Апокалипсис нашего времени - Розанов Василий Васильевич. Страница 18

"— Горяченького кофейку! Ах бы горяченького кофейку, барин Федор Иванович".

И Некрасов будто аукнулся столь же знаменитым, но уже воистину разбойничьим стихом:

"— Холодно, странничек, холодно".
"— Голодно, странничек, голодно…"

Так и видишь двух побродяг. Ужасных, лукавых, хищных. Это уже вся наша революция с ее «реквизициями» банков или из банков, с "красной гвардией" из разных оборванцев, «получающих» (т. е. "назначивших себе") в жалованье 25 руб. суточных, "потому, брат –

Холодно, странничек, холодно…
Голодно, странничек, голодно…"

И не каждую неделю, месяц и год придется "сыграть такую революцию" или "сорвать такую революцию".

Великое умиление…

Великий разбой…

Т. е. в стихах двух поэтов. Оба как "хлестнули крест-накрест" поперек. И плети вонзились… в тело всего человечества. Там — правда, здесь — правда. Все — ужасная реальность, — о, какая реальность…

И висеть, висеть Христу, неизбывно висеть между этими двумя разбойниками, именно — этими, никакими — еще:

"— Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствие Твое".

— Другой же хулил Его, говоря: "Избавь Себя и нас".

И человечество… но где же быть цивилизации в двух этих воплях, между этим умилением и этим разбоем: где тут зерно для развития, для жизни? Зерна — нет, а две судороги.

А ведь цивилизация — это рост… Видите ли вы синие волны Средиземного моря, и Адриатику, Рим и Египет.

Полно.

Солнце.

Счастье.

О, не надо христианства. Не надо, не надо… Ужасы, ужасы.

Господи Иисусе. Зачем Ты пришел смутить землю? Смутить и отчаять?

КАК ПАДАЛА И УПАЛА РОССИЯ

Нобель — угрюмый, тяжелый швед, и который выговаривает в течение трех часов не более трех слов (видел в заседании Совета товарищества "Новое Время"), скупал и скупил в России все нефтеносные земли. Открылись на Ухте (Урал) такие же — он и их купил и закрыл. "Чтобы не было конкуренции наследникам".

Русские все зевали. Русские все клевали.

Были у них Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. И проснулись они. И основали Художественный театр. Да такой, что когда приехали на гастроли в Берлин, — то засыпали его венками. В фойе его я видел эти венки. Нет счета. Вся красота.

И записали о Художественном театре. Писали столько, что в редкой газете не было. И такая, где "не было" — она считалась уже невежественною.

О Нобеле никто не писал.

Станиславский был так красив, что и я загляделся. Он был естественный король во всяком царстве, и всех королевских тронов на него не хватило бы. Немирович же был так умен, что мог у лучшего короля служить в министрах (обоих видел у барона Н. В. Дризена).

СОВЕТ ЮНОШЕСТВУ

Кто есть кормилец твой, — кто прокормляет тебя, питает, — и после Бога и родителей есть "все для тебя" — тому не лукаво отдай всю душу свою. Думай о пользе его, — не о своей пользе, а — его, его, его… ежечасно, ежедневно, ежегодно, всегодно. Сложи в душе своей, что и после смерти его ты должен не забывать его, а молиться о душе его и вечном спасении. И никогда, ни одним словом… нет, я говорю глупости: ни одною мыслью в собственной душе, не осуди его даже и самые его недостатки, так как нет человека без недостатков. Но именно — ему, ему, который питает тебя, ты должен все простить, во всем в душе своей постараться оправдать его, забыть, обелить. Ни в чем не умалить — именно в душе, в душе, в совести.

Помни: Небо как и земля. И открытое Небу — открывается "в шепотах" и земле. В шепотах, сновидениях и предчувствиях. Поэтому никогда, никогда, никогда не лги, в совести-то, в главном — не лги.

Не будь хулиганом, — о, не будь хулиганом, миленький.

И вот этот совет мой тебе — есть первый социологический совет, какой ты читаешь в книжках. Первый совет "о социальной связности". Тебе раньше все предлагали на разбой и плутовство. "Обмани кормильца", "возненавидь кормильца". И советовали тебе плуты и дураки: которые отлично "устраивались около общества", т. е. тоже около кормильца своего (читатели). А тебе, несчастному читателю, глупому российскому читателю, — подсовывали нож. И ты — нищал, они — богатели (плутяга Некрасов и его знаменитая "Песня Еремушке").

* * *

Ни от кого нищеты духовной и карманно-русского юношества не пошло столько, как от.

Некрасова. Это — диссоциальные писатели, антисоциальные. "Все — себе, читателю — ничего". Но ты, читатель, будь крепок духом. Стой на своих ногах, а не

Что ему книжка последняя скажет,
То на душе его сверху и ляжет

(Некр.).

И помни: жизнь есть дом. А дом должен быть тепел, удобен и кругл. Работай над "круглым домом", и Бог тебя не оставит на небесах. Он не забудет птички, которая вьет гнездо.