Выбранное - Митьки Митьки. Страница 39

ОЛЬГА ФЛОРЕНСКАЯ

Иллюстрации автора

ПИСЬМО НА ЮГ

Два дня пересекаю богоспасаемую нашу страну.

За окном елки и поселки в традиционном говнище.

Места для отправления естественных нужд

Мало чем отличаются от мест приема пищи.

Мои соседи осуждают женщину в парике:

Без него она – лысая, но, все равно, факт позорный!

Ночью она хранит его в полиэтиленовом кульке,

А днем красуется, дура, в очереди к уборной.

В вагоне темно, проводница не зажигает света, пока

За окном не сгорят до конца сырые октябрьские дали.

Просвещенный народ, до рвоты начитавшийся «Огонька»,

Нич-чего не понимает, но склоняется к привычному – наебали!

Если честен, смиряйся, кайся, сливайся с ним

(Я имею в виду народ), но, Господи, как не хочется с ним сливаться!

О, как тошно, как мутно! Выползаю в тамбур – опять стоим,

В Иловайске – пять, в Орлове и Курске – одиннадцать и пятнадцать.

Милый друг, улыбнись хотя бы идиотскому моему письму.

Вспомни ветром тронутый город без имени и без света,

Как сиял булыжник и прыгала по нему

Вслед за нами безумная скомканная газета.

Целовались, смеялись, кругами ходили – как много там

Тополей и заборов целых четыре часа отсрочки.

Покупали печенье и невидимым песьим ртам

Раздавали сырые узорчатые кусочки.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ЗАМЕТКИ ПРИ ПЕРЕЕЗДЕ НА НОВОЕ МЕСТОЖИТЕЛЬСТВА УГОЛ НЕВСКОГО ПРОСПЕКТА И ПУШКИНСКОЙ УЛИЦЫ

К иному обществу теперь принадлежу –

на Невском я живу и по утрам хожу

в ту лавку, где товар все больше заграничный

разложен, где на льду балык прильнул цинично

к бельгийской ветчине и маасдамский сыр

сквозь дырочки глядит, как источает жир

немецкий сервелат, салями с ними рядом,

но «Докторскую» я ищу привычным взглядом

и, взвесив триста грамм отеческой еды,

застенчиво бреду сквозь наглые ряды,

где чипсы и кетчуп, и разные приправы,

бананы, виноград, йогурты и бравый

английский корнфлекс, и мюсли тут как тут…

Уже который год, смекнув, что не растут

ни злаки, ни скоты на питерской равнине,

испанец и француз, не говоря о финне,

с товарами спешат и ломятся в окно,

пробитое Петром, а там уже давно,

уныло наклонясь над пашнею туманной,

колхозник оробел пред сворой иностранной,

оплеван, оскорблен, почти повержен ниц

с картонным коробком замызганных яиц…

Да, кстати, вот они. Полдюжины беру,

презрительно гляжу на пиццу, а икру

из лососевых рыб поглаживаю нежно,

но, цену рассмотрев, кладу назад небрежно:

довольно – сыт я!

1998

ФРАНЦУЗСКИЕ ЭРОТИЧЕСКИЕ ЧАСТУШКИ

Мы на лодочке катались

Вдоль по Сене по реке.

Я в фуражке, а милашка

Во фригийском колпаке.

Ты не трогай, русский Вася,

Честь французскую мою –

Лишь на площади Согласья

Я желающим даю!

У террасы Тюильри

Не успел допить «Клико»

Педерасты заебли

Неприлично глубоко.

По-французски понимаешь?

Отойди подальше, бля!..

Ты мне сильно возбуждаешь

Елисейские поля.

– Отчего ты, Жан, унылый,

Что ты глушишь водку рюс?

– Се суар меня накрыла

Сюр ля филь моя эпюс…

АМЕРИКАНСКИЕ ЧАСТУШКИ

Я родился на Гудзоне,

На Гудзоне мост стоит.

С него каждый безработный

Утопиться норовит.

Ивы клонятся под ветром

На Миссури на реке.

Куклуксклановец за негром

Бежит в белом колпаке.

УТРО

Колокольная улица,

Кошку дворовую глажу,

Колченогие дамы

Ругают сырой «Беломор».

До чего же легко

В сослагательном жить

Наклоненьи

И считать, что алмазы

Рождаются только

В говне!

РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ

– Сиди тихо на скамейке или на качелях качайся!

Тасе заранее становится скучно. Она и так знает: играть только с приличными детьми, мусор с земли не подбирать и, избави Бог, бегать за угол – там вертеп. В общем, я уеду, ты будь пай, в детской с нянюшкой играй…

Исчезла под аркой розовая целлулоидная гребенка, ушла Анна Ивановна.

Ну вот – полчаса свободы в пыльном лысом сквере, украшенном утлой песочницей. Над головой – слепое желтое здание с грозным каким-то названием – двести двенадцатый завод. Со скамейки долой – ну, где тут приличные дети? Нет их здесь и не было. Остались где-то до революции, в воображении Анны Ивановны. Уж они-то никогда бы не пошли за угол, как я сейчас делаю. У-у-угол огибаю – вот он, вертеп! Голая сизая стена, ларечек к ней прилепился. Здесь взрослые дядьки пьют из кружек пиво с бациллами. Анна Ивановна понимает толк в бациллах – ездила в юности в санитарном поезде.