Стабильность значения - Лебедев Максим Владимирович. Страница 15

Поэтому языковым знаком следует, при подобном рассмотрении, признать не только не всякую предельную единицу языковых уровней, но и не всякую значимую единицу языка, а лишь обладающую некоторой внутриязыковой автономностью. Причем дело тут не в "самости" или "самоидентичности" этой единицы, но в ее формальной полноте, цельнооформленности, функциональной внутрисистемной нагруженности. Значимость знака, таким образом, заключается не только в его способности указать на предмет, но и в его способности сообщить нечто об этом указании, о его характере и/или связи с другими указаниями.

Таким образом, знак выступает линейной единицей языка, которая может быть употреблена отдельно от других единиц речи без потери своей референции. В современной лингвистике этому соответствует понятие "высказывание", определяемое чисто формально как "речевое проявление, способное выступать самостоятельно, т.е. между двумя главными паузами; ... покрывающее такие речевые проявления, как словоформа, словосочетание, предложение, фраза, период, абзац и т.д.", где словоформа - минимальное высказывание, не содержащее других высказываний55. Эта дефиниция восходит к позиции Л. Блумфилда, определившего слово как минимальную свободную форму, а морфему как несвободную, связанную форму. Признак свободы/связанности проверяется возможностью языковой формы (единицы) быть самостоятельным высказыванием. Поэтому термины "знак" и "высказывание" будут далее пониматься как синонимы.

Определение знака, учитывающее все описанные выше особенности, может выглядеть, например, так:

знак - это феномен, представленный носителем знака и представляющий в языковом коллективе как в сообществе интерпретаторов некое содержание, которое заменяет означаемое в речевой деятельности для достижения определенной цели в определенном контексте.

Цель и контекст выступают в качестве интерпретанты, представляющей собой тот (новый) знак или знаки, которые рождаются в языковом сознании на базе исходного знака или оказываются с ним связанными, т.е. которые включают знак в цепочку знаков. C такой точки зрения, знак не существует ни вне системы знаков, ни в отсутствие интерпретатора, который интерпретирует знак с помощью семиотического кода, используя определенную интерпретанту знака или создавая на основе кода новую. Интерпретация при этом оказывается связанной со всеми компонентами коммуникационного акта.

В то же время такое определение не противоречит представлениям соссюрианского круга, но, напротив, развивает на новом уровне ключевые для них положения о системном характере и контекстуальной детерминации знака.

1.4 ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ НЕПРОИЗВОЛЬНОСТИ ЗНАКА КАК ПРОБЛЕМЫ СООТНОШЕНИЯ ЕГО СТАБИЛИЗАТОРОВ

1.4.1 НЕПРОИЗВОЛЬНОСТЬ ЯЗЫКОВОГО ЗНАКА КАК СТАБИЛЬНОСТЬ ЕГО УПОТРЕБЛЕНИЯ

Постановка проблемы природы языкового знака - или, вообще говоря, проблемы значения, - как проблемы обусловленности связи между означаемым и означающим восходит к Соссюру, чья концепция знака является одной из наиболее влиятельных. Согласно ней, знак имеет немотивированную, произвольную природу:

означающее немотивированно, то есть произвольно (indetermine) по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи56.

В качестве факторов, ограничивающих произвольность знака в такой трактовке, в теориях языка описываются детерминативы двух родов: внутри- и внеязыковые.

В качестве внутренних обусловливающих факторов описываются синтагматические отношения в языке - внутренняя форма слова (именно в этом смысле Соссюр говорит, например, что в английском языке значительно больше немотивированного, чем в немецком57), правильность предложения, композициональность значения предложения, связность текста и т.д.

К внешним детерминативам можно отнести закономерности употребления языка и его функционирования в обществе. Соссюр не рассматривал такие факторы в качестве обусловливающих отношение между означающим и означаемым (и вообще подлежащих рассмотрению теорией языка), отмечая как тривиальный факт невозможности изменения знака членом языкового сообщества по индивидуальному намерению. Между тем следствия из этого факта оказались плодотворными для разработки как общих философских теорий языка (ср. аргумент "индивидуального языка" у позднего Витгенштейна), так и специальных лингвистических дисциплин - сравнительно-исторического языкознания, ареальной лингвистики, социолингвистики и т.д. Результаты, полученные в этих областях, позволили Ю. С. Степанову вывести "фактически действующий в современной лингвистике" "постулат о пространстве-времени", ограничивающий произвольность языкового знака58.

И отстаивая произвольность знака, и делая оговорки об относительности этой произвольности, Соссюр исходит из развиваемого им положения о том, что языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и "акустический образ"59 ("имя"). Тем не менее фактически единственный аргумент, рассматриваемый им в качестве возможного свидетельства в пользу детерминированности знака - это традиционный аргумент ономатопеи (в опровержении которого Соссюр не более чем повторяет Аристотеля), относящийся к "вещи", во всяком случае, не менее, чем к "понятию" о ней. В пользу же своей точки зрения о произвольности он опирается на соображения, имеющие форму "аргумента границы", т.е. касающиеся различий между языками и самого факта существования различных языков: означаемое "бык" выражается означающим b?uf по одну сторону языковой границы и Ochs по другую.

По мнению Ю. С. Степанова,

в словесной формулировке де Соссюр утверждал произвольность связи между означающим - означаемым в пределах одного языка, а на деле понимал ее как произвольность отношения знака в целом (с его двумя сторонами - означающим и означаемым) к предмету объективного мира и доказывал это наличием языковых границ - резких, дискретных различий языка в пространстве.

То, что связь между означающим и означаемым как двумя сторонами знака не является произвольной, было хорошо показано позднейшей критикой и в настоящее время не вызывает ни у кого сомнений. Более существенно показать, что языковой знак не произволен и в другом отношении - как целое (состоящее из означающего и означаемого) в его отношении к объективному миру...

Новый постулат утверждает: произвольность знака в его отношении к объективному миру сильно ограничена в силу того, что не существует категории дискретной языковой границы: языковые различия в пространстве, на разной территории, тождественны языковым различиям во времени, на одной территории; существование языка в пространстве и существование языка во времени - одно и то же явление существования языка во времени - пространстве60.

Следует тем не менее заметить, что Соссюр не оперировал категорией "объективный мир". Более того, он вообще избегал в теории языка заключать о внешнем по отношению к языку мире. Так же, как и аргумент ономатопеи, "аргумент границы" относится к представлению о предмете не менее и не более, чем к самому предмету; в отличие от аргумента ономатопеи, о нем можно сказать даже, что он в равной степени не относится ни к тому, ни к другому. Аргумент такой формы скорее признает знак некоторой автономной сущностью, наделенной особым способом бытия - или, еще скорее, сущностью, наделенной бытием с определенной очевидностью.

Эта "онтологическая сдержанность" Соссюра заметно отлична от теорий референции, помещающих предмет указания в центр дифференцированного, причинно обусловленного внешнего мира (зачастую "материального" или "объективного" мира). Последнее обстоятельство предстает связанным с широко описанными затруднениями, испытываемыми такими теориями по отношению к интенсиональным контекстам, актуализующим "смысловое значение" языковых единиц; именно в направлении решения этих проблем развиваются теории такого типа. Хотя и отклонение реификации истинностных условий61 не снимает этих затруднений, именно онтологический статус отсылки к предмету указания остается стержнем проблемы референции как проблемы значения.