От наукоучения - к логике культуры (Два философских введения в двадцать первый век) - Библер Владимир Соломонович. Страница 81

Не буду сейчас дальше развивать эту мысль.

Если хотите, называйте очерченный схематизм "прогрессом", или "развитием"... Сейчас существенно исходно отличить схематизм "наследственности" в искусстве: "Явление четвертое... Те же и Софья..." - от схематизма "восхождения" ("Карлик на плечах гиганта..."). Это - в искусстве.

Но в XX веке с особой силой обнаруживается, что такой схематизм истории искусств есть лишь особый и особенно наглядный случай некоего всеобщего феномена - бытия в культуре. Причем - бытия в культуре как в целостном Органоне. И этот Органон не распадается на "подвиды" и непроницаемые "отсеки".

Наш взгляд, обостренный современной жизнью (теми сдвигами, о которых я выше говорил, а в заключение скажу еще определеннее), безошибочно замечает: тот же феномен, что и в искусстве, действует в философии. Аристотель существует и взаиморазвивается в одном (?) диалогическом (?) культурном пространстве с Платоном, Проклом, Фомой Аквинским, Николаем Кузанским, Кантом, Гегелем, Хайдеггером, Бердяевым.

Но это одно пространство явно "не-евклидово", это - пространство многих пространств. Платон имеет бесконечные резервы все новых и новых аргументов, ответов, вопросов в споре с Аристотелем: Аристотель также обнаруживает бесконечные возможности "формы форм", отвечая на возражения Платона. Кант бесконечно содержателен и осмыслен в беседах с Платоном, Гегелем, Гуссерлем, Марксом... Философия - как феномен культуры - также мыслит в схеме: "Те же... и Софья". Это - опять-таки драма со все большим числом действующих лиц, и бесконечная уникальность каждого философа раскрывается и имеет философский смысл только в одновременности и во взаимополагании философских систем, идей, откровений. Если говорить более крупными блоками: философия живет в сопряжении и одновременном взаимопорождении разных форм бесконечно-возможного бытия и разных форм его понимания.

Я не отрицаю - иногда возможно и даже необходимо распределить философские системы в восходящий, гегелевский ряд. Но тогда это будет феномен цивилизации, или, точнее, цивилизационный "срез" культуры Нового времени. Именно и только в одновременности и бесконечной диалогической "дополнительности" каждого из философов на "Пиру" Платоновой и вообще философской мысли философия входит в единую полифонию культуры.

В сфере нравственности XX век обнаруживает тот же феномен "трагической пьесы" ("те же и Софья..."), или "годовых колец в стволе дерева". Современная нравственность есть сопряжение, нравственная историческая памятливость (и диалог, беседа) различных нравственных перипетий, сосредоточенных в разных образах культуры, - Героя античности, Страстотерпца и Мастера средних веков, - Автора своей биографии в романной остраненности Нового времени. Здесь перипетийна исходная нравственность. Рок и характер (античность); исповедальная грань земной жизни у потусторонней вечности (средние века); открытость моей смертной жизни - в бесконечность временных причинных сцепок и, с другой стороны, полная ответственность и за начало моей жизни - "Быть, или не быть..." Гамлета, - и за ее завершение, за ее замкнутость "на себя" (Новое время). Но не менее перипетийно - в точке взаимопорождения, начала - и само общение, взаимопредполагание этих перипетий в душе современного человека. И это не "релятивизм" и даже не "вариативность" морали, но - полный объем моей личностной ответственности за судьбы и смыслы жизни людей иных культур, иных смысловых спектров. Это уже не мораль "терпимости" (пусть живут, как могут...), но нравственность включения в мою со-весть предельных вопросов бытия других людей, их ответной вести в моей собственной судьбе111.

