Введение в философию - Джентиле Джованни. Страница 25

Верно, что воление как акт - не то воление, которое мысль имеет перед собой, когда отличает его от себя и противопоставляет себе, а то воление, которое составляет одно целое с мыслью. Одним словом: или воление является опосредованным - и тогда оно мысль; или непосредственным, и тогда оно чувство. Субъект в своем непосредственном полагании есть чувство - то чувство, которое мысль отрицает и впитывает в самое себя.

16. ВОПРОСЫ ЭСТЕТИКИ

Эта субъективность чувства и страстности, лежащая в основе духовной жизни, подверженной негативности духовного акта (из-за которой, можно сказать, она находится в имманентном кризисе), помогает объяснить сущностные черты наиболее элементарной формы жизни духа - искусства, понятие которого было недавно, и прежде всего благодаря заслугам итальянской философии, живо освещено с разных сторон (но оно все еще ждет, что проникнут в его сущность).

Бесспорно, что искусство - это интуиция. Но также неоспоримо и то, что мысль тоже является интуицией. Отсюда следует: даже если допустить все-таки, что существует интуиция без мысли, то у нас не могло бы быть мысли без интуиции; и художественный характер не следовало бы поэтому отрицать за понятием и за всяким - логическим, научным или философским - произведением, когда из интуитивного характера искусства хотят вывести неэстетичность всякого творения мысли.

Был также достаточно прояснен лирический характер искусства, поскольку интуиция является формой, адекватной чувству, страсти, субъективному элементу духа. Но, с другой стороны, коль скоро субъект оказался отчужденным от самого себя посредством мысли и перенес себя на познание реальности, предполагают, что лиризм должен сойти на нет; и снова там, где есть мысль, нет будто бы больше чувства - и, следовательно, искусства. И несомненно, что искусству свойственна та наивность духа, каковой является жизнь без рефлексии, сон, который не познается в качестве такового, предоставление внутренних сил самим себе, свободных от контроля и от связей с исторической реальностью. Это не отменяет утверждения, что даже Гомер не должен почивать на лаврах и что в этой наивной жизни искусства, как грезящего духа, самому что ни на есть внимательному сознанию следовало бы все же быть бдительным и постоянно обуздывать искусство.

Но когда дали себе отчет о природе чувства, эти черты интуитивности и лиричности искусства оказались не только объяснены, но и очерчены в рамках наиболее им подобающих границ.

Интуиция - не что иное, как непосредственное полагание духа в его субъективности: то неуловимое и все же всегда присутствующее, что, как мы видели, может быть названо сущностью чувства. Ведь тот, кто хотел бы постичь интуицию как актуальность духа, обрек бы себя, согласно известному образу, на тщетное усилие собаки, которая стремится укусить свой хвост. Ничего вне мысли, ничего ниже мысли. Все, что является реальным, можно увидеть таковым, познавая себя; и ничто не познается иначе, как только через универсализирующее и идеализирующее опосредование мысли. То особенное, та индивидуальность, о которой одно время разглагольствовали как о подлинном предмете эстетической интуиции, - миф: особенное или остается во тьме, и его не видят; или его видят, но оно уже находится в свете универсального. И не существует индивидуальности вне самосознания - вот почему универсальное индивидуализируется как сознание, идеализирующее мыслящий субъект. Итак, попробуй постичь себя интуитивно - и ты сразу же окажешься перед мышлением.

Но мысль, как опосредование непосредственного, сама интуитивна - т.е. содержит в себе интуицию. Она и есть субъективность, которая развертывается, утверждается и заявляет о себе в мысли. Развертывается как тот особенный субъект, который как раз и универсализируется

через мысль (и который поэтому вначале, по сю сторону от мысли, является особенным). Утверждается как та индивидуальность, которая начинает существовать, поскольку через мысль особенное соединяется неразрывно с универсальным. Интуиция, когда она осуществляется, есть мысль; а когда она не стала мыслью, она находится по сю сторону от всякой реальной актуальности, и о ней нельзя говорить ни под каким предлогом.

18. НЕАКТУАЛЬНОСТЬ ЧИСТОГО ИСКУССТВА

Нужно сказать, что искусство как форма интуиции - не реальность, но точка зрения: оно - не исторически удостоверяемая ступень, а идеальная форма, абстрактно различаемая в исторической реальности духа. Ибо в любом духовном акте, в любом талантливом произведении существует интуитивный элемент - но всегда растворенный в мысли; существует субъект - но опосредованный в необходимой связи субъекта и объекта. Нет искусства без критики, без истории, без философии; нет абсолютной наивности без рефлексии. Но нет и абстрактного опосредования, при котором не билось бы сердце человека, при котором не зажигалась бы страсть, при котором не было бы страдающего и радующегося субъекта; он со своим пылом, со своей потребностью, со своей любовью или стремлением быть утверждается, развертывается в мысли - вот почему человек увековечивает себя.

Между искусством и мыслью нет тождества; и тот, кто поспешил бы считать логистической или панлогистической эту концепцию искусства, дал бы доказательство тому, что может различать не идеи, а только вещи (поскольку именно вещи различаются, чтобы быть одна вне другой, - тогда как идеи пребывают все одна внутри другой, хотя они абсолютно все различаются). Искусство и мысль, хотя они, между прочим, и исключают тождество, не находятся в том отношении противоположности, в котором их представляет так называемое учение об автономии искусства, - если только их противоположность не хотят понимать диалектически и, стало быть, как противоположность, которая одновременно является единством.

19. ИСКУССТВО, РЕЛИГИЯ И ИХ СИНТЕЗ

И все же не существует в подлинном смысле противоположности между непосредственным и опосредованием (искусством и философией). Опосредование это связь, или синтез; а элемент, логически противоположный первому непосредственному, - второе непосредственное: объект напротив субъекта и связанный с последним благодаря синтезу. Мысль, или философия, и есть этот синтез, являющийся отрицанием как абстрактного субъекта (искусство), так и абстрактного объекта, в полагании которого состоит религия. Поэтому в опосредовании мысли растворяется не только непосредственность искусства, но и непосредственность его противоположности, религии. И благодаря обоим противоположным моментам, как и благодаря их имманентному синтезу, вечная непосредственность - вечное опосредование. Борются одно против другого два непосредственных, противоположных именно потому, что они положены - и одно, и другое, и одно против другого; но эта борьба имеет необходимое разрешение в единстве синтеза, который отрицает каждый из двух этих моментов как положенный исключительно без другого.