Библия Раджниша. Том 2. Книга 2 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 49

Вот он и пишет мне: «Бхагаван, вы спасли меня; иначе меня разрезали бы на куски». Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь был спасен мною, но в этом мире случаются странные вещи. Моим именем вас могут убить, но им же вы можете и спастись.

То была странная ситуация: они собирались убить сикха, но, увидев оранжевые одежды, и малу, и мое фото, они сказали: «Этот человек больше не сикх. Убивать его бессмысленно». И они оставили его.

Но в основном я поместил сюда этот портрет для того, чтобы он висел у вас на шее и всех раздражал, вы никуда не можете пойти и не быть замеченными.

Один из моих санньясинов в Бомбее... он принял санньясу, а через два или три дня вернулся и сказал: «У меня настоящие неприятности. Не дадите ли вы санньясу и моей жене? Я привел ее с собой».

Я сказал: «Зачем?»

Он сказал: «Проблема в том, что, куда бы я ни пошел с ней, люди говорят: «Что же это за санньяса? Санньясину не полагается расхаживать повсюду вместе с женщиной». И я не могу сказать им, что это моя жена, потому что, если я скажу это, они убьют меня. Санньясин, имеющий жену? Поэтому все так неудобно; что делать? Лучше уж дать санньясу и ей».

Я сказал: «Я дам ей санньясу, но это не решит проблемы. Попробуйте».

Я дал санньясу его жене. Через два дня он вернулся снова. Он сказал: «Вы были правы. Вчера в поезде...» Это был местный поезд; он приезжает на нем на работу в офис и возвращается обратно. Тот день был выходным, поэтому он поехал с женой и ребенком. Собралась толпа, и люди сказали: «Чей это ребенок?» - потому что в Бомбее воруют людей.

В Индии во всех больших городах воруют детей. Потом их калечат, ослепляют и делают из них нищих. Есть целые банды: определенный человек кормит их, забирает по вечерам все собранные ими деньги. Он кормит их, дает им одежду, дает им кров. Но если их не искалечить, не ослепить, не отрезать им руки и ноги, то кто подаст им деньги? Чем более искалеченными, чем более несчастными они выглядят, тем выше их шансы получить подаяние и принести больше денег.

Поэтому во всех крупных городах воруют детей. И собирают их в банды по сотни детей. Полиция знает об этом; полиция получает свою долю. Полиция не мешает детям просить подаяние на улицах; скорее наоборот, она защищает их. На самом деле, она помогает хозяевам этих детей следить за тем, чтобы дети не могли сбежать.

И на самом деле, эти дети не могут сбежать, потому что они ослеплены, искалечены, - куда они могут сбежать? Кто будет ухаживать за ними? Они не знают, где их отец, где их мать, откуда их привели, - ведь их могли схватить в Калькутте, а использовать в Бомбее. Если их схватили в Бомбее, то использовать будут в Мадрасе. Поэтому они не знают, откуда они и где находятся сейчас.

Они не могут сбежать, но полиция следит все-таки, чтобы никто и не пытался сбежать. Все имеют свою долю, кроме этого ребенка. А если он когда-нибудь придет совсем без денег, ему достанутся побои. Поэтому он вынужден приходить с деньгами. Он не может попытаться спрятать какие-то деньги от своего хозяина, потому что тот знает, сколько зарабатывает ребенок.

Хозяин ходит вокруг и смотрит, чтобы понять, сколько денег заработает этот ребенок до вечера. Так что по опыту он знает, что этот мальчик обязан принести десять рупий, пятнадцать рупий. А если он принесет две рупии, то получит побои. И куда он может спрятать деньги? Эти деньги немедленно обнаруживаются.

Так что собралась толпа и люди спрашивали: «Вы оба санньясины; эта женщина санньясин, вы санньясин. Прежде всего, почему женщина и мужчина санньясины вместе? Это не допускается. Во-вторых, этот ребенок - откуда вы взяли этого ребенка?»

Они сказали: «Это наш ребенок». Они вынуждены были сказать так. А люди уже собрались бить их: «Это ваш ребенок? Вы санньясины, и у вас есть ребенок!»

Санньясины как-то постарались объяснить им, показали мою малу и сказали: «Мы не старые, не традиционные санньясины».

Кто-то из толпы знал обо мне. Он сказал: «Оставьте их. Они не ваши санньясины. Это санньясины другого рода: неосанньясины».

