Введение в социальную философию - Момджян Карен Хачикович. Страница 53

Правда, задавая студентам вопрос о критериях различения социальной предметности, нередко слышишь очаровательный в своей наивности ответ: стакан сделан из стекла, а утюг из железа. Однако минутного размышления обычно бывает достаточно, чтобы отвечающий понял свою ошибку, осознал "субстатную изоморфность" этих предметов, представив себе стакан, сделанный из железа, и остающийся тем не менее стаканом, или утюг, сделанный из жаропрочного стекла и сохраняющий все свойства утюга4.

Соответственно субстратный подход не годится для большинства наук, и прежде всего для социальной философии, призванной установить качественное отличие общественных явлений от природных. Мы никогда не поймем феномен социального, пытаясь свести его к субстрату, на котором "выполнены" социальные системы. Едва ли кто-то способен всерьез полагать, что анализ физико-химических свойств материала, из которого изготовлена скульптура Венеры Ми-лосской, скажет нам нечто важное о социальном качестве, воплощенном в ней. позволит нам отличить великое произведение искусства от обычного камня, находимого в природе и существующего по ее законам.

Какие же альтернативные подходы к качественной спецификации объектов могут использоваться в тех случаях, когда отказывает способ субстратных сопоставлений?

Возвращаясь к нашему примеру со стаканам и утюгом, мы можем утверждать, что их различие будет раскрыто лишь в том случае, если мы отвлечемся от субстратных свойств предметов и рассмотрим их функциональные свойства (понимая функцию, вслед за Э. Дюркгеймом, как соответствие между бытием объекта и его назначением).

В самом деле, в человеческом общежитии утюгом называется (и является!) предмет, предназначенный для глажения белья, в то время как стакан представляет собой в своей качественной самотождественности сосуд для питья (хотя побочно, как утверждал В.И. Ленин, может служить и пресс-папье, и орудием для метания в голову оппонента).

Именно это функциональное назначение определяет сущность обоих объектов и их отличие друг от друга. Мы можем при желании изготовить стакан в виде утюга или утюг, вполне напоминающий собой стакан. Однако при всем их внешнем сходстве стаканом будет то, из чего пьют, а утюгом - то, чем гладят, ибо социальная вещь, несомненно, есть то, что она делает, а не то, из чего она сделана или на что похожа.

Сказанное касается, конечно же, не только социальных объектов "искусственного" происхождения, специально созданных людьми для выполнения определенных функций, но и возникших естественным путем биологических объектов, которые являются частями, органами живых систем, обеспечивающими их функциональную целостность, информационное самосохранение в среде существования (об этом ниже).

Итак, мы видим, что качество объектов окружающей нас действительности может устанавливаться не только методом сопоставления присущих им субстратных свойств, но и путем определения свойственных им функций, зачастую безразличных к своему субстратному "наполнению" [5].

Но можем ли мы считать функциональный подход той панацеей, которая позволяет безошибочно различать, сопоставлять, классифицировать явления окружающей нас действительности, не поддающиеся простейшему субстратному различению?

Едва ли это так. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к элементарной интуиции, которая на этот раз подскажет нам правильный ответ.

К примеру, мы понимаем, что именно функциональный подход позволяет нам отличать солдат от поэтов, ученых от политиков - различные профессии, созданные разделением труда, обеспечивающим сохранность общества. Но может ли функциональный подход объяснить нам различие между французом и поляком, принадлежащими к разным человеческим этносам?

Возможно ли функциональное различение рыб и птиц? Возможны ли, наконец, попытки сопоставить и различить по внешней функции, по "назначению", по цели существования природу и общество?

Все дело в том, что подобный подход теряет свою силу, когда внимание ученого обращается на особый класс систем, которые отличны как от "субстратных", так и от "функциональных" объектов, способны "жить", а не просто существовать или функционировать. Мы имеем в виду целостные объекты sui generis - самозарождающиеся и самоорганизующиеся системы органического типа, методом различения которых является не функциональный, а субстанциальный подход, суть которого мы должны объяснить читателю.

3. УСТАРЕЛО ЛИ ПОНЯТИЕ "СУБСТАНЦИЯ"? I

Начать следует с характеристики фундаментальной категории "субстанция", по-разному интерпретируемой философами.

Скажем сразу - мы решительно не согласны с мнением, согласно которому эта категория (вместе с сопряженными с ней понятиями "модус", "атрибут", "акциденция") имеет ныне сугубо архивное значение, интересна лишь историкам философской мысли, но не практикующим философам. Глубоко ошибается тот, кто рассматривает понятие субстанции как устаревший аналог понятий "материя", "сущность", "причина" или же синоним категории "субстрат" (именно это отождествление субстанции и субстрата, восходящее к средневековой алхимии, нередко встречается в современной философской литературе).

В действительности понятие субстанции обладает своей собственной категориальной нишей и не может быть заменено никаким иным понятием. Оно имело и имеет первостепенное эвристическое значение для науки, которое не только не уменьшилось, но, напротив, резко возросло в связи со становлением современной системной методологии, оказавшейся вполне созвучной древним принципам субстанциального подхода. Именно сейчас мы понимаем всю глубину философского мышления Спинозы, интерпретировавшего субстанцию как causa sui (причину самой себя), или Гегеля, определявшего ее через "целостность акциденций, в которых она открывается как их абсолютная отрицательность"6. Очевидно, что в этих архаичных на слух определениях фиксируются важнейшие характеристики столь интересных современной науке систем sui generis, пониманию которых и служит интересующая нас категория философии. Не будем, однако, забегать вперед и скажем обо всем по порядку.

Начнем с того, что ближайшим родственником "субстанции" в семье философских категорий мы считаем уже упоминавшуюся категорию качества. Можно утверждать, что в своем рациональном истолковании понятие субстанции служит для фиксации и объяснения качественной самотождественности, присущей объектам окружающей нас действительности, - но не всем без исключения, а лишь некоторым из них. К их числу, как нетрудно догадаться, не относятся уже рассмотренные нами субстратные и функциональные объекты, имеющие свою субстанциальную определенность, но не обладающие субстанциальной самостоятельностью, выступающие в качестве модусов подлинно субстанциальных систем.

Конкретно говоря, речь идет об о'собом классе самоорганизующихся систем, способных самостоятельно создавать, поддерживать и модифицировать специфицирующее их качество, присущую им системную целостность.

Характеризуя сущность подобных систем, мы начнем с наиболее наглядного их свойства, которое философы прошлого именовали свойством sui generis или свойством самопорождения, способностью системы содержать все причины своего возникновения "в себе" - внутри себя, а не за своими пределами.

Подобная формулировка вопроса нуждается в разъяснениях, так как неискушенный в философии читатель может понять "самопорождение" как некое мистическое "самозарождение" системы, творящей самое себя из "пустоты", автономно от среды своего существования, игнорируя принцип "de nihilo nihil" ("ничто не возникает из ничего").

Естественно, такая трактовка будет неверной. В действительности "самопорождение" субстанциальных систем означает не более чем свойство спонтанного, "самопроизвольного" возникновения и обособления в среде существования.

Единственной субстанциальной системой, о возникновении которой нельзя высказаться столь определенно, является объективная реальность, взятая в целом. Тайна ее становления или, напротив, несотворимости, вечности издавна обсуждается учеными, философами, богословами и никогда не будет раскрыта ими (каковы бы ни были успехи естествознания в понимании причин образования наблюдаемой нами вселенной).