Из истории эстетики и общественной мысли (Джамбаттиста Вико, Собрание сочинений в трех томах, Том 2) - Лифшиц Михаил Александрович. Страница 7

Преимущество "Новой науки" заключается в глубоком диалектическом взгляде на историю духовной культуры, ее своеобразное, противоречивое развитие. Всякое завоевание, всякий успех цивилизации покупаются ценою тяжких утрат, но нет и таких утрат, которые не имели бы своего искупления. Каждая ступень истории культуры обладает своей самобытной ценностью, своеобразием. Историческая теория познания Гегеля и Маркса уже проглядывает в гениальных набросках Вико18.

Но эти преимущества "Новой науки" вытекают из тех же общественных условий, которые сделали рационализм на итальянской почве особенно жалким. Глубокий упадок культуры и аграрно-провинциальный характер развития Италии XVII - XVIII веков обнажили классовое отношение верхов и низов, свели их к самой простой и грубой форме. Возвышение дворянства на развалинах городской демократии делает нам понятным блестящий анализ "героического общества" в книге Вико - общества, во главе которого стоят благородные, патриции, герои. Яркий контраст между нищетой и богатством, слабое развитие среднего состояния, которое в Англии и Франции как бы заполнило пропасть между цивилизацией и народом, - вот истинная основа глубокого исторического реализма "Новой науки". Идея среднего состояния была опорой теории цивилизации, залогом устранения общественных противоречий, источником оптимизма; но вместе с тем она явилась источником всех иллюзий грядущего века, века Просвещения и французской революции, буржуазной демократии. Английские просветители от Локка до Адама Смита с особенной тщательностью разрабатывали теорию цивилизации как философию компромисса.

В Италии дело обстояло иначе. Недоверие ко всем политическим рецептам, идущим сверху, отсутствие национальных иллюзий, привычка к смене властей, не изменяющей угнетенного положения народа, - все эти черты итальянского простолюдина выступают у Вико то своей положительной, то своей отрицательной стороной. Они порождают его примирение с жизнью, его политическое безразличие, переходящее иногда в раболепство; они являются также источниками его необыкновенных достоинств. Вико ближе к тем грубым временам, когда классовое господство еще не было покрыто дымкой буржуазной свободы. Вместе с тем он ближе к историческому материализму, созданному в XIX веке Марксом и Энгельсом.

4. ТЕОРИЯ КРУГОВОРОТА

Представление о непрерывном развитии человеческого рода (поступательном движении наций) является неотъемлемой частью философии Вико. Но это представление лишено у него той отвлеченности, которая побуждала Перро или Фонтенеля смотреть на всю предшествующую историю с более или менее ясно выраженным высокомерием. Вико понимает вечную прелесть детства человеческого общества и не стремится отбросить чувственно-практическое простонародное отношение к миру ради успехов сиятельного рассудка. Он превосходно рисует, как героический век - эпоха личной зависимости, господства и рабства, фантастического права и суровой аристократии, век слабого рассудка и живого воображения, мифологии и эпоса - уступает место демократическим порядкам, рациональной прозе, господствующей в республиках (символом которых является не копье, а кошелек и весы). Вико понимает прогрессивность этого перехода. Картина жестокого угнетения народа землевладельческой аристократией, набросанная в нескольких главах "Новой науки", превосходит самые смелые рассуждения просветительской эпохи. Ненависть к остаткам средневековья у Вико поистине органическая, нисколько не книжная. Но вместе с тем Вико сомневается в том, что победа буржуазной цивилизации над эпохой поэтического варварства является абсолютным прогрессом. Ее прогрессивность исторически относительна.

Вместе с фантастикой героической эпохи из общественной жизни исчезает определенный элемент народности, которого не может вернуть даже "милостивое право, оцениваемое по равной для всех полезности причин". Формальная независимость личности часто уступает естественной свободе, охраняемой обычаем. Не является ли чувственное сознание, основанное на ярких и общедоступных образах, более демократическим, более близким к телесно-практической жизни большинства людей, чем тайная мудрость философов, прозаическая и холодная? Что может быть более равнодушным к страданиям и радостям человечества, чем рассуждения de more geometrico? Народы - "поэты по своей природе".

Вико еще неизвестны противоречия развитого буржуазного строя. Он судит только на основании тех круговоротов, которые испытали более ранние и простые общественные организмы. Однако в этих пределах его рассуждения безукоризненны. Туман героических времен рассеивается, демократия побеждает, а вместе с ней приходят гуманность и самосознание. Но эта победа недолговечна. Народная свобода в республиках, символом которых являются весы и кошелек, становится удобной ширмой для обогащения немногих. Частные интересы побеждают общественное начало, и свобода превращается в рабство.

"После того как Могущественные в народных республиках стали направлять Общественный Совет в личных интересах своего Могущества, после того как Свободные Народы в целях личной пользы дали Могущественным соблазнить себя и подчинили свою общественную свободу их властолюбию, тогда возникли партии, начались восстания и гражданские войны, и во взаимном истреблении наций возникла форма Монархии". Благословенно рабство, ибо оно сохраняет частицы справедливости! Благородные управляли своими вассалами или клиентами на основе варварских обычаев, неписаных и тайных законов. Плебейская масса боролась за писаные законы, рациональную юриспруденцию. И что же? Тирания законов необычайно выгодна для могущественных и враждебна естественному праву народов. Казуистика героических времен, сохранявших буквальное значение законодательных формул, не исчезает, она лишь видоизменяется, переходя в формализм юристов, - казуистику в собственном смысле слова, известную только образованным нациям. Так цивилизация приводит к новому варварству, варварству рассудка, рефлексии. "Как и во времена варварства чувств, варварство рефлексии соблюдает слова, а не дух законов и установлений, но оно значительно хуже первого, так как варварство чувств верило, что справедливое - это то, что его поддерживало, то есть звуки слов; варварство же рефлексии знает, что справедливое - это то, что его поддерживает, то есть то, что имеют в виду установления и законы, но стремится обойти это суеверием слов".