Со станции они пришли прямо ко мне. Они сказали: «Дайте санньясу и нашему ребенку тоже, потому что без этого нас снова схватят. Мы бедные люди, и всякий может начать бить нас и причинять нам неприятности». Я вынужден был дать санньясу и ребенку тоже!

Это была не дисциплина; это был бунт. Я хотел показать санньясинам в Индии, а их миллионы, что если вы сменили одежды или имеете четки, то это не означает, что вы стали святыми. Я могу без всяких проблем создать миллионы таких святых, как они. И я создал их.

Медитация - вот единственная вещь, которую можно назвать дисциплиной. Но я вовсе не приказываю вам медитировать. Я объясняю вам, что такое медитация. Если это привлекательно вашему уму, если в вас что-то щелкает, если в вас возникает желание исследовать это измерение медитации, то тогда вы следуете своему собственному разуму, а вовсе не моей идее. А если это не привлекает вас, то, конечно, вы не обязаны делать это.

Спрашивая меня: «Я не могу даже участвовать в гаччхами », - этот человек использовал слова «наша молитва». Это не молитва. Молитва - это всегда просьба о чем-то. В этом действительный смысл слова молитва, молитва о чем-нибудь: «Дай мне, Господи, хлеб наш насущный», - или что-нибудь другое, но: «Дай нам что-нибудь. Ты даешь подаяние, мы просим его. Ты милосерден, а мы нуждаемся в твоем милосердии; спаси нас. Эта жизнь несчастна, это существование пребывает в страдании, выведи нас из этого колеса жизни и смерти».

Различные религии, различные молитвы...

Но каждый о чем-то просит.

Вы не можете назвать наши гаччхами молитвой. Это не так; ведь что вы говорите в гаччхами? «Я отправляюсь к ногам пробудившегося; я отправляюсь к ногам коммуны пробудившегося; я отправляюсь к ногам предельной истины пробудившегося».

Вы объявляете что-то, вы не молитесь. Это декларация, решимость - «Я отправляюсь к ногам пробудившегося» -решимость отбросить эго, декларация: «С этого момента стать пробудившимся - станет всем моим усилием, всем моим делом, всем моим свершением; я больше не буду жить неосознанной жизнью». Это не молитва.

В моем поле зрения нет места молитве, потому что нет места Богу.

Кому вы можете молиться? Никого нет.

Небо абсолютно пусто.

Вы просто понапрасну тратите время и бросаете бессмысленные слова в атмосферу, переполняете атмосферу бессмысленными словами.

Вы должны помнить: «Эти слова никогда не умирают. Раз произнесенное, слово продолжает звучать, совсем как камешек, брошенный в озеро: волны побежали к далекому берегу. Но это существование не имеет берегов, не имеет побережий, не имеет границ. Раз вы сказали что-то, это остается навсегда. Сказанное звучит все дальше и дальше. Оно коснется других планет, Коснется других звезд; будет продвигаться и продвигаться».

Теперь мы знаем - до изобретения радио об этом не было и понятия, - что сказанное в Вашингтоне проходит прямо рядом с вами. Теперь вы знаете это, потому что люди открыли, как удержать это. Что бы они там ни придумали, все это уже идет через все станции мира. Конечно, создаются очень сильные вибрации. Они все время движутся вокруг вас; вам просто нужно настроить свое радио на определенную длину волны, тогда все сказанное на этой волне будет поймано.

Это относится и к нам. Все, что мы говорим, не очень сильно, но оно никогда не умирает, звук продолжается. Однажды мы обнаружим способ улавливать звуки, произнесенные разными людьми в прошлом - ведь каждый человек имеет свою вибрацию, свою частоту. Если мы сможем поймать частоту Кришны, то тогда все, что он на самом деле говорил в Гите пять тысяч лет назад, говорил ли он это или вовсе нет, снова будет поймано. И я уверен, что эта большая книга Гита, вероятно, не написана в той ситуации, о которой говорят.

Две армии, стоящие друг перед другом, - они лишь только ждут сигнала, чтобы начать избивать друг друга. И Арджуна говорит своему возничему Кришне: «Вывези меня вперед». Он главный воин одной из сторон. Видя там всех людей, своих друзей, родственников... Другая сторона состоит из его же двоюродных братьев, они все выросли в одном доме, в одном месте, их учил один и тот же человек. Дроначарья, человек, учивший обе стороны искусству стрельбы из лука, был там, на противоположной стороне: его собственный Учитель.