, чтобы иметь полное представление об анти-европеизме практицистской, меркантильной, демократически-капиталистической, профанической и протестанской культуры, которая именно в Америке нашла свое окончательное выражение: в маммонизме, в чрезмерной стандартизации, в тирании трестов и денег, в унизительной религии «социальности» и труда, в уничтожении всех метафизических интересов и в прославлении "звериных идеалов". И с этой точки зрения не Англию, мировое господство которой уже сходит на нет, а Америку — и Америку прежде всего — следует рассматривать как западный аналог той же опасности, которую на восточных рубежах представляет собой Советская Россия. Различие между этими двумя культурами состоит в следующем: те линии, которые Советы стараются провести с напряжением, как нечто трагическое и ужасающее, посредством диктатуры и системы террора, в Америке вместо этого имеют видимость демократии и свободы, хотя и их спонтанным следствием с необходимостью является то же сведение интересов до уровня материальной и индустриальной продукции, отказ от всего традиционного и аристократического, создание химеры технически-материального покорения мира. При рассмотрении третьей, азиатской, опасности очевидно, что речь идет не об европеизированной Японии, и еще менее о Китае и Индии. Заслуга Генона в том, что он показал, что, в действительности, имеет место как раз нечто противоположное — именно Запад представляет собой опасность для этих народов, заключая в себе принцип их возможного упадка: Запад ввел в жилы Востока вирус модернизации, способствовал быстрому разложению тех остатков традиционного и трансцендентного, которые эти великие народы еще сохранили в своей организации. Если завтра Восток, организовавшись по примеру Запада и заразившись скверной современного духа, будет представлять собой политическую опасность для Европы, то вина и ответственность за это целиком и полностью ложится на нее одну. Об азиатской опасности следует говорить совсем в другом смысле: речь идет об опасности, которую для европейской души, и особенно при сегодняшнем положении вещей, представляет собой двусмысленная, пантеистическая, запутанная, трусливая духовность, присутствие которой обнаруживается в тысячах нео-мистических и теософических течений и сект, почти всегда сопровождаемая темами гуманитаризма, пацифизма и анти-иерархии, напоминающая синкретическую азиатскую культуру эпохи александрийского упадка. Конечно, к традиционному и тем более к арийскому Востоку все это не имеет ни малейшего отношения: дело касается пафоса, уходящего корнями в глубинные слои низших рас, за счет покорения которых были созданы великие восточные культуры; пафоса, способствующего дальнейшему разложению семитизированного Запада. Очень жаль, что Восток известен сейчас именно с этой стороны, и что многие европейские течения питаются именно этими идеями. В этом смысле он действительно представляет собой опасность: опасность, состоящую в том, что человек, желающий бороться с западным материализмом, впадает в анти-западный и немужской спиритуализм. Таким образом, собрав воедино трехстороннюю опасность, проблема европейского объединения приобретает реальное значение. Бороться против этого — хорошо. Но главный вопрос: во имя чего бороться? Следует признать, что политической и хозяйственной России как федерации Советских республик и Соединенным Штатам Америки Европа противопоставляет анти-иерархические, светские идеалы, точно соответствующие обеим силам. И при этом выясняется, что позитивное решение совпадает с негативным. Такое сопротивление равнозначно отречению, скрытому распаду, переходу на сторону врага посредством действия, которое должно было бы воспрепятствовать его дальнейшему продвижению. Впрочем, было бы легкомысленно требовать от суммы того, что не содержится ни в одной из частей. Было бы нелепо воображать, что какая-либо форма европейского единства сможет принести пользу, тогда как отдельные народы еще не готовы к противодействию, к духовной интеграции, которая уничтожила бы внутри них самих советизм и американизм, и при этом создало бы единый дух, позволивший бы этим народам спонтанно и органично возвыситься до качественно иного уровня. Душой такого отдельного противодействия и такой отдельной интеграции, которые изнутри подготовят почву для европейского блока, как духовно, так и материально, являются защищаемые нами идеалы, интегральное утверждение ценностей нордическо-арийской традиции, как основание аристократического возрождения. Куденов-Калерги считает компонентами "европейской души" — и следовательно, предпосылками будущей Пан-Европы — индивидуализм, героизм, социализм: ценности, которые современная Европа почерпнула из классических традиций — из нордической и христианской. Но объединение этих трех ценностей является компромиссом. Введение «социализма» как европейской ценности — все наши предыдущие рассуждения служат тому доказательством — равносильно троянскому коню, который раньше или позже откроет в европейский блок доступ тем силам, которые и составляют главную опасность, которым надо противостоять, против которых надо