Но продолжим наше сопоставление. Сознание, пробужденное XX веком, замечает, что в том же едином ключе - и скажу определеннее - в ключе культуры - необходимо сейчас понимать и развитие самой науки, еще недавно породившей схему "восходящего развития", уплотнения знаний и т.д. "Принцип соответствия", идея "предельного" перехода, соотношение дополнительностей, парадоксы теории множеств в математике, вообще - парадоксы обоснования начал математики - все это заставляет утверждать: наука также может и должна быть понята и развиваема как феномен культуры, то есть (теперь отважимся сказать - то есть...) как взаимопереход, одновременность, разноосмысленность различных научных парадигм, как форма общения античных - средневековых нововременных форм ответа на вопрос: что есть "элементарность", "число", "множество" и т.д.? Снова тот же культурологический парадокс:

Не обобщение, но общение различных форм понимания - вот формула движения к всеобщности в современных позитивных науках.

Но тот же схематизм общения (не обобщения) различных всеобщих и уникальных форм бытия действует в конце XX века и в определении "производительных сил" (ориентация на свободное время, на время "самоизменения" не только в духовном, но и в так называемом материальном" производстве, в индивидуально-всеобщем труде)112. В общении различных "формаций" (ср. конвергенция). В элементарных ячейках современной социальности (особая роль малых, динамичных групп и полисов). В странном взаимовлиянии различных форм современного - стремящегося к всеобщности гуманитарного мышления. В этой всеобщности и атом, и электрон, и космос понимаются так, как если бы это были произведения, смысл которых актуализируется в челноке различных форм разумения.

Однако общение и бытие в культуре (по схематизму: "Явление четвертое. Те же и Софья...") совершаются не линейно, не в профессиональном отщеплении философ с философом, поэт с поэтом... но в контексте целостных исторических "пьес" - античной, средневековой, нововременной, западной, восточной...

Культура - трагедия трагедий, когда одна - в другую (как в китайской костяной головоломке) вточены многообразные шаровые поверхности драматического действа и катарсиса; когда реальное общение и взаиморазвитие отдельных персонажей осуществляется как общение и диалог различных трагедий.

Обращу внимание на два таких сопряжения.

Так, все названные феномены культуры - искусство, философия, нравственность... - имеют действительно культурный смысл не перечислительно, но - конструктивно, в Органоне данной культуры. Внутри каждой культуры искусство, философия, нравственность, теория также приобретают свою особую "персонажность", персонализируются в общении друг с другом, на грани этих различных форм бытия в культуре. Здесь действующие лица: Поэт, Философ, Герой, Теоретик, постоянно погружающие в себя свой внешний диалог. Между этими действующими лицами складывается своя трагедия, со своим единством места, времени, действия. Платон современен Канту и может быть его Собеседником (в культуре) лишь тогда, когда Платон понят в своем внутреннем общении с Софоклом и Евклидом; Кант - в общении с Галилеем и - Достоевским.

Но если так, то угадывается еще один, возможно - конечный, или изначальный, - трагедийный строй.

Эта культура способна жить и развиваться (как культура) только на грани культур113, в одновременности, в диалоге с другими целостными, замкнутыми "на себя" - на выход за свои пределы - культурами. В таком конечном (или изначальном) счете действующими лицами оказываются отдельные культуры, актуализированные в ответ на вопрос другой культуры, живущие только в вопрошаниях этой иной культуры. Только там, где есть эта изначальная трагедия трагедий, там есть культура, там оживают все, вточенные, встроенные друг в друга, трагедийные перипетии. Но совершается это общение (и взаимопорождение) культур только в контексте настоящего, то есть для нас - в культуре конца XX века.

Причем вся данная культура (скажем, античности) должна быть понята как единое произведение, созданное и пересоздаваемое одним (воображаемым) автором, адресованное насущному и возможному "читателю" - в канун века XXI. Итак, мы снова зафиксируем слово "произведение" и пойдем дальше.

2. Первый феноменологический образ (не хочется говорить - признак") культуры неявно перерастает в новый целостный образ, в новый круг представлений.