Люди и руины - Эвола Юлиус. Страница 21

Глава VI. ТРУД. ОДЕРЖИМОСТЬ ЭКОНОМИКОЙ

Мы уже говорили о сходстве между отдельным человеком и обществом, законность которого признавалась еще с древнейших времен. Исходя из этого мы показали, что в последнее время в области общественно-политического устройства идет нисхождение от уровня, на котором жизненная и материальная часть подчинена высшим возможностям, силам и целям, к тому, где эта высшая сфера исчезает или, хуже того, вследствие переворачивания лишается всего ей свойственного и ставится на службу низшим функциям. В индивиде последним соответствует его чисто физическая часть, в государстве — экономика. Нам хотелось бы рассмотреть труд и экономику именно с этой точки зрения.

Согласно ЗОМБАРТУ, современную эпоху можно назвать эрой экономики, что точно отражает указанную нами аномалию. Речь идет прежде всего об общем характере цивилизации в целом. Поэтому даже внешнее могущество современной цивилизации, достигнутое за счет промышленно-технического прогресса, не может изменить ее инволюционного характера. Более того, эти два аспекта взаимосвязаны, так как весь мнимый «прогресс» был достигнут как раз за счет того, что экономический интерес возобладал надо всеми другими. Сегодня можно говорить о самой настоящей одержимости экономикой, в основе которой лежит идея, что как в индивидуальной, так и в коллективной жизни наиболее важным, реальным и решающим является экономический фактор. Вследствие этого в сосредоточении всех ценностей и интересов на производственно-экономической области усматривают не невиданное ранее отклонение современного западного человека, но нечто вполне нормальное и естественное; не случайную потребность, но нечто желательное, заслуживающее одобрения, развития и восхваления.

Как мы уже говорили, если отрицается всякое право и главенство ценностей и интересов, превышающих общественно-экономический уровень, тем самым отрицается и истинная иерархия, так же как и высший авторитет тех людей, групп или сословий, которые являются выразителями и защитниками этих высших ценностей и интересов. Поэтому экономическая эра по определению является глубоко анархической и антииерархической, в корне разрушает всякий правильный порядок. Свойственные ей материализация и механизация всех областей существования окончательно лишают высшего значения те проблемы и конфликты, которые признаются ею единственно значимыми.

Этот подрывной характер четко проявляется как в марксизме, так и в современном капитализме, несмотря на их кажущееся противоречие. Поэтому крайне нелепо сегодня притязать на звание «правого» политического движения, не разорвав зловещий круг экономической одержимости, в котором вращаются и марксизм, и капитализм наряду с целым рядом своих производных.

Это должен твердо осознавать тот, кто сегодня выступает против левых сил. Совершенно очевидно, что современный капитализм, точно также как и марксизм, представляет собой подрывную силу. Их роднит материалистическое мировоззрение, качественно схожи исповедуемые ими идеалы, оба они помещают в центр мира технику, науку, производство, «прибыльность» и «потребление». Не научившись говорить о чем-либо другом, кроме экономических классов, прибыли, зарплат, продукции; веря, что истинный человеческий прогресс зависит от той или иной системы распределения благ и вообще как-то связан с богатством или нищетой, невозможно подойти к сути вопроса, даже если будут придуманы новые теории, выходящие за рамки марксизма и капитализма или примиряющие их.

Между тем отправной точкой должно стать решительное отрицание марксистского принципа, объединяющего все вышеуказанные подрывные идеологии и провозглашенного в лозунге: «Экономика — наша судьба». Безо всяких обиняков следует заявить, что экономика и экономический интерес как средства удовлетворения материальных потребностей, искусственно увеличиваемых сегодня, для нормального человечества всегда играли, играют и будут играть лишь подчиненную роль. Необходимо открыто признать, что помимо экономики существует уровень высших политических, духовных, героических ценностей, на котором не признается и даже не допускается деления на чисто экономические классы, где нет ни «пролетария», ни «капиталиста». Только ориентируясь на этот уровень, можно определить то, ради чего действительно стоит жить и умирать; только там может сложиться подлинная иерархия, учитывающая качественные различия, на вершине которой воцарится высшая функция повелевания, imperium.

Но кто сегодня готов открыто вступить в праведный бой за эти ценности? «Социальный вопрос» и «политическая проблема» окончательно утрачивают всякое высшее значение, так как их все больше связывают с простейшими условиями физического существования, отныне абсолютизированными и «свободными» ото всякой потребности более высокого порядка. В результате этого понятие справедливости сводится к той или иной системе распределения экономических благ, уровень цивилизации оценивают в понятиях производства; на языке у всех лишь экономика, потребление, работа, прибыльность, экономические классы, зарплата, частная или национализированная собственность, «трудящиеся» или «эксплуататоры трудящихся», «профсоюзные требования» и т. д. Похоже, как для левых, так и для правых ничего в мире больше не существует. Впрочем, для марксизма остальное все же существует, но лишь как «надстройка» и производное. Их противники стыдятся выражаться столь откровенно, но на самом деле их кругозор не шире, standard [36] также служит экономика, на которой сосредоточен основной интерес.

Это свидетельство самой настоящей патологии цивилизации. Как мы говорили, экономика буквально завораживает современного человека, делает его одержимым. И как часто бывает при гипнозе, то, на чем сосредотачивается ум, в конце концов становится для него реальностью. Человек сегодня считает истиной то, что в любой нормальной и целостной цивилизации восприняли бы как отклонение или дурную шутку, — что экономика и связанный с ней социальный вопрос могут быть судьбой.

Поэтому принципиальное отношение требует не противопоставления одной системы другой, но коренного изменения позиции и решительного отказа от материалистических предпосылок, лежащих в основе абсолютизации экономической данности.

Под вопрос должна быть поставлена не ценность той или иной экономической системы, но ценность экономики как таковой. Само противоречие между капитализмом и марксизмом, сколь бы значительным оно не казалось на фоне нашей эпохи, следует рассматривать как мнимое. Миф производства, порождающий стандартизацию, монополию, картели, технократию и т. п., как в капиталистических, так и в марксистских странах, связан с той же экономической одержимостью, так как выдвигает в качестве первичного фактора материальные условия существования. Как здесь, так и там именуют «ретроградными» и «неразвитыми» цивилизации, которые не подходят под определение цивилизаций «труда» и «производства» и которым благодаря счастливому стечению обстоятельств пока удается ускользнуть от судорожной промышленной эксплуатации природных ресурсов, от подчинения всех человеческих возможностей производственным и общественным интересам, от давления промышленно-технического standard — в общем, те цивилизации, которым еще знакомо чувство простора, позволяющее свободно дышать. Следовательно, истинными противниками являются не капитализм и марксизм, но система, в которой главенствует экономика (независимо от ее конкретной формы), и система, в которой последняя подчинена внеэкономическим факторам в рамках более широкого и совершенного устройства, которое придает человеческой жизни более глубокий смысл и открывает путь к развитию более высоких способностей. Таково предварительное условие истинной реакции, направленной на возрождение вне рамок деления на «правых» и «левых», отрицающей как злоупотребления капитализма, так и крамолу марксизма. Для этого необходимы внутренняя дезинтоксикация, оздоровление в высшем смысле этого слова, понимаемое как способность отличать высшие интересы от низших. Внешнее же воздействие в лучшем случае может иметь второстепенное значение.