Философия для аспирантов - Кохановский Валерий Павлович. Страница 129

Еще более сложную картину мы видим, когда речь заходит о "жизни по науке". Мир "по науке" не живет, а живет он как Бог на душу положит. Реальная практическая история движется наощупь, словно вслепую, поспешая и останавливаясь, спотыкаясь и падая. Иногда двигаясь кругами. Да, в социальной практике развитых западных стран широко участвуют научно-теоретические разработки, но они касаются совершенно конкретных сфер повседневной жизни: экономики, ситуативной социальной политики, общественного мнения и т.п. Запад в совершенном согласии с идеями К. Поппера, раскритиковавшего марксизм за утопическое прогнозирование, идет вперед мелкими шажками, думает о сегодняшнем дне куда больше, чем о послезавтрашнем.

И здесь мы сталкиваемся с еще одной принципиальной преградой для науки: с непредсказуемостью будущего. Увы, увы, будущее от нас закрыто. Никакая самая современная, вооруженная лучшими на свете компьютерами наука не может нам сказать, что будет завтра со всеми нами и с каждым по отдельности. Это булгаковский Воланд с его дьявольской челядью может достоверно сообщить, что "Аннушка уже пролила масло", а наука "пролитого масла" не видит. Существование многочисленных прогностических институтов показывает

432

лишь то, что научные прогнозы ничем не лучше карточных гаданий, и все методы "аналогий" и "экстраполяций" приводят примерно к такому же неопределенному и вероятностному результату. На историю, на жизнь, на сознание оказывают максимальное влияние факторы, которых никто не прогнозировал и о которых никто даже не догадывался... Наука не в силах предсказать даже собственных открытий, ибо то, что было наперед расписано учеными-прогнозистами, не появляется, а совершаются открытия там, где их не ждали.

Впрочем, может быть, и к лучшему, что наука не может с достоверностью показать нам то, чего еще нет, и оставляет перед взором широкое поле неопределенности. Очень скучно было бы жить в мире, где все наперед известно, а грядущие годы похожи на расписание школьных уроков. Да и свободе в таком скалькулированном наперед мире не было бы места, одна лишь обреченность жить и в срок умирать "по науке".

Если продолжать тему темпоральности, то без обиняков можно сказать, что прошлое тоже очень мало известно науке. Конечно, бывают периоды, когда человечество полагает, что оно знает прошлое с научной достоверностью, но они сменяются другими периодами, когда научность исторических представлений подвергается сомнению. Было ли на Руси монголо-татарское иго? Происходят ли тюрки от шумеров? Вправду ли человечество возникло 40-50 тыс. лет назад или оно гораздо древнее? Находят же в древних пластах породы окаменевшие на молекулярном уровне металлические винтики... Прошлое хранит свои тайны не хуже, чем будущее - свои, и науке остается лишь строить гипотезы, о проверке которых можно только мечтать.

Препятствием для всестороннего и глубокого проникновения науки в жизнь человека является наличие у него бессознательных пластов психики, эмоций и воли. Все они уводят реальных, эмпирических людей не только от науки с ее рекомендациями, но и от здравого смысла. Если бы человечество могло жить только разумом, руководствоваться только соображениями

433

эффективности, целесообразности и гармонии с окружающей действительностью, то наука могла бы стать прямым руководством к действию для каждого. Однако голоса страстей и способность свободного выбора, именно свободного, а отнюдь не наилучшего, заставляют человека нередко идти против всяких правил и разумных доводов. Как ярко говорит об этом герой "Записок из подполья" Ф. М. Достоевского: "Мне нет дела до законов природы и арифметики, когда мне эти законы и дважды два четыре не нравятся", и еще "не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу ногой, чтобы все эти логарифмы отправились к черту, и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить"...

Человеком нередко руководят силы, в свое время названные К. Г. Юнгом архетипами. В них, составляющих коллективное бессознательное, содержится огромная энергия, которая в ситуации рационализации жизни, когда влияние религиозно-догматических символов ослабевает, начинает выплескиваться наружу в формах стихийных волнений, бунтов, революций, массовых психозов и т.д. Таким образом, прямое наступление науки на жизнь, отказ людей от привычных внерациональных форм выражения внутреннего мира подрывает саму науку как руководителя человеческого поведения. Индивиды, обуянные энергией бессознательного, плещущиеся в неконтролируемых эмоциях, не способны действовать "по науке".

Противостояние интересов социокультурных групп, убеждений, идеологий тоже не решается научными методами. Сколько ни бьются социологи и политологи, психологи и конфликтологи над выработкой научного подхода к разрешению конфликтов, "воз и ныне там". Израиль и Палестина по-прежнему воюют, в конфронтации находятся православные и католики, да и сами ученые порой вступают в непримиримые и свирепые схватки по поводу права на истину. Конкурентность, враждебность, этноцентризм и эгоцентризм могут быть теоретически исследованы, но пока не поддаются научно-рациональной коррекции. Это вопрос моральной рефлексии, самовоспитания, духовной культуры.

434

Завершая разговор о пределах возможностей науки, мы хотим подчеркнуть, что она сама ни в коей мере не является сводом застывших догм, устоявшихся представлений, неопровержимых истин. "Истина о мире и людях" содержится только в школьных учебниках, потому когорта школьных учителей - это сообщество людей, полагающих, что они-то "истиной" владеют. Что касается настоящих ученых, то они никогда не забывают, что научное познание открытый процесс, который принципиально не может быть завершен, процесс, полный рефлексии, сомнений, постоянного пересмотра привычных взглядов.

Смена парадигм способна в корне изменить наличную систему представлений о действительности. Это мучительный, сложный, но необходимый переход, который сначала совершают пионеры, сталкеры науки, ее отчаянные разведчики, рискующие порой и научной репутацией, и собственной жизнью. И в этот период в самой науке бывает много внерационального: интуиции, прозрения, борьбы мнений... Но когда прорыв совершен, за передовым теоретическим отрядом идут другие, создавая содержательный корпус "нормальной науки" нового поколения. И эта наука, всегда идущая вперед, играет для повседневности, для жизни и истории огромную, бесценную роль - роль познавательного форпоста, постоянно уточняющего объективную картину мира.