бороться. Куденов-Калегари впадает в эту ошибку потому, что он понимает компонент «индивидуализма» в его чисто плюралистском аспекте; поэтому он и признает как компенсацию за разделение и атомизм, которые несет в себе чистый индивидуализм, право «социализма» как скрепляющего цемента. — В действительности же, существует такой индивидуализм, который уже в самом себе — через ценности верности, служения и чести — несет зародыш преодоления изоляции и эгоизма и открывает путь возможности ясной и здоровой иерархической организации. Ни римляне, ни нордическоарийские племена не нуждались в христианском социализме для создания реальных, высших форм организации. Впрочем, существует социализм и социализм: существует арийский социализм, как воинственный идеал товарищества свободных господ, и семитский социализм, двусмысленный, тотемистский и немужской, состоящий из потребностей и пафоса, который нам совершенно не нужен и который мы определяем как осквернение европейской души. И если в нашем мировоззрении аристократическая идея является первым принципом традиционного возрождения, то мы также имеем принцип, ведущий к практическому и политическому преодолению того, что сегодня в корне противостоит европейскому объединению. Этим принципиальным препятствием является национализм. Мы видим в действительности, что именно из-за национализма произошло крушение того вселенского единства, которое существовало в Европе в Средние века, когда пал иерархическо-аристократический идеал Средневековья, когда исчезли сословная дифференциация и товарищество, когда на их место вступили национальная централизация и создание "общественных властей", и когда вожди от высших, связанных с литургией могущества, функций перешли к прямому, абсолютистскому вмешательству в область политики, непосредственно касающейся хозяйства нации как страны и коллективности, — как раз тогда и начались материализация и деградация, открывающие дорогу разрушительному партикуляризму: тому партикуляризму, еще более озлобленному в наше время, из которого сегодня состоят различные европейские нации, противостоящие друг другу, вносящие раскол и, следуя противоречащей самой себе идее, борющиеся за гегемонию пошлого политического, хозяйственного и территориального типа. Поэтому только при выборе кардинально противоположного пути — естественно, без возвращения к обусловленным временем формам, а в новом восприятии этого духа — возможно осуществление идеала европейского единства. И пока — как это происходит сегодня — дух является лишь инструментом политики; пока аристократия перемешана с плутократией и с руководителями чисто хозяйственной, административной или милитаристской организации; пока государство есть только нация, а не иерархия каст, не дифференциация ценностей, корысть, эгоизм, конкуренция, планы алчной промышленности и т. д., в своей иррациональности и разрушительности, остаются силами, обладающими таким могуществом, что об него разобьется всякая попытка объединения. Сейчас прежде всего необходимы децентрализация и хозяйственное разоружение, чтобы государство как духовный принцип отделилось от своей материальной стороны, чтобы, ограничив эту сторону, оно смогло подняться над ней через интегрально понятый иерархический идеал, который как таковой стоит выше всех партикуляристских, материальных, этнических и географических условий. Тогда в различных государствах возникнет аристократия, которая, оживляясь одной и той же традицией и одной и той же литургией могущества, и внутренне придерживаясь реальных, сверхнациональных ценностей этой традиции духа, действительно осуществит объединение сверху, создаст такое сверхнациональное единство, которое будет объединено духом без смешения тел. Только в этом смысле можно образовать Пан-Европу, и, следовательно, только в этом смысле можно определить, что является полезным для решения европейского кризиса и создания европейского блока против опасностей, угрожающих уничтожить даже материальные остатки нашей древней культуры. В одном случае европейское единство могло бы оставаться в состоянии живой реальности, не требующей никаких внешних установок. Но в другом случае, оно могло бы динамически проявить свое могущество, охватить в едином неудержимом потоке и в единой воле различные расы и традиции и повести их к той цели защиты и покорения, которая, побуждаемая сверху, намного превышает слепой детерминизм политических страстей и повинуется только идеалу; повести их к универсальности, к преображению: так, как это было в крестовых походах, в которых Европа в первый и последний раз совершила особое действие, выходящее за пределы страны и крови. А по поводу политической формы такого единства, соответствующей европейской традиции, мы можем еще раз указать на этику, на которой покоилось древнее нордическо-языческое мировоззрение. Мы считаем, что это должно быть товарищество свободных существ, в мирное время представляющих перламент равных, внутренне независимых господ, а в военное время или для достижения общей цели и во время общего действия готовых по зову преобразиться вместе со своими людьми в верных воинов единого вождя.