Тринитарное мышление и современность - Курочкина Марина. Страница 35

Позднее, когда ребенок знакомится с нравственными критериями добра и зла, ему внушается, что добро предпочтительнее зла и, следовательно, он должен быть добрым, жить в мире добра. Очень редко воспитательный процесс развивается без искажений - так, чтобы ребенок мог усвоить не механическое отношение и отнесенность к

159

добру, а активно волевое. Вот почему, даже когда ребенку в случае провинности говорят "ты злой", он часто воспринимает это не как откровение о наличии зла в нем или о своей причастности ко злу, а как проявление враждебности к самому себе, напоминание о существовании некоего мира оппозиции.

В сознании маленького человечка происходит своего рода интерференция, наложение двух понятий - понятия мира, который мне не принадлежит, то есть мира, со мной не соединенного, и понятия нравственного зла, так как одно фактически исключено из моей жизни, а другое должно быть исключено. В результате такой интерференции рождается психология местной ограниченности, и в сознании может укрепиться архетип: "Все, что мое, -то хорошо, а не мое - плохо". Если сознание не развивается, не расширяется, то это обобщение сохраняется на всю жизнь, является основой, на которую накладываются все краски жизни.

Национализм (не как констатация национальных особенностей индивидуального типа культуры, а именно воинственный национализм) является как раз таким типом сознания, сознания, в котором "я" и мой род сливаются с понятием добра. Отталкиваясь от некоего основания, человек выводит понятие зла в другом "я" и другом роде.

Проблема агрессивного национализма существует во всем мире. Человечество в основной своей массе не преодолело ограниченности родового типа мышления.

Взять для примера хотя бы такую форму устного народного творчества, как анекдоты, - как много в них национализма! Французы подсмеиваются над англичанами, англичане над французами, русские над чукчами, украинцы над русскими и т. д. А ведь это самая безобидная форма национализма.

Высмеивают не просто глупость как таковую, а именно неразвитого чукчу, не просто скупость, а жадного болгарина. Если вычленить зло в чистом виде, тогда его легко

160

заметить и в самом себе, но этого человек не хочет, и потому национализм удобен, он нужен человечеству, как нужен чердак для того, чтобы в нем складывать всякий хлам. Проблема национализма -это проблема не личной, а чьей-то еще ответственности за существующее в мире зло. Как хочется человеку быть всегда ребенком и воскликнуть: "Я только что пришел в этот мир, а вы тут уже без меня столько натворили". Понятие "вы" меняется в зависимости от географии. Это и евреи, которые распяли "нашего" Христа, и русские, которые везде совались со "своим" коммунизмом, и немцы, которые для многих до сих пор еще фашисты.

Самая сильная страсть человека - страх. Советская тема для журналистов на Западе была настоящей "кормушкой", потому что эта тема работала на страх: "Вот придут люди из Советского Союза и все ваши хорошие дома и отели разрушат". Это был рычаг для воздействия. Безнадежность чужого эгоизма угнетает и вызывает страх у людей как при личностном взаимодействии, так и на уровне взаимодействия народов. Демократия хороша тогда, когда все демократы, но стоит одному быть недемократом, как автоматически создается почва для насилия. Поэтому демократия - это всегда только процесс; "осуществившаяся демократия", как в Советском Союзе, - это тоталитаризм. Демократия, как более широкое поле действия для эгоизмов многих, противостоит тоталитаризму, как полю действия для эгоизма одного или одной партии. Демократия защищает большинство от безумия меньшинства. Само реализованное стремление к демократии и есть собственно демократия.

Мы долгое время жили в тоталитарном "коммунальном" обществе, находясь под прессом партийной элиты. Как бывает в коммунальной квартире, соседи из-за долгой совместной жизни привыкают друг к другу и при расставании чувствуют, что их жизнь как-то обеднела, но есть и

161

такие, которые совсем не породнились и расстаются с озлоблением.

Если это сравнение перенести на взаимоотношения между народами, населявшими нашу страну, то можно проследить некоторое психологическое сходство. Национальность у человека - это такая же данность, как его физическое тело; и человек не должен ее угнетать. Нация - это больше чем просто племенная гордость, это самосознание, умение трезво видеть свое отображение в зеркале истории.

Наша Россия - как сильный сосед, превосходящий других как в физическом смысле, так и в духовном. В России есть центр тяжести, притягивающий разные народы. К примеру, Украина не может изменить свойство России быть центром Евразии, ибо это составляет миссию именно России. У Украины другая роль. Но она долго может страдать комплексом младшего брата, которому приходилось донашивать одежды старшего. Чтобы развиваться, ей нужно найти свою уникальную роль. Если она не примет своей уникальности, то будет обречена "гнаться" за Россией, мерить свои успехи успехами и неуспехами России.

Каждый народ имеет свой "эпитет". Эпитет Украины - богатая, но не великая. Белоруссия смотрит на Украину и иногда заражается ее настроениями, но врагом она никогда не станет. Просто в зависимости от ситуации будет подчеркиваться либо что они БЕЛОрусы, либо что они белоРУСЫ. Прибалты - это те соседи, с которыми можно и нужно торговать, но они более похожи на непороднившихся соседей, у которых можно занять соли, но с обязательной отдачей; а в гости их звать, по всей видимости, не стоит. Напротив, с Грузией Россия должна дружить. Брак Грибоедова с Ниной Чавчавадзе - знаменательный союз. Русские поэты всегда "дружили" с Кавказом, там "выросли" многие наши поэты.

Армяне, грузины - культурные народы, поэтому соприкосновение с ними может быть не только на уровне рынка, но и на уровне менталитета. К прибалтам может быть

162

симпатия скорее на уровне культуры быта. На уровне менталитета есть, впрочем, линия связи с Литвой - Ю. Балтрушайтис олицетворяет собой эту связь, также Чюрленис, Карсавин. Подобные размышления можно распространить на всех наших соседей, но главное, что хотелось бы выразить, это то, что форма, в которую человеку свойственно облекать свою жизнь, не должна жестко властвовать. Форма, границы должны быть, но они должны по мере возможности становиться прозрачными для общения и диалога.

Универсализм - это чувство Единого, целостного, чувство, способное различать за многообразием общее, чувство, которое не отрицает различие единичного, но знает закон согласования единичного в Целом. Это чувство, которое может родиться от знания, но не от информированности. Оно может существовать на интуитивном уровне, но сильным становится, когда оно знает. Знание дает силу чувству. Не достаточно быть проинформированным о буддизме, конфуцианстве, христианстве, чтобы сделать вывод о единстве.

Стремление к глубине -это оптимальная форма экуменизма, а не поиск удачных формулировок. На духовной глубине люди разных религий ближе друг к другу, чем на поверхности члены одной конфессии. И если проповедовать примирение, то нужно идти не по пути языковых идиом, потому что другой человек всегда скажет на чужую метафору:

"А почему, собственно?" В ответ на христианский экуменизм, призывающий к единению в любви, буддист скажет:

"Мы тоже почитаем путь любви, но знание для нас важнее, давайте примиримся в чистом знании". Даос: "Давайте примиримся в вечно текущем..." Собственно, метафоры под образами и сравнениями содержат в себе подтекстом мировоззренческие, стилевые, общекультурные и другие установки (то есть вполне определенный культурный комплекс), который явно не фигурирует в образах самой метафоры. Поэтому человеку другой культуры для восприятия этих метафор требуются знания и представления, соответствующие

163

этому культурному комплексу. Если таковых знаний нет, то степень восприятия метафор и образов, а также философских аспектов данной культуры значительно снижается. Одна культура может задавать другой вопросы, которая эта, другая, культура вообще перед собой никогда не ставила. На уровне слов, метафор между людьми происходит столкновение смыслов, что создает серьезные психологические барьеры, сопровождаемые для большинства людей значительными эмоциональными перегрузками вплоть до полного нежелания понимать другого, порой доходящего до кровопролития.