Хайдеггер и восточная философия: поиски взаимодополнительности культур - Торчинов Евгений Алексеевич. Страница 18

Но настроение страха – это не способ постижения Ничто. В страхе Ничто выступает одновременно со всей совокупностью сущего, со всем сущим в целом, которое ускользает. В настроении страха вещи ускользают, отдаляются от нас, становятся нам безразличными, но в тоже время они и поворачиваются к нам, и мы уже имеем дело с сущим как таковым. Двусмысленность страха (ужаса) связана с тем, что она показывает одновременно и сущее, и Ничто, т.е. Ничто находится внутри сущего. Ничто отсылает от себя, оно отсылает к тонущему, ускользающему сущему. Ничто не уничтожает и не отрицает сущее, оно само ничтожествует, говорит Хайдеггер, но не производит этого с сущим. Сущее « в светлой ночи ужасающего Ничто» выступает как совершенно отличное от Ничто, как сущее как таковое. Таким образом очевидно, что страх содержит в себе прорыв в новое, более фундаментальное понимание бытия. Вопрос Хайдеггера в лекции «Что такое метафизика?»: Почему есть нечто а не Ничто? остается без ответа [178]. Хайдеггер уже не отвечает на него как Лейбниц, что бытие лучше небытия. Основа бытия оказывается безосновной, точнее, уже больше нельзя указать никакой основы – Ничто оказывается в самой сердцевине сущего. Бытие остается открытым, и мы не знаем, что готовит нам сущее.

Итак, бытие, в отличие от сущего, становится доступным через Ничто. Различие бытия и сущего имеет в концепции Хайдеггера огромное значение, что заметно также в его концепции Ничто. Бытие, как и Ничто, в отличие от сущего, не является предметом науки, его нельзя сделать объектом логических изысканий, т.о. любое мышление, по Хайдеггеру, является предметным мышлением, т.е. мышлением сущего.

Хайдеггер пишет: «Только на основе изначальной явленности Ничто человеческое присутствие способно подойти к сущему и вникнуть в него. И поскольку наше присутствие по самой своей сути состоит в отношении к сущему, каким оно и не является и каким оно само является, в качестве такого присутствия оно всегда происходит из заранее уже приоткрывшегося Ничто» [179]. Отсюда следует знаменитое хайдеггеровское определение экзистенции, человеческого существования как выдвинутости в Ничто. Человеческое существование выдвинуто в Ничто, оно выступает за пределы своего сущего, трансцендирует. Связь экзистенции и трансценденции – общее место во многих концепциях экзистенциальной философии [180]. Но у Хайдеггера трансценденция не наделяется чертами чего-то позитивного (например, Бога), трансценденция понимается Хайдеггером как выход за пределы бытия, за пределы всего сущего в целом, и в качестве такового является существенной характеристикой Dasein.

Но выдвинутость человека в Ничто означает именно онтологическое свойство человека. Здесь не имеется в виду «нигилизм» в морально-этическом и религиозном плане, о котором Хайдеггер будет говорить позднее. Хайдеггеровское определение экзистенции как выстаивания в бытии и, одновременно, в Ничто является не нигилистичным, а гуманистичным, что раскрывается им в работе «Письмо о гуманизме».

Эта работа возникла при разработке ответа на вопрос французского философа Жана Бофре о смысле термина «гуманизм». Интерес к этому термину был вызван появившейся в Париже брошюрой Сартра Ж.П. «Экзистенциализм – это гуманизм», в которой Сартр в споре с марксистами преподносит экзистенциализм как подлинный гуманизм. Текст «Письма» был составлен Хайдеггером в 1946 году и опубликован вместе с «Платоновским учением об истине» в 1947 году. По этой же теме по инициативе Ж. Бофре Хайдеггер участвовал в коллоквиумах во Франции в 1955 году.

На вопрос Жана Бофре: «Как придать слову гуманизм новый смысл?» Хайдеггер отвечает вопросом, спрашивая, необходимо ли делать это и, таким образом, открывает дискуссию о том, каким образом надо мыслить существо человека. Но наша цель состоит не в изложении ключевых моментов этой дискуссии, хотя этого иногда не удастся избежать, а в прояснении термина «экзистенция», который здесь употребляется Хайдеггером в противоположность экзистенциалистскому, а именно сартровскому понятию, которое, по мнению Хайдеггера, погрязло в метафизике.

Вопрос Хайдеггера «Необходимо ли это?», которым он отвечает на вопрос Бофре о гуманизме, не следует понимать так, что Хайдеггеру безразличен вопрос о сущности человека [181]. Хайдеггер ставит под вопрос попытку определить человека исходя из гуманизма, который представляет собой «раздумье и заботу о том, как бы человек стал человечным, а не бес-человечным, „негуманным“, т.е. отпавшим от своей сущности» [182]. Хайдеггер отсчитывает рождение гуманизма от Рима, где под гуманизмом понимается культивирование человечности, в той или иной мере обращенное к греческому миру, к античности и противопоставляемое варварству готики.

Гуманизм метафизичен, и это означает: он не спрашивает об отношении бытия к человеческому существу, не понимает и не знает этот вопрос. Хайдеггер уверен, чтобы разорвать «этот замкнутый метафизический круг» следует посреди господства метафизики задать вопрос «Что такое метафизика?» и даже вводить на первых порах вопрос о бытии как метафизический (так был, например, введен вопрос о Ничто в лекции «Что такое метафизика?»). Метафизический гуманизм считает, что рацио, заложенное в механизм целеполагания, является подлинной сущностью человека, в основе этого мнения лежит метафизическая трактовка человека как animal rationale. Но, по мысли Хайдеггера, не в разумности, личности, душе, теле покоится существо человека – «человек принадлежит своему существу лишь постольку, поскольку слышит требование Бытия» [183]. Такую возможность услышать бытие для человека, доступность человека бытию, стояние в просвете бытия Хайдеггер обозначает термином «эк-зистенция», постигая существо человека так: «То, что есть человек,… покоится в его эк-зистенции. Так понятая эк-зистенция, однако, не тождественна традиционному понятию existentia, означающему действительность в отдичие от essentia как возможности» [184].

Основная черта, составляющая так понимаемую эк-зистенцию, – экстатическое выступление в истину бытия. На ней основывается различие остальных живых существ и человека – человек из своего бытия как такового выступает в истину бытия и стоянием в ней хранит существо бытия.

Сартровское положение, что существование предшествует сущности, высказанное им в работе «Экзистенциализм – это гуманизм», по мнению Хайдеггера, является метафизическим, несмотря на то, что Сартр оборачивает традиционный средневековый тезис. И в этом смысле, считает Хайдеггер, тезис Сартра не имеет ничего общего с тем, что было сказано в трактате «Бытие и время» [185], например, таким образом: «Субстанция человека есть экзистенция» [186]. Латинский термин «субстанция» Хайдеггер сводит к греческому слову усия и понимает его как «пребывание пребывающего и одновременно само пребывающее». Этот тезис из «Бытия и времени», подвергнутый феноменологической деструкции, звучит так: «способ, каким человек в своем подлинном существе пребывает при бытии, есть экстатическое стояние в истине бытия» Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 201.]. Этим определением, которое Хайдеггер называет сущностным, не отвергаются гуманистические определения человека как animal rationale, личности, душевно-духовно-телесного существа, которые, по мысли Хайдеггера, еще не достигают собственно достоинства человека [187], и в этом смысле мысль Хайдеггера (а именно «Бытие и время») противостоит гуманизму. «Мысль идет против гуманизма потому, что он ставит humanitas человека еще не достаточно высоко» [188]. Причисление Сартром хайдеггеровской философии к атеистическому направлению экзистенциализма Хайдеггер оценивает как опрометчивое, ошибочное заявление, отмечая, что мысль, ориентирующаяся на истину бытия, не может быть ни теистической, ни атеистической.