Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм - Ильин Илья. Страница 26

качестве точки отсчета свое отношение к homo natura, или к

нормальному человеку. Фактически же, этот нормальный чело

век является спекулятивным конструктом; если этот человек и

должен быть помещен, то не в естественном пространстве, а

внутри системы, отождествляющей socius с субъектом закона"

(183, с. 162).

Иными словами, грань между нормальным и сумасшедшим,

утверждает Фуко, исторически подвижна и зависит от стерео

типных представлений. Более того, в безумии он видит проблеск

"истины", недоступной разуму, и не устает повторять: мы -

"нормальные люди" -- должны примириться с тем фактором,

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 79

что "человек и безумный связаны в современном мире, возмож

но, даже прочнее, чем в ярких зооморфных метаморфозах, не

когда иллюстрираванных горящими мельницами Босха: человек

и безумный объединены связью неуловимой и взаимной истины;

они говорят друг другу эту истину о своей сущности, которая

исчезает, когда один говорит о ней другому" (там же, с. 633).

Пред лицом рационализма, считает ученый, "реальность неразу

мия" представляет собой "элемент, внутри которого мир восхо

дит к своей собственной истине, сферу, где разум получает для

себя ответ" (там же, с. 175).

В связи с подобной постановкой вопроса сама проблема бе

зумия как расстройство психики, как "душевная болезнь" пред

ставляется Фуко проблемой развития культурного сознания

историческим результатом формирования представлений о

"душе" человека, представлений, которые в разное время были

неодинаковы и существенно видоизменялись в течение рассмат

риваемого им периода с конца Средневековья до наших дней.

Подобная высокая оценка безумия-сумасшествия несомнен

но связана с влиянием неофрейдистских установок, преимущест

венно в той форме экзистенциально окрашенных представлений,

которую они приняли во Франции, оказав воздействие практи

чески на весь спектр гуманитарных наук в самом широком

смысле этого понятия. Для Фуко проблема безумия связана в

первую очередь не с "природными" изъянами функции мозга, не

с нарушением генетического кода, а с психическим расстрой

ством, вызванным трудностями приспособления человека к

внешним обстоятельствам(т.е. с проблемой социализации лично

сти). Для него -- это патологическая форма действия защитного

механизма против экзистенциального "беспокойства". Если для

нормального человека конфликтная ситуация создает опыт

двусмысленности, то для патологического индивида она пре

вращается в неразрешимое противоречие, порождающее

"внутренний опыт невыносимой амбивалентности": "Беспо

койство" - это аффективное изменение внутреннего противоре

чия. Это тотальная дезорганизация аффективной жизни, основ

ное выражение амбивалентности, форма, в которой эта амбива

лентность реализуется" (191, с. 40).

Но поскольку психическая болезнь является человеку в ви

де "экзистенциальной необходимости"(там же, с. 42), то и эта

"экзистенциальная реальность патологического "болезненного

мира" оказывается столь же недоступной "исторически

психологическому исследованию" и отторгает от себя все при

вычные объяснения, институализированные в понятийном аппа

рате традиционной системы доказательств легитимированных

80 ГЛАВА I Дисциплинарная власть и всеподнадзорность

научных дисциплин: "Патологический мир не объясняется зако

нами исторической причинности (я имею в виду, естественно,

психологическую историю), но сама историческая каузальность

возможна только потому, что существует этот мир: именно этот

мир изготовляет связующие звенья между причиной и следстви

ем, предшествующим и будущим" (там же, с. 55).

Поэтому корни психической патологии, по Фуко, следует

искать "не в какой-либо "метапатологии", а в определенных,

исторически сложившихся отношениях к человеку безумия и

человеку истины (там же, с. 2). Следует учесть, что "человек

истины", или "человек разума", по Фуко, -- это тот, для кото

рого безумие может быть легко "узнаваемо", "обозначено (т. е.

определено по исторически сложившимся и принятым в каждую

конкретную эпоху приметам, и поэтому воспринимаемым как

"неоспоримая данность"), но отнюдь не "познано". Последнее,

вполне естественно, является прерогативой лишь нашей совре

менности -- времени "фукольдианского анализа". Проблема

здесь заключается в том, что для Фуко безумие в принципе

неопределимо в терминах дискурсивного языка, языка традици

онной науки; потому, как он сам заявляет, одной из его целей

было показать, что "ментальная патология требует методов ана

лиза, совершенно отличных от методов органической патологии,

что только благодаря ухищрению языка одно и то же значение

было отнесено к "болезни тела" и "болезни ума" (там же, с.

10). Как заметил по этому поводу Саруп: "Согласно Фуко,

безумие никогда нельзя постичь, оно не исчерпывается теми

понятиями, которыми мы обычно его описываем. В его работе

"История безумия" содержится идея, восходящая к Ницше, что

в безумии есть нечто, выходящее за пределы научных катего

рий; но связывая свободу с безумием, он, по моему, романтизи

рует безумие. Для Фуко быть свободным значит не быть ра

циональным и сознательным" (350, с. 69). Иными словами,

перед нами все та же попытка объяснения мира и человека в

нем через иррациональное человеческой психики, еще более

долженствующая подчеркнуть недейственность традиционных,

"плоско-эволюционистских" теорий, восходящих к позитивист

ским представлениям.

Дисциплинарная власть и всеподнадзорность

Однако даже не очеред

ная демонстрация идеи ирра

циональности исторического

развития, -- идеи, проходя

щей сквозной линией через

все творчество Фуко,

обеспечила такое высокое

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 81

значение этой ранней работы ученого во всей системе его взгля

дов. Именно проблематика взаимоотношения общества с

"безумцем" ("наше общество не желает узнавать себя в больном

индивиде, которого оно отвергает или запирает; по мере того,

как оно диагнозирует болезнь, оно исключает из себя пациен

та") (там же, с. 63) позволила ему впоследствии сформулиро

вать концепцию "дисциплинарной власти" как орудия формиро

вания человеческой субъективности.

Фуко отмечает что к концу Средневековья в Западной

Европе исчезла проказа рассматривавшаяся как наказание че

ловеку за его грехи в образовавшемся вакууме системы мо

ральных суждений ее место заняло безумие. В эпоху Возрожде

ния сумасшедшие вели как правило бродячий образ жизни и не

были обременены особыми запретами, хотя их изгоняли из горо

дов, но на сельскую местность эти ограничения не распростра

нялись. По представлениям той эпохи "подобное излечивалось

себе подобным", и поскольку безумие, вода и море считались

проявленнем одной и той же стихии изменчивости и непостоян

ства, то в качестве средства лечения предлагалось "путешествие

по воде". И "корабли дураков" бороздили воды Европы, будо

ража воображение Брейгеля, Босха и Дюрера проблемой

"безумного сознания", путающего реальность с воображаемым.

Это еще было связано с тем, что начиная с ХVII в., когда

стало складываться представление о государстве как защитнике

и хранителе всеобщего благосостояния, безумие, как и бедность,

трудовая незанятость и нетрудоспособность больных и престаре

лых превратились в социальную проблему, за решение которой

государство несло ответственность.

Через сто лет картина изменилась самым решительным об