Пепел надежды - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 34
«Кажется, я знаю, как убили дипломата», – подумал он, засыпая.
Глава 20
Они поднимались в лифте. Он даже не подумал предложить ей подняться по лестнице пешком на четвертый этаж. И хотя сам он никогда не пользовался лифтом, тем не менее в этот раз полковник предпочел пройти в его кабину, словно позабыв, что шум лифта может вызвать некоторый интерес у соседей, обычно не видевших таинственного жильца с четвертого этажа.
Он открыл дверь, и она вошла в квартиру первой. Это была его обитель, в которую он никого не пускал. Здесь были книги, которые он любил, личные вещи, которыми он дорожил. Квартира была небольшой – двухкомнатной с маленькой кухней. И он не бывал здесь иногда неделями, а то и месяцами. Но, возвращаясь сюда, он отдыхал, словно весь остальной мир оставался за дверью этой маленькой московской квартиры. И сегодня он привез сюда женщину, не понимая, почему он совершает этот явно неразумный поступок.
– Проходите, – предложил он. – Вам, наверное, холодно? Я сейчас поставлю чайник. Он у меня электрический, вскипит быстро.
– Вы живете здесь один? – спросила она, глядя на книги, стоявшие на полках.
– Да, – кивнул полковник.
– И это ваши книги?
– Кажется, да.
Она подошла ближе, удивленно разглядывая корешки. Потом обернулась к нему.
– Я даже не могла предположить, что вы читаете Монтеня.
– Ну да, я же типичный бандит.
– Я не хотела вас обидеть. Просто это так странно.
Женщина отдала ему куртку и, пройдя в комнату, села на диван. Он видел, как она невольно откинулась на его спинку: ей все-таки было тяжело переносить все эти испытания.
– Кем вы работаете в банке? – спросил Высоченко, перед тем как уйти на кухню. – Почему вы остались там так поздно?
– А вы разве не знали? – Она удивленно взглянула на него, – Я думала, вы именно поэтому меня и взяли как заложницу.
– Что? – повернулся он к ней. – Какую заложницу?
– Я вице-президент банка, – сказала женщина. – Неужели вы, правда, этого не знали?
– Не знал, – растерянно сказал Высоченко. Только теперь он увидел и оценил дорогое платье женщины, ее обувь, уверенный взгляд, ее четкие деловые реплики. Только теперь он понял, что именно ему нравилось в этой женщине. Она была не просто сильным человеком. Она была очень выдержанным и смелым человеком, если решилась пойти с ним в его квартиру. Он молча повернулся и пошел на кухню ставить чайник. Затем умылся в ванной и вернулся в комнату.
– Можно я воспользуюсь вашей ванной? – спросила она.
Он молча кивнул. Все было так запутанно, так странно. Она вышла из ванной через несколько минут. Снова прошла к дивану. К этому времени вода уже закипела, и он подал ей чай в кружке. В своем доме он не любил стеклянных стаканов и предпочитал кружки с изображениями собак.
– Давно вы работаете вице-президентом банка? – спросил полковник, усаживаясь в кресло напротив нее.
– Нет, – взглянула она ему в глаза, – только третий месяц. Они даже не знали, что я беременна, когда брали меня. Если бы знали, думаю, не назначили бы.
– Почему?
– Репутация банка. Мир все еще поделен между мужчинами. Представьте себе, что к нам приходит клиент и просит встречи с вице-президентом. А ему говорят, что вице-президент находится в декретном отпуске. Согласитесь, это звучит несколько несерьезно.
– Возможно, – ответил полковник. – И теперь вы решили уйти?
– Только на время. Врачи считают, что мне нужно меньше волноваться. – Она взглянула ему в глаза. – Хотя мне кажется, что всю норму волнений я уже получила.
– Это ваш первый ребенок?
– Да. Я позднородящая, как сейчас пишут в документах. Мне уже тридцать.
– Почему вы раньше не рожали? – Он и сам не понимал, каким образом между ними установилось то абсолютное доверие, какое бывает только у незнакомых людей, внезапно проникающихся симпатией друг к другу.
– Не знаю. Как-то не сложилось. Я училась в институте, потом в аспирантуре. Не торопилась выйти замуж. У меня был друг, военный летчик, но он был женат. Вот так я и просидела до двадцати восьми. А потом встретила своего нынешнего мужа.
– Вы его любите? – Он никогда не задавал подобных вопросов. А она никогда не отвечала на такие вопросы. Но сейчас все казалось естественным, нормальным.
– Не знаю, – честно призналась она, – наверное, люблю. Он человек надежный, спокойный. Мы с ним познакомились, когда он вернулся из Чечни. Они там восстанавливали какую-то связь, подробностей я не знаю. Я к нему отношусь хорошо. А он, кажется, меня любит по-настоящему.
Полковник поставил свою кружку на стол. Только сейчас он обнаружил, что все время держал ее в руках.
– Вы были женаты? – спросила она.
– Вот именно – был, – криво усмехнулся полковник.
– Она от вас ушла?
– Нет. Я даже не знаю, как все получилось. Правда, мы и раньше жили как-то отчужденно друг от друга. Я все время бывал в командировках, она одна растила дочь. Потом я поехал в Чечню...
Он замолчал.
– Не нужно рассказывать, если вам это неприятно, – предложила она.
– Да нет, все уже прошло. Нас бросили в самую мясорубку. Первыми гибли офицеры, пытаясь спасти молодых солдат. Никто не понимал, почему мы должны там умирать, почему нас бросили сюда? А потом практически всю мою группу расстреляли в упор из минометов и пулеметов. Я был тяжело ранен и очнулся, когда кто-то наступил на меня, считая меня погибшим. Потом меня привезли в госпиталь.
Он снова замолчал, но на этот раз она не прерывала его.
– Врачи считали, что я не вытяну. У меня были множественные осколочные ранения, тяжелая контузия. Я почти не мог говорить, не видел и не слышал. Мне сделали три операции и перевезли в Москву. Я восемь месяцев лежал в госпиталях. И все восемь месяцев моя жена была рядом со мной.
– Она вас любила?
– Она меня жалела. Позже я узнал, что у нее был друг. Он появился еще до того, как я отправился в этот ад. Но, узнав о моем ранении, она самоотверженно все восемь месяцев просидела у моей постели. Это необъяснимая женская душа. Когда мне было плохо, она сидела рядом со мной. Может, потому, что врачи считали меня безнадежным, и она не хотела оставлять меня одного. Но, когда я стал выздоравливать, между нами все было кончено. Через восемь месяцев я уже мог ходить. Еще через некоторое время меня выписали из больницы. Тогда она мне и сказала про своего друга. Я не знаю, когда мне было больнее: тогда, когда я лежал почти мертвый или когда она мне это рассказала. И не знаю, как я до сих пор его не убил. Может, просто решил ответить благородством на ее благородство. Она меня все-таки выходила. И мы расстались. А дочь осталась с ней. Вам не кажется, что все это было глупо? Женщины вообще необъяснимые существа, существа иного порядка, чем мужчины.
– И вы не сделали попытки ее вернуть?
– Не сделал. Мне все стало безразлично. Знаете, я всегда восторгался декабристками, которые отправились за своими мужьями в Сибирь. Мне казалось, что это так самоотверженно и красиво. Вот где царила настоящая любовь. Но где-то год назад один историк, с которым мы сильно выпили, вдруг рассказал мне, что и там, в ссылке, в Сибири, некоторые мужья и жены изменяли друг другу. Вот вам и декабристки.
– Гадко, – передернула она плечами. – Наверное, ваш историк был женоненавистник. Или вообще человеконенавистник. Так можно сойти с ума, разуверившись в людях.
– Вот я и сошел с ума, – ровным голосом продолжал Высоченко. – А потом меня выставили с работы. По существу, они были правы, у меня ведь были такие ранения. Меня уволили в сорок лет и начали выплачивать пенсию, на которую я мог покупать только черный хлеб и платить за квартиру. Вот и все. И никаких шансов у меня больше не было. Вы знаете, какую пенсию платят по инвалидности?
– Примерно знаю.
– Это цена моей крови за Чечню. Сначала мне платили около миллиона старых рублей. Это примерно полтораста долларов. Если учесть, что квартиру я тогда снимал и платил за нее сто долларов, то на жизнь мне оставалось только пятьдесят. До сих пор не знаю, как я тогда не умер!