Фридрих Ницше и этика 'любви к дальнему' - Франк С Л. Страница 3

Но презрение к окружающей жизни и к современным, будничным ее интересам, к ее "счастию и разуму и добродетели" должно быть лишь первым этапом в душевном развитии любящего "дальнее", очищением его души для полного торжества в ней ее любви. Горе тем, кто остановится на нем! Сам проникнутый некогда идеями пессимизма, чувствуя свою духовную близость с глубокими нравственными импульсами, лежащими в основе этого учения, Ницше-Заратустра с негодованием обрушивается на метафизиков-пессимистов, Hinterweltler, как он их называет, людей, которые видят только "зад земли". "Им встречается больной или старик или труп, и они сейчас же говорят: жизнь опровергнута! Но только они сами опровергнуты и их взгляд, видящий только один лик бытия^" И хотя его протестующий крик против пессимизма, для которого "весь мир есть грязное чудовище", заканчивается грустным признанием: "о мои братья, много мудрости в учении, что в мире много грязи!", но он нашел к выход из тяжких пут этого учения:

"Само отвращение создает крылья и силы, чующие свежие источники!" Творческая воля, стремление изменить настоящее и приблизить к нему "будущее и дальнее" - вот к чему должно вести отвращение к современности. "Воля освобождает: ибо воля есть творчество: так учу я. И только для творчества должны вы учиться!.. Творчество! Вот великое спасение от страданий, великое облегчение жизни!"

Итак, любовь к дальнему есть любовь творческая; отчуждение от "ближнего" и близость к "дальнему" делает необходимым стремление воплотить "дальнее" в жизнь, преобразив последнюю в том направлении, в котором она приближается к "дальнему". Здесь мы также замечаем весьма характерное различие между "любовью к ближнему" и "любовью к дальнему". Первая (как и всякая любовь) также может и должна быть любовью деятельной; но эта деятельность, сводящаяся к проявлению инстинкта сострадания к людям, лишена того элемента творчества, того неуклонного и систематического разрушения старого и созидания нового, которым отличается "любовь к дальнему". Не заботясь о принципе и складе жизни, "любовь к ближнему" (в том специфическом значении, в котором мы ее здесь понимаем) занята непосредственным уничтожением и смягчением каждого из текущих проявлении зла, тогда как "любовь к дальнему", наоборот, ставит своей задачей целесообразное видоизменение самих принципов жизни, творческую работу во имя определенного "дальнего". Еще резче обнаруживается этот контраст при рассмотрении тех отношений к окружающим людям, в которые выливаются активные проявления обоих рассматриваемых моральных чувств. Деятельность любви к ближнему выражается прежде всего в миролюбивом, дружественном, благожелательном отношении ко всем людям; творческая деятельность любви к дальнему необходимо принимает форму борьбы с людьми. С точки зрения первой, моральным идеалом являются миролюбие, кротость, стремление уступить ближнему и ради его желаний подавлять свои собственные; с точки зрения второй, такая покорность и уступчивость заслуживают сильнейшего морального осуждения в качестве поведения, которое, как говорит Заратустра, заставляет "дальних расплачиваться за любовь к ближнему". Любовь к дальнему требует настойчивости в проведении своих стремлений наперекор всем препятствиям; ее идеал-энергичная, непримиримая борьба с окружающими "ближними" во имя расчищения пути для торжества "дальнего". Таков смысл известных проповедей Заратустры "о войне".

"Я учу вас не труду, я учу вас борьбе, Я учу вас вас миру, а победе. Вашим трудом да будет борьба, вашим миром да будет победа...

Война и мужество сделали больше великих вещей, чем любовь к ближнему. Не ваше сострадание, ваша храбрость спасала доселе несчастных!" (12).

Творческая борьба, творчество в форме борьбы-такова деятельность, такова жизнь человека, возлюбившего "дальнее". Вдохновенные проповеди Заратустры черта за чертой вырисовывают нам духовный облик его героя-творца "дальнего", борца за "дальнее". В этом отношении моральное учение Заратустры есть нравственный кодекс жизни этого героя, впервые написанное евангелие для людей творчества и борьбы.

Присмотримся же к основным чертам нравственного образа служителя "дальнего" - борца и творца.

Психологическим коррелятом любви к ближнему является душевная мягкость; психологическим коррелятом любви к дальнему - твердость. Твердость духа, как необходимое условие общественно-морального творчества и борьбы, есть основной постулат этики любви к дальнему. "Все творцы тверды!"-восклицает Заратустра. Один из "высших людей", которых приютил у себя Заратустра и которым он вернул их утраченную в борьбе за "дальнее" бодрость, в своей приветственной речи говорит ему: "На земле, о Заратустра, не растет ничего более отрадного, нежели высокая сильная воля: это- ее прекраснейшее растение; целая местность кругом питается соками одного подобного дерева". Еще красноречивее учит твердости сам Заратустра в своих проповедях "о старых и новых скрижалях".

"Зачем ты так тверд?-говорил однажды алмазу кухонный уголь.- Разве мы не близкие родственники?

Зачем вы так мягки? О братья мои, так спрашиваю вас я; разве вы-не мои братья?

Зачем вы так мягки, так размягчающи и уступчивы? Зачем так много отречения, отрекательства в ваших сердцах? Так мало рокового в вашем взгляде?

И если вы не хотите быть роковыми и неумолимыми: как можете вы со мною-победить?

И если ваша твердость не хочет блестеть и дробить и резать: как можете вы со мною-творить?

Творцы всегда тверды. И блаженством должно вам казаться класть вашу руку на тысячелетия, как на мягкий воск...

Эту новую скрижаль, о братья мои, ставлю я над вами: станьте твердыми!"

Но условием твердости в борьбе и как бы составною ее частью является мужество перед опасностью. Мужество, таким образом, является вторым основным требованием этики любви к дальнему и служит предметом постоянного прославления со стороны Ницше-Заратустры. Заратустра-"друг всех, кто предпринимает далекие путешествия и не любит жить без опасностей". "Что хорошо?"-спрашивает он и дает категорический ответ: "хорошо быть мужественным; и оставим маленьким девочкам говорить: хорошо то, что мило и трогательно". Сам Заратустра, этот прообраз всех борцов за "дальнее", является для окружающих как бы прямым воплощением мужества:

"Мужество, ставшее наконец тонким, духовным, одухотворенным, человеческое мужество с орлиными крыльями и змеиною мудростью, это мужество, думается мне, зовется теперь...

- Заратустрой!-вскричали все собравшиеся в один голос".

Твердость и мужество, эти два основные свойства творца и борца за дальнее, в своем высшем развитии и в столкновении с противодействующими торжеству "дальнего" силами современности являются источниками "трагической красоты" жизни любящего "дальнее": они одновременно и подготовляют его гибель и дают ему силу спокойно идти навстречу ей. Кто живет "дальним", для кого, по выражению Ницше, "любовь к жизни есть любовь к высшей надежде", тот ищет опасностей и знает, что за будущее он должен погибнуть в настоящем. Проповедь добровольной гибели, взгляд, что лучший и даже единственно ценный род жизни заключается в пожертвовании ею на благо "дальнего", составляет также одну из основных, доминирующих нот в миросозерцании Ницше. Среди всех искажений, которым подвергнули его учение равно недальновидные приверженцы и противники его,- искажений, от которых, как от кучи мусора, приходится очищать идеи Ницше всякому, кто впервые принимается за чтение его творений, начитавшись и наслушавшись предварительно толков о "ницшеанстве",-самым грубым искажением и с моральной точки зрения самым тяжелым грехом кажется нам игнорирование учения Ницше о нравственном императиве самопожертвования. Нередко приходится слышать, что сущность учения Ницше заключается в проповеди безграничной и безудержной, не стесняемой моральными соображениями разнузданности страстей, и мало кто помнит при этом суровую заповедь его: не должно искать наслаждений! Герои Ницше-не наглые хозяева на жизненном пиру, а наоборот-те, кто по самой своей природе не умеют, не могут и не хотят пристроиться к жизни современности. "Поистине,- восклицает Заратустра,-я люблю вас за то, что вы не умеете жить теперь, вы высшие люди! Так именно живете вы - лучше всего!" Гибель, учит он, есть удел всего, что подымается выше уровня современности, что в настоящем есть представитель будущего: