Этическая мысль - Автор неизвестен. Страница 52

1 См.: Ленин В И Полн. собр. соч. Т. 2. С. 462.

2 См.: Понимание и жизненные цели Материалы для истории русского социалистического движения//C родины на родину Женева, 1886. № 6 - 7 С. 464.

Тем, кто незнаком с острыми дискуссиями русских философов самых различных направлений начала века о "правде-истине" и "правде-справедливости", может показаться, что речь в данном случае идет не о важных философских понятиях, а, скорее, об упражнениях в изящной словесности, о поисках ярких, публицистически заостренных литературных образов. Это - не так. И не случайно один из крупнейших отечественных философов, Н. А. Бердяев, открыл известный сборник "Вехи", бросивший в свое время вызов революционному крылу русской интеллигенции, статьей "Философская истина и интеллигентская правда". Самим своим названием статья эта была призвана обозначить водораздел между "веховцами" и остальной частью русской интеллигенции, поддавшейся, как утверждал он, соблазну Великого Инквизитора, который требовал отказа от истины во имя счастья людей. "С русской интеллигенцией, - писал Н. А. Бердяев, - в силу исторического ее положения случилось вот какого рода несчастье: любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине" [1]. Не отрицая известных достоинств за традиционно русским правдоискательством с его нацеленностью не на правду-истину вообще, а прежде всего на правду-справедливость, Н. А. Бердяев в своем блестящем по форме эссе выдвигал иную систему приоритетов, утверждая, что "сейчас мы духовно нуждаемся в признании самоценности истины, в смирении перед истиной и готовности на отречение во имя ее" [2]. И именно этой духовной нужде препятствовал, по его мнению, марксизм, подвергшийся в России народническому перерождению, подчинивший-де объективную истину субъективной классовой точке зрения.

1 Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909. С. 8.

2 Там же. С. 21.

Не вдаваясь сейчас в разбор аргументов Н. А. Бердяева, заслуживающих, безусловно, серьезного к себе отношения, отметим неубедительное, на наш взгляд, его стремление представить русское правдоискательство лишь неким революционно-социалистическим искажением истинных свойств русского национального духа, призванного, как он полагал, творить прежде всего в области религиозной философии.

Ведь хорошо известно, что именно идеи русского правдоискательства находятся в центре произведений таких крупнейших писателей и мыслителей, сознательно разошедшихся с революционно-социалистическим крылом отечественной интеллигенции, как Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский. Более того, правдоискательство, как справедливо отмечает большой знаток русской культуры академик Д. С. Лихачев, было главным содержанием русской литературы начиная с X века; именно оно определяло ее идеологическое своеобразие по сравнению с другими мировыми литературами. "В самом деле, пишет он, - историческая литература, в которой искали, "откуда есть пошла", или "вещи сея начало", или место русского народа среди народов других стран, или место русской истории в истории мировой, - такая историческая литература была тоже формой правдоискательства, Древнейшее из дошедших до нас компилятивных произведений, относящееся ко временам крестителя Руси Владимира I Святославича, "Речь философа", - именно такого характера" [1].

1 Лихачев Д. С. Россия//Литературная газета. 1988. 12 октября. С. 5.

"Тут одна только правда, а стало быть, и несправедливо" [2], утверждают герои Ф. Достоевского, выражая ту характерную для него и для всей великой русской литературы мысль, что правда, не оплодотворенная глубоким нравственным чувством, не может быть справедливой, что без опоры на прочные нравственные основания осуществление идеи социальной справедливости и всеобщего блага неспособно дать конкретному, реальному человеку счастья, более того - чревато большими личными и социальными трагедиями. Именно эта мысль роднит и такие, например, во многом несхожие и, казалось бы, несопоставимые произведения советских писателей, как "Мастер и Маргарита" М. А. Булгакова и "Печальный детектив" В. П. Астафьева, "Ювенильное море" А. П. Платонова и "Пожар" В. Г. Распутина, "Деревенские рассказы" В. М. Шукшина и "Карьер" В. В. Быкова.

2 Достоевский Ф М. Собр. соч. В 12 т. М., 1982 Т. 7. С. 116

А разве не в народном стремлении к правде черпает свою энергию та основательная нравственно-очистительная работа, которая происходит сегодня на самых различных этажах нашего общества? К правде - как к научной истине, бесстрашно и без прикрас раскрывающей подлинную суть явлений жизни, нашей истории и современности. К правде - как к жизни по законам социальной справедливости и нравственности, жизни по совести. И то, что мощный импульс такой работе исходит сегодня не только "снизу", но и "сверху", возрождает нашу надежду на то, говоря словами одного из персонажей рассказа Андрея Платонова, что традиционное русское историческое правдоискательство соединилось в Октябрьской революции с большевизмом, соединилось для реального осуществления народной правды на земле [3]. И этот союз, это единство может пробить себе путь сквозь зигзаги, мучительные драмы и противоречия нашей истории.

3 См.: Платонов А. П. Государственный житель. Проза, письма. М., 1988. С. 591.

Все это неизбежно подводит нас к ряду весьма интересных и не до конца выясненных в литературе вопросов.

Коль скоро именно правдоискательство является тем живым, пульсирующим нервом, что придает направленность и эмоциональную окраску глубинным устремлениям народа, интеллектуальным исканиям его лучших представителей в переломные для родины времена, то вправе ли мы рассматривать его только в качестве социально-психологического феномена? То есть такого явления, глубинный смысл которого заключен не в нем самом и может быть постигнут лишь с помощью неких научных категорий, лежащих в иной системе социально-политических и философских координат и ценностей? Быть может, вернее было бы для правильного его понимания обратиться к раскрытию той просвечивающей сквозь психологию народа объективной логики его поведения, за которой угадывается некий закон его национального бытия, где, говоря словами поэта, уж "дышат почва и судьба"? И тогда присущее духу и характеру нашего народа правдоискательство приобретет и другой, самодостаточный, так сказать, смысл.