Finis Mundi. Записи радиопередач - Дугин Александр Гельевич. Страница 31

— А вы знаете, что один из нас также родился в это год, причем в день важного христианского праздника?

— А какой это праздник — 11 ноября?

— Вы сошли с ума, речь идет не о том, упаси Господи, но о его антиподе…

— Mission grandcontinental de Monsieur Douguine?

— Mais bien sur, tout se tient…

Все, что приближается к сущности, раздваивается…

Эротика — альфа и омега всякой духовной реализации. Все, имеющее отношение к миру более тонкому, нежели телесная оболочка — этот эфимерный гравитационный карцер — с необходимостью проходит через врата секса. Здесь есть два пути — путь тотальной аскезы или путь тантрической маго-эротической реализации. Они не взаимоисключают друг друга, напротив между ними есть тайная близость, как между всеми противоположностями, заключен тайный союз.

Лишь вялый обывательский, профанический секс, вырожденческий компромисс между яростным эротокоматозом тантрических посвященных и аскетическим переводом секса в сферу духа у аскетов и отшельников, лишь такой мерзский полуфабрикат является подллинным и настоящим грехом и свинством — как, впрочем, и все остальные проявления так называемых "обычных людей". Тема Тантры, магической эротики центральна в творчестве Жана Парвулеско, автора одной из лучших книг на эту тему — "Милосердная Корона Тантры".

Вот фрагмент из другой книги "Тайна Виллы Атлантис":

"В замке Рауля де Вальдека рядом с парком Монсо — с тем парком, под которым проходит подземный ход к черной пирамиде Запада…

Тогда внезапно сквозь прозрачное зеркало я увидел дикую сцену.

Пьер-Андре де Тальен, наследник португальских королей и агент русской разведки насиловал на столе прекрасную лэди Джэйн. Пьер-Андре двигался все быстрее и быстрее, задыхаясь, тяжелая китайская ваза упала на пол — нечаянно сброшенная Джейн — и разбилась об пол.

Тут Джейн попыталась подняться, рыдая, уперлась ему коленками в грудь — в жесте тотального насилия — и в этот момент у нее вырвался сдавленный крик, короткий, почти неслышный крик, ей не удалось подавить его до конца — этот крик не мог лгать, нет, не мог лгать — да, на самом деле, она произнесла что-то, чего я не понял, не смог разобрать, а потом, обмякнув, откинулась назад, рука безжизненно свесилась сто стола, правая нога тоже, свисла и слегка-слегка подрагивала.

Все кончено.

Ее рука так и весела, лишь кольцо с пятью изумрудами сверкало — о это кольцо!

Я слишком хорошо его знаю, это знаменитое кольцо императрицы, "секретный талисман", "сверхъестественный талисман", пароль заговора, который организовали во имя Императрицы "Выдры Компьеня", "мистические слуги" той, которую в тот период некоторые привилегированные посвященные имперского эзотеризма называли "Красно-Коричневым Единорогом", LICORNE MORDOREE.

Вы конечно помните этих "Выдр Компьеня", последней госпожой которых была Эухения Мария де Монтихо де Гусман?

Так неужели она пережила все это и не погибла, как считалось в 1920 году?"

В тайной истории и параллельной литературе Жана Парвулеско нет строго деления на эротические сцены, герметические дискурсы или политологические обобщения.

Одно переходит в другое, персоны становятся идеями, страсти — партиями, оргии — революциями, умершие — живыми, бодрствование — сном, автор — персонажем.

Тотальный мир, постоянно двоящийся, так как все время приближающийся к сущности. Субтильное пространство подвижно, динамично, многозначно.

Нет такого политического заговора, который не был бы связан с религией, нет такой эротики, которая не воплощала бы в себе древний архетип — иерогамию, великий брак Земли и Неба.

Все, что приближается к сущности, раздваивается…

Жанщины в романах и в жизни Парвулеско играют роль доктрины.

Соитие

— смотря какое! -

равно прочтению оккультной книги.

— смотря какой!

И наоборот — осмысленный философский текст тождественен половому акту.

Все связано.

Tout se tient.

Нет серьезного и профанического, высокого и низкого.

Нити заговора, нити смысла, нити онтологии и антионтологии пропитывают все.

Заговор — одно из самых частоупотребимых слов в литературе и публицистике Жана Парвулеско.

"Вначале был Заговор".

Вернее, сразу два заговора — Заговор сил Бытия против Заговора сил Небытия.

Потом, раздваиваясь и переливаясь в промежуточном мире, подвергаясь дифракции и распадаясь на тысячи лучей, нити заговоров пронизали Вселенную, разделив на два войска ангелов и духов, религии и народы, элиты и массы.

Агенты Света и агенты Тьмы наполнили собой невидимые миры и человеческие общества. К ним восходят тайные истоки всех событий материального и нематериального уровней, даже явления природы управляются заговором — заговором духов стихий. Кстати, именно так и понимали мир все полноценные традиции, принадлежащие к сакральной цивилизации.

Но для визионера Парвулеско все остается по-прежнему.

Если мистический компонент перестал быть очевиден массам, — знаем мы эту очевидность масс, ничего более иллюзорного просто не существует — он остается основным критерием в принятии важнейших решений на уровне скрытой элиты, которая, в действительности, и правит современным миром, руководствуясь именно этим полноценным магическим мировоззрением.

Что это за элита?

Масоны?

Не все так просто…

Парвулеско говорит:

Масонерия бездн, головокружительных парадоксов, тайных ритуалов, пересекающихся троп того, что по обычной логике никак не должно пересекаться…

Asia Misteriosa

La Societe des polaires

— Не слишком ли мы откровенны на радио?

— Имеющий уши — осел…

— Тритемий в письме Агриппе?

— Нет, там было иначе — "давай солому ослу, попугаю сахар"…

Я должен был встретится с Жаном Парвулеско в два часа дня на набережной Сен-Мишель. Мы договорились о месте и времени на нашей предыдущей встрече.

Утром же я по делам должен был отправиться с вокзала Сен-Лазар в банлье.

Поднимаясь по эскалатору у вокзала, я увидел, что передо мной чуть выше поднимается он. Полный лысый человек пожилого возраста со специфическими очками и безошибочно угадываемыми несмотря на все внешние атрибуты чертами выходца из Восточной Европы.

Я испытал какое-то неприятное чувство. Мы договаривались на 2 часа, у меня неотложные бытовые дела и как-то так, среди будничного Парижа сталкиваться с Жаном Парвулеско, что-то объяснять…

Так в нерешительности я поднялся за ним, и понял, что все-таки стоит подойти, он стоял в пол-оборота и возможно заметил меня. Иначе будет невежливо. Какого же было мое удивление когда я увидел, что он исчез. Вокзал был почти пуст, никаких укромных мест или поворотов поблизости не было. Я осмотрелся, сделал ряд беспорядочных движений…

Его не было.

Лишь вдали, на перроне маячили без дела традиционные подозрительные арабы.

"Куда он мог подеваться, нас разделяли несколько ступенек?" — подумал я.

Потом в недоумении пошел к поезду.

В 2 часа я был на кэ Сен-Мишель. Жан Парвулеско ждал меня.

"Cafe pour Vous reveiller" — предложил он, повторяя шутку, которую сам услышал от Юлиуса Эволы.

La dottrina del risveglio…

Я рассказал ему тут же как встретил его утром на вокзале Святого Лазаря, первого из воскрешенных людей. Он помрачнел.

— Дубль, снова начинается… Это плохо. Видимо, сердечный приступ был на этот раз серьезным…В следующий раз возврата может и не произойти…

— Что Вы имеете в виду, Жан?