Социальная психология и история - Поршнев Борис Федорович. Страница 31
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОБЩНОСТЬ И ИНДИВИД
Общение и одинаковость
Некоторые социологи сочтут все сказанное в этой главе излишним, ибо, по их мнению, социально-психические явления служат предметом науки не потому, что индивиды общаются между собой, а потому, что индивиды находятся в одинаковых социальных условиях: одинаковые общественные причины порождают у них схожую, в той или иной мере одинаковую психику. Иначе говоря: общественное бытие независимо от воли и выбора индивидов определяет в сериях их, по признаку одинакового экономического положения, одинаковое сознание; оно состоит из: а) психологии, т.е. более непосредственного и обыденного отражения бытия, наименее зависимого от их общения друг с другом; б) идеологии — более систематизированного отражения бытия, следовательно, более зависимого от социального общения.
Конечно, никто не станет оспаривать, что люди общаются между со'бой, в особенности люди одного класса, одного общественного слоя, но, по мнению таких социологов, даже если бы мы абстрагировались от этого общения, социальной психологии осталось бы что изучать. Более того, этот остаток отвечал бы ее основному предмету: у людей в одинаковых общественных условиях появлялись бы сходные черты обыденного сознания, — и вот это-то и называется социальной психологией.
Сторонники такой социологии ссылаются преимущественно — и это не случайно — на пример мелких крестьян или фермеров в условиях капитализма, каждый из которых может сравнительно мало общаться с ему подобными, однако общие экономические условия его бытия делают его представителем определенного класса, социальной группы, и эта общность условий жизни неизбежно отражается и в сфере его обыденного сознания.
Такой ход мысли скорее отражает крестьянские индивидуалистические иллюзии, чем научно познанную действительность. Индивид наедине с объективными условиями своей экономической жизни — это робинзонада. Подобное толкование “обыденного” сознания само является обыденным, т.е. не отвечает современному уровню психологической науки.
Конечно, в сферу анализа науки о социальной психологии попадают и статистические ряды, иначе говоря, явления, которые могут быть рассматриваемы как подчиненные статистической закономерности. В этих случаях исследователь абстрагируется от механизмов и фиксирует лишь те или иные результаты. Так, методом массовых опросов, анкет или тестов можно установить наличие в той или иной среде тех или иных психических черт, склонностей, настроений. Исследователь тут оперирует только с одинаковостью, а не с общением или общностью. Как получилась эта одинаковость — он либо вовсе не интересуется и берет ее как эмпирический факт, либо, чаще, перебрасывает от последнего мост к каким-либо другим столь же обобщенным статистическим фактам, в частности к сведениям о социально-экономическом, возрастном, образовательном, культурном положении опрошенных. Устанавливается функциональная зависимость между обоими рядами. Этим работам не присуще и от них не требуется знание природы и механизмов психических процессов. Их практическая польза подчас неоспорима. Так, большой опыт статистического изучения общественного мнения, включая и идеологические и психологические компоненты последнего, в общем весьма ценен. Все это относится к области так называемых социальных исследований или конкретной социологии. Методом опросов, анкет и тестов можно ориентироваться также в домашнем бюджете тех или иных слоев населения, в их бюджете времени, в предпочтении тех или иных видов транспорта, в распространении тех или иных заболеваний. Легко видеть, что к социальной психологии имеет касательство лишь часть этих разнообразных статистических рядов и среднестатистических обобщений. Да и те затрагивают лишь психические следствия, а не механизмы их образования.
Между тем, если мы хотим, чтобы социальная психология была действенной, практически эффективной наукой, надо тщательно изучать теоретические, фундаментальные вопросы именно механизмов формирования особенностей психики человека в той или иной общественной среде. Все развитие науки, и особенно в последнее столетие, показало вред игнорирования внутренних, глубинных механизмов осуществления тех или иных закономерностей. Так, в биологии оказались абсолютно не правы те, кто препятствовал изучению физических и химических механизмов биологических явлений, думая, что это равносильно “сведению” биологии к низшим формам движения материи.
На деле специфика биологического нимало не ущемляется и не ограничивается познанием физических и химических процессов, совершающихся в живом веществе. Столь же не обоснованно опасение отдельных социологов, как бы социальная психология не “свела” социологические законы к физиологическим и психологическим. Социальная психология не покушается на объективные законы общественно-экономической жизни. Она изучает механизмы психического взаимодействия людей, поведение которых в конечном счете детерминировано этими социологическими законами.
Мы перескочили бы не только психологический, но и социальный механизм, если бы безоговорочно приняли версию о появлении одинаковых социально-психических черт у серий людей из-за одинаковости причин вне всякого контакта.
Конечно, есть и такие ряды. Например: самоубийство — в известном смысле это психический акт. Можно его изучать статистическими методами, исходя из представления, — в общем верного, — что самоубийцы не общаются между собой, не составляют общности, а приходят к одинаковому поступку вследствие более или менее одинаковых причин. Впрочем, даже этот самый крайний пример не строг, ибо, хотя взаимное заражение отнюдь не относится к важнейшим причинам самоубийств, все же самоубийца отчасти руководствуется и знанием подобных случаев, в отдельные же моменты отмечены и подлинные психические эпидемии самоубийств, провоцируемых уже в большой степени неодолимой силой подражания.
И в других случаях почти всегда ряды одинаковых социально-психических явлений не представляют картины полной изолированности каждого из них. Но взаимодействие между ними сплошь и рядом носит характер не одновременный, а цепной, растянутый во времени. Мы отмечали, что именно цепным способом формируются нередко те или иные элементы общественного настроения, которое тем не менее может трактоваться как некое “мы”.
Обобщая, можно теперь разделить встречающиеся в опыте социально-психические общности на четыре типа.
1. Непосредственно наблюдаемой общностью является, конечно, такая, все члены которой лично знают друг друга или, если речь идет о толпе, об аудитории, зрительном зале, хотя бы одновременно видят или слышат друг друга. Такие общности и привлекают преимущественное внимание буржуазной социальной психологии. Но на деле они встречаются не очень часто, при этом интересуют таких исследователей либо в виде первобытных общин и орд, либо в виде малоорганизованных и вовсе аморфных скоплений и толп людей. Гораздо важнее для изучения современности учесть такие общности этого типа, как бригада, цех или целое предприятие небольшого размера. Сюда же принадлежат деревня, колхоз. В школе это — класс, в вузе — по ток или группа. Сведение объекта социальной психологии преимущественно к этой модели (при всей ее полезности) толкнуло буржуазных социальных психологов к предпочтению самых малых групп, которые незаконно называют первичными: семьи, кружка друзей или даже столь недолговечных, как кучка людей, непосредственно общающихся где-нибудь в очереди, на улице, в вагоне и т.д.
2. Возьмем противоположную модель общности: члены ее в большинстве не знают друг друга, не связаны между собой непосредственно, но сознают свою принадлежность к ней, поскольку имеют общий с другими центр, олицетворяющий данное “мы”. Таким центром может являться правительство, партия, идеолог, лидер, вождь, авторитет или группа таковых. Эта модель очень важна, когда речь идет о весьма многолюдной общности, такой, как класс или нация, где число людей, лично знакомых между собой и не посредственно взаимодействующих, ничтожно мало сравнительно с общей ее численностью. Такая модель отражает, разумеется, лишь отдельную сторону реальной жизни. Но надо помнить, что такой тип “централизованной” социально-психической взаимосвязи без прямых контактов всех со всеми возможен и отвечает некоторой жизненной реальности.