Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского - Гоббс Томас. Страница 29

В самом деле, речь идет не о взаимных обещаниях там, где нет никакой уверенности в том, что эти обещания будут выполнены с какой-либо стороны, как, например, там, где нет гражданской власти, стоящей над обеими обещающими сторонами, ибо такого рода обещания не являются соглашениями. Речь идет о том, противоречит или не противоречит разуму, т. е. выгоде одной стороны, выполнение этой стороной своего обещания там, где другая сторона уже выполнила свое обещание или где имеется сила, могущая принудить ее к выполнению. И я утверждаю, что выполнение своего обещания не противоречит разуму. Чтобы убедиться в этом, надо принять во внимание следующее. Во-первых, что если человек совершает действие, которое по всему тому, что можно предвидеть и рассчитать, должно привести его к собственной гибели, то такое действие не становится разумным или мудрым от того, что какое-нибудь случайное не предвиденное им обстоятельство обратило это действие ему на благо. Во-вторых, что в состоянии войны, когда вследствие отсутствия общей власти, держащей всех в страхе, каждый является врагом каждого, ни один человек не может надеяться защитить себя от гибели собственными силами или собственным умом без помощи союзников и всякий ждет той же защиты от союза, как и любой другой. Вот почему тот, кто объявляет, что он считает разумным обмануть тех, кто ему помогает, не может разумным образом рассчитывать ни на какие другие средства безопасности, кроме тех, которые представляют ему его собственные силы. Поэтому тот, кто нарушает свое соглашение и, следовательно, объявляет, что он считает такой образ действий разумным, может быть принят в какое-нибудь общество, созданное в целях мира и самозащиты, разве лишь по ошибке тех, кто его принимает; а если он уже принят, то может удержаться там только потому, что другие не видят опасности своей ошибки. Однако на такие ошибки человек не может разумным образом рассчитывать как на средства безопасности, потому что, если его не допустят в общество, или выбросят из него, он погибнет. Остаться же жить в обществе он может лишь благодаря ошибкам других людей, ошибкам, которые он не мог предвидеть или на которые он не мог рассчитывать. Из всего этого видно, что нарушение человеком заключенного им соглашения есть нечто противоречащее разуму, поскольку это противоречит интересам безопасности самого нарушителя, ибо положение подобного человека таково, что не способствовать его гибели могут лишь люди, не понимающие, в чем заключается их собственная польза.

Предполагать же, что можно указанным путем обеспечить себе вечное блаженство на небесах, легкомысленно, ибо для достижения этой цели имеется лишь один возможный путь, а именно не нарушение, а соблюдение договоров.

Что же касается захвата верховной власти путем восстания, то очевидно, что такая попытка противоречит разуму, ибо хотя она и может увенчаться успехом, однако такого исхода неразумно ожидать заранее, скорее следует ожидать противоположного исхода; удачный исход, кроме того, может явиться соблазнительным примером для других добиваться той же цели подобными же средствами. Справедливость, т. е. соблюдение соглашений, есть правило разума, запрещающего нам делать что-либо, что пагубно для нашей жизни, из чего следует, что справедливость есть естественный закон.

Некоторые идут дальше, утверждая, что естественный закон заключается не в правилах, ведущих к сохранению земной жизни человека, а в правилах, ведущих к достижению вечного блаженства после смерти, что, по их мнению, может быть достигнуто и нарушением договора, которое в этом случае будет справедливым и разумным (таковы те, кто считает делом доблести убийство, свержение или восстание против установленной над ними с их собственного согласия верховной власти). Однако так как мы не имеем естественного знания о состоянии человека после смерти, а еще меньше о том, как вознаграждается в этом состоянии вероломство, а все мы лишь принимаем на веру утверждения людей, что они знают об этом сверхъестественным путем или что они знают тех, кто знает других, которые знают третьих, имеющих такое сверхъестественное знание, то вероломство нельзя называть правилом разума или природы.

Соглашения не следует заключать с порочными людьми, не выполняющими своих обязательств. Другие, соглашающиеся с тем, что сохранение верности есть естественный закон, делают, однако, исключение в отношении определенных лиц, например еретиков и лиц, не выполняющих своих обязательств по отношению к другим. Однако и это против разума. Ибо если грех какого-нибудь человека есть достаточное основание, чтобы освободить нас от обязанности выполнять заключенное с ним соглашение, то этот же грех должен был бы служить таким же достаточным основанием, чтобы не заключать с ним соглашения.

Что такое справедливость людей и несправедливость поступков. Имена справедливое и несправедливое, когда они относятся к людям, означают одно; когда же они относятся к поступкам – другое. Когда они относятся к людям, они означают соответствие или несоответствие их характера разуму. Когда же они относятся к поступкам, они означают соответствие или несоответствие разуму не характера или образа жизни, а отдельных поступков. Справедливый человек есть поэтому тот, кто прилагает все возможные усилия, чтобы все его поступки были справедливы, а несправедливый тот, кто этим пренебрегает. К таким людям в нашем языке применяются чаще слова честный и бесчестный, чем справедливый и несправедливый, хотя смысл их один и тот же. Честный человек поэтому не теряет своего доброго имени из-за одного или нескольких несправедливых поступков, обусловленных внезапной страстью или непониманием вещей или лиц, а бесчестный человек не перестает быть таковым вследствие тех поступков, которые он совершает или от совершения которых он воздерживается из страха, ибо его воля определяется не чувством справедливости, а той предполагаемой выгодой, которую ему может дать его образ действий. Оттенок справедливости придает человеческим поступкам известное (редко встречаемое) благородное или галантное мужество, при котором человек не желает быть обязанным какими-нибудь благами жизни хитрости или нарушению обещания. Эта справедливость характера и имеется в виду, когда называют справедливость добродетелью, а несправедливость – пороком. Справедливые поступки определяют людей не как справедливых, а как невиновных, а несправедливые поступки (называемые также правонарушениями) – лишь как виновных.

Справедливость характера и справедливость поступков. Кроме того, несправедливость характера есть предрасположение, или склонность, к правонарушению и является несправедливостью еще до перехода в действие и независимо от того, имеется ли правонарушение по отношению к какому-нибудь отдельному лицу. Несправедливость же поступка (т. е. правонарушение) предполагает наличие отдельного лица, по отношению к которому совершено правонарушение, именно наличие лица, с которым заключено соглашение. И поэтому часто случается, что правонарушение совершено по отношению к одному лицу, между тем как материальный ущерб, проистекающий из этого правонарушения, нанесен другому. Так, например, если хозяин приказывает своему слуге дать деньги какому-нибудь постороннему и это приказание не выполняется, то правонарушение совершено по отношению к хозяину, с которым слуга заключил раньше соглашение о повиновении, материальный же ущерб потерпел посторонний человек, по отношению к которому слуга не имел никакого обязательства и потому не мог совершить по отношению к нему никакого правонарушения. Точно так же в государствах частные лица могут прощать друг другу свои долги, но не могут прощать разбоев и других насилий, от которых они потерпели материальный ущерб, ибо неуплата долгов есть нарушение обязательства по отношению к ним самим, разбой же и насилие есть правонарушение по отношению к личности государства.

Все, что сделано по отношению к кому-нибудь с его согласия, не может быть правонарушением. Все, что делается по отношению к какому-нибудь человеку согласно его воле, ясно выраженной тому, кто делает, не есть правонарушение по отношению к нему. Ибо если тот, кто делает, не отрекся путем предварительного соглашения от своего первоначального права делать то, что желательно другому, то не имеется никакого нарушения соглашения и, следовательно, никакого правонарушения. Если же такое соглашение было заключено, то ясно выраженная воля другого, чтобы желательное ему было сделано, освобождает того, кто делает, от его заключенного соглашения, и поэтому и в данном случае нет никакого правонарушения.