Новое средневековье - Бердяев Николай Александрович. Страница 5

Новая история создала формы национализма, которых не знал мир средневековый. На Западе национальные движения и национальные обособления явились результатом реформации, протестантского партикуляризма. Духовная почва католичества никогда не привела бы к такой обособленности, к таким крайним формам национального самоутверждения. Образовались замкнутые национальные монады, подобно тому как в замкнутые монады превратились отдельные люди, человеческие индивидуальности. Это была атомизация христианского человечества. И индивидуальности национальные, и индивидуальности отдельных людей перестают осознавать себя принадлежащими к органическим реальным целостям. Каждая ступень утверждает лишь себя. Реформация и гуманизм дали духовную почву лишь для исключительного самоутверждения и самозамыкания, разрушили идею вселенности. Сама религиозная жизнь приняла форму национальной замкнутости. Единого христианского человечества, единого духовного космоса уже нет в новой истории. И католическая церковь превращается в одну из замкнутых сил. Национализм нового времени порожден индивидуализмом. Если взять еще глубже, то нужно будет сказать, что все типические процессы новой истории, в том числе и процесс национальных обособлений, были результатом победы номинализма над средневековым реализмом. Ведь дальше и национальности подвергаются номиналистическому распадению на классы, партии и пр. Процессы национальных индивидуализаций, конечно, имели огромное положительное значение, они обогащали, в них реальные национальные личности приходили к самосознанию, обнаруживали свою энергию. Но те формы национализма, до которых дошли народы в XIX и XX веках и которые породили мировую войну, означают распад человечества, отпадение от всякого духовного единства, возврат от христианского монотеизма к языческому политеизму. Национализм французский, немецкий, английский, итальянский нашего времени – совершенно языческий, глубоко антихристианский и антирелигиозный. Французский национализм Третьей республики есть в значительной степени продукт атеизма. Угасла вера в живого Бога и начали верить в ложного бога, в нацию как идола, подобно тому как другие начали верить в злейшего из идолов – в интернационализм. Нация имеет реальные онтологические основы (интернационал их не имеет), но она не должна заменять Бога. Немцы стали верить в немецкого Бога. Но немецкий бог не есть христианский Бог, это – языческий бог, так же как и русский бог. Перед лицом христианского Бога, единого Бога нет ни эллина, ни иудея. Христианство явилось в мир и победило мир в атмосфере универсализма, когда образовалось единое человечество через эллинистическую культуру и Римскую империю. Самое явление христианства означало выход из языческого национализма и партикуляризма. В конце новой истории мы вновь видим перед собой расковавшийся мир языческого партикуляризма, внутри которого происходит смертельная борьба и истребление. Но это одна сторона. Есть и другая сторона.

Мы вступаем в эпоху, во многом аналогичную эпохе эллинистической. Если никогда не было такого разъединения и вражды, то никогда на протяжении новой истории не было такого мирового сближения и объединения. Кровавый раздор мировой войны способствовал сближению и братанию народов, объединению рас и культур. Мировая война вывела Европу из ее замкнутого состояния. Судьба всех национальностей перестала быть замкнутой и изолированной, все от всех зависят. Устройство всякого народа ныне зависит от состояния всего мира. То, что совершается в России, отзывается на всех странах и народах. Никогда еще не было такого соприкосновении мира Запада и мира Востока, которые долго жили изолированно. Культура перестает быть европейской, она становится всемирной. Европа принуждена будет отказаться от того, чтобы быть монополистом культуры. Россия, стоящая в центре Востока и Запада, хотя страшным и катастрофическим путем, получает все более ощутительное мировое значение, становится в центре мирового внимания. Еще до мировой войны империализм в своей неотвратимой диалектике выводил государства и народы из их замкнутого национального существования и ввергал их в мировую ширь, бросал за моря и океаны. Капитализм на вершинах своих создал мировую систему хозяйства и поставил экономическую жизнь каждой страны в зависимость от мирового экономического положения. Он в высшей степени способствует экономическому сближению народов и ему свойственен своеобразный интернационализм. С другой стороны, социализм принимает интернациональный характер, и в коммунистическом интернационале по-новому и извращенно восстает старая идея принудительного универсализма. Распавшийся мир новой истории, находящийся в состоянии кровавой борьбы наций, классов и отдельных людей, одержимый