Демократия и тоталитаризм - Арон Реймон. Страница 46

Рассмотрим, наконец, трудности, связанные с нехваткой администраторов.

Мы в основном изучаем конституционные режимы в их политическом функционировании, но качество администрации важно не меньше, чем все чисто политические факторы. Если в стране, почти полностью лишенной администраторов, ввести конституционно-плюралистический режим, он не сможет функционировать. А окажется ли в лучшем положении какой-либо другой режим? Разумеется, при нехватке квалифицированных администраторов никакой режим не может быть действенным. Но недостатки администрации усугубляются, когда на них накладывается непрерывная борьба интересов, идей, людей, партий. Возьмем в качестве примера Индонезию, страну, где нет единого языка, единой религии, единой нации. Число квалифицированных администраторов было там смехотворно малым. И вот в этих-то условиях был введен режим, который вдохновлялся конституционно-плюралистическими режимами Запада. Немудрено, что через несколько лет он начал распадаться, а с ним и национальное единство. Задача демократических режимов не состоит в том, чтобы создавать государства или укреплять единство нации. Главное для этих режимов — чтобы государства и нации противостояли постоянному соперничеству групп, лиц, партий, идей. Нацию никогда не удавалось создать, сказав людям: идите и враждуйте! Порою кажется, что Запад рекомендует освободившимся странам формировать власть на основе раздоров.

Если подытожить все трудности, связанные с укоренением режима, я свел бы свои мысли к следующим тезисам.

Прежде всего необходима разумная, то есть, следуя старой буржуазной мудрости, не слишком большая и не слишком малая дистанция между общественными силами и политической властью. Если дистанция чересчур велика, взрыв почти неизбежен. Те, кто воплощает социальное могущество, пытаются либо устранить политических руководителей, либо использовать их в своих интересах. Если же между носителями реальной политической власти и теми, кто контролирует общество (посредством капитала или традиций) дистанции нет, то конституционность режима — мнимая, она служит только интересам олигархии.

Необходимо, чтобы принципы, определяющие суть режимов, пользовались уважением, чтобы неукоснительно соблюдалась сама идея государственных институтов, чтобы дух, необходимый для функционирования этих институтов, воодушевлял если не сами народные массы, то хотя бы правящие меньшинства.

Наконец, важно, чтобы эти режимы были достаточно эффективными, а эффективность оценивается лишь по двум показателям. Первый: сохранение единства сообщества, какими бы многочисленными ни были в нем конфликты. Второй: обновление экономики — невзирая на склонность групп, сплоченных общностью интересов, сохранить старые порядки.

Рассмотрим варианты, связанные с риском распада режима: 1) на уровне политических институтов; 2) на уровне принципа приверженности интересам сообщества; 3) в связи с социальной инфраструктурой или, в более широком смысле, с задачами, стоящими перед режимами.

Вновь обратимся к Франции. В целом французы ныне более склонны принимать существующий режим, чем когда бы то ни было начиная с 1789 года. Возможно, причина — в усталости после стольких неудачных экспериментов. А ведь считается, что режим в опасности. Если это так, то лишь потому, что многие полагают, будто несовместимые с общим благом слабость и неустойчивость исполнительной власти обусловлены конституционными правилами и партийной системой. Режим, принимаемый в качестве законного, может оказаться под угрозой из-за собственных недостатков.

Слово «принцип» я использую в значении, предложенном Монтескье. Граждане перестают отвечать требованиям, которые предъявляет им режим. У них отсутствуют качества, необходимые для того, чтобы основанный на свободе режим продолжал существовать.

Какими должны быть граждане при конституционно-плюралистических режимах?

Оставим в стороне употребляемое Монтескье слово «добродетель»: общества, в которых мы живем, не могут быть добродетельными по Монтескье. В его понимании добродетель включает в себя стремление к равенству и умеренности, а это не имеет ничего общего с сущностью индустриальных обществ. Коммунистические или демократические общества не добродетельны и не могут быть таковыми. Их цель — производить как можно больше и как можно лучше. Невозможно вообразить общество, назначение которого — производить как можно больше и при этом распределять как можно меньше. В условиях экономики, которая старается создать изобилие, нельзя рассматривать в качестве высшей ценности умеренность.

Очевидность этих положений сомнений не вызывает, хотя многие критики демократии настаивают, что добродетели современных демократий могут сводиться к добродетелям демократий античных.

Осталась единственная черта, роднящая старую и современную добродетель. Это — уважение к законам. При конституционно-плюралистических режимах граждане обязаны: соблюдать законы, и в первую очередь Конституцию, коль скоро она одновременно регламентирует правила конфликтов в обществе и определяет основы единства; воодушевлять режим, бороться с сонным однообразием жизни, выступая с требованиями (я готов был сказать — гореть страстями, порожденными различными группировками общества), но при этом сохранять способность к компромиссу.

Бесспорно, существует опасность, что при чрезмерной приверженности идеям будет утрачено чувство компромисса. Когда страсти разгораются, люди теряют уважение к законам и Конституции. Режимы всегда будут испытывать такую угрозу из-за чрезмерной приверженности идеям тех или иных группировок или же, наоборот, из-за избыточного стремления к компромиссам.

В самом деле: если попытка примирить отношение к некоей проблеме правых и левых партий станет первой реакцией режима, то найденный выход или решение могут оказаться скверными. Чрезмерная тяга разложившегося режима к компромиссам проявляется в парламентских попытках любой ценой выйти из создавшегося положения, а не решать сами проблемы.