Библия Раджниша. Том 2. Книга 2 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 31

Мои профессора сказали мне: «Это неправильно, особенно для вас, ведь от него зависит ваша ученая степень. Он может воспрепятствовать вам в получении ученой степени, у него есть все возможности многими путями повредить вам, ведь это он будет назначать тех, кто будет вашими экзаменаторами. Он назначает того, кто будет принимать у вас устный экзамен. И ваше будущее... он будет решать, давать ли вам ученую степень или нет».

Я сказал: «Не беспокойтесь ни о чем. Я сегодня же обо всем позабочусь».

Они сказали: «Продолжая это озорство?»

Я сказал: «Человек предложил мне свои извинения, а вы все еще называете это озорством?»

Они сказали: «Да, он выглядел глупо при этом вмешательстве в его публичное выступление».

Я сказал: «Я не старался выставить его в глупом свете, и он доказал, что он не глуп. Я спрашивал у многих студентов: все они сказали, что их уважение к нему возросло, поскольку он признал, что сказанное им было лишь ораторским приемом. Слова иногда могут уводить вас очень далеко; одно слово ведет вас к другому».

«Люди, которые всю свою жизнь говорили, - профессора, преподаватели, - постоянно говорят то, что они и не имеют в виду. Их нужно попридержать: "Куда это вы?" Одно слово цепляется за другое, то за третье... их нужно придерживать. Конечно, держать кого-то за ногу выглядит озорством, но это не так. Он и не воспринял это как озорство».

Я подошел к нему, и он сказал: «Вы сделали для меня нечто великое. За всю мою жизнь никто не прерывал меня во время моего выступления. А вы прервали меня в такой точке, что я не смог никак отвергнуть вас; и я полюбил вас по той простой причине, что в вас есть смелость. Что бы вам ни было нужно и когда бы вам ни было нужно это, помните, что я здесь. Только дайте мне знать об этом, и все средства, все, что в моей власти, будет предоставлено вам».

Мне не пришлось ничего говорить ему. Он, без моих обращений, сделал так, что от всей этой университетской суеты я получил на два года свободный график, и сто рупий в месяц, и ученую степень. И вы удивитесь тому, что перед тем, как решить, кто будут моими экзаменаторами, он спросил у меня: «Есть ли у вас какие-нибудь предпочтения - кому бы вы хотели сдавать?»

Я сказал: «Нет, когда решаете вы, я знаю, что вы выберете наилучших людей. Я хотел бы наилучших. Так что не думайте о том, провалят они меня или пропустят, дадут ли мне высокие баллы или низкие баллы; это меня совершенно не беспокоит. Выбирайте лучших во всей стране».

И он выбрал лучших. И странно, все это обернулось в самую лучшую сторону. Одним из моих профессоров, которого он выбрал для экзамена по индийской философии, был доктор Ранаде из Аллахабадского университета, наивысший авторитет. Он был наивысшим авторитетом в индийской философии. Но обычно никто не выбирал его в качестве экзаменатора, потому что он редко кого пропускал. Он находил так много ошибок, и с ним невозможно было спорить; он был последним человеком, с которым следовало бы спорить. И почти все профессора по индийской философии в Индии были его учениками. Он был уже очень старым человеком, на пенсии. Но доктор Карпатри выбрал его и попросил его об особом одолжении, поскольку он был старым и уходил в отставку: «Вы должны».

Случилась странная вещь - и если вы доверяете жизни, странные вещи случаются. Он дал мне девяносто девять процентов из ста. Он написал на моей работе особое замечание о том, что он не дал сто процентов, потому что это выглядело бы слишком; вот почему он урезал один процент. «Но работа заслуживает ста процентов. Я скупой», - написал он в своем замечании.

Я прочел это замечание; доктор Карпатри показал мне его, сказав при этом: «Только взгляните на это замечание: "Я скупой, за всю свою жизнь я ни разу не поставил выше пятидесяти; самое большее я давал пятьдесят процентов"».

Ему понравились мои странные ответы, которых он никогда не получал раньше. И это было усилием всей его жизни, чтобы студент философии не был попугаем, просто повторяющим то, что написано в учебнике. Как только он видел, что все это взято из учебника, он больше этим не интересовался.

Он был мыслителем и хотел, чтобы ему говорили что-нибудь новое. А со мной проблема заключалась в том, что я понятия не имел об учебниках, поэтому все, что я писал, не могло быть взято из учебника - это было совершенно точно. И ему понравилась моя работа по той простой причине, что я не был книжником. Я отвечал сам по себе.

На мой устный экзамен он пригласил одного мусульманского профессора из Аллахабадского университета. Того считали очень строгим, требовательным человеком. И даже сам доктор Карпатри сказал мне: «Он очень требовательный человек, так что будьте осторожны».

Я сказал ему: «Я всегда осторожен, независимо от того, является ли человек требовательным или нет. Я остерегаюсь не человека, я просто осторожен. Смысл не в человеке: даже если в комнате никого нет, я все равно осторожен».

Он сказал: «Я хотел бы присутствовать и посмотреть на это, потому что я слышал об этом человеке, что он действительно очень жесткий». Поэтому он пришел на экзамен. Это было редким событием. Там был глава моего факультета, там был вице-канцлер и доктор Карпатри. Он попросил у мусульманского профессора сэра Сайяда особого разрешения: «Могу ли я присутствовать? Я хотел бы посмотреть, поскольку вы известны как самый жесткий экзаменатор, и я знаю этого мальчика - он по-своему такой же жесткий, как и вы. Поэтому я хочу посмотреть, что случится».

И мой профессор, доктор С.К. Саксена, который любил меня как сына и всячески заботился обо мне... Он откладывал даже свои дела, чтобы позаботиться обо мне. Например, каждое утро, когда шли экзамены, он приходил в университет, в мою комнату в общежитии, подвезти меня на своем автомобиле в экзаменационный зал, ведь он не был уверен - пойду я, не пойду я. Так что эти несколько дней, пока шли экзамены... и ему было очень трудно вставать так рано.

Он жил в четырех-пяти милях от нашего общежития, и он был человеком, который любил выпить, поспать подольше. Его занятия никогда не начинались раньше часа дня, потому что только к этому времени он был готов. Но чтобы взять меня с собой, он точно в семь был уже перед моей комнатой, потому что экзамены начинались у нас в семь тридцать. Я спросил у него: «Зачем вы понапрасну тратите тридцать минут? Ведь отсюда до экзаменационного зала минута ходу».

Он сказал: «Эти тридцать минут нужны для того, чтобы, если вас здесь не окажется, я смог бы найти вас, ведь относительно вас у меня нет уверенности. Как только вы оказываетесь в зале и двери закрываются, я делаю глубокий вздох облегчения, теперь-то вы что-нибудь сделаете, а мы посмотрим, что получится».

Так что доктор Карпатри был на устном экзамене, и он постоянно стучал меня по ноге, напоминая о том, что этот человек был по-настоящему... Я спросил у сэра Сайяда: «Одна вещь: предупредите сначала моего профессора, который все время стучит меня по ноге, напоминая, что я не должен нарушать правила, что я не должен вредничать. Он говорил мне перед экзаменом: "Всякий раз, когда я стукну тебя по ноге, это будет означать, что ты сбился с пути и возникнут затруднения". Поэтому сначала остановите этого человека. Это странная ситуация, когда кто-то экзаменуется, а кто-то другой бьет его по ноге. Это неудобно. Как вы думаете?»

Он сказал: «Конечно, это неудобно», и рассмеялся.

Я сказал: «Мой вице-канцлер сказал мне то же самое: "Будьте осторожны". Но я не могу быть более осторожным, чем я есть. Так что, начнем!»

Он задал мне простой вопрос, мой ответ на него профессора сочли озорством. Вице-канцлер счел его озорством, потому что я разрушил все дело... Экзаменатор спросил: «Что есть индийская философия?»

Я ответил ему: «Прежде всего, философия - это всего лишь философия. Она не может быть индийской, китайской, немецкой, японской; философия - это просто философия. О чем вы спрашиваете? Философия - это философствование; философствует человек в Греции, или в Индии, или в Иерусалиме, какое это имеет значение? География не влияет на это; не влияют на философию и границы государств. Поэтому, прежде всего, отбросьте слово "индийская", оно неправильное. Спросите меня просто: "Что такое философия?" Пожалуйста, отбросьте это слово и задайте вопрос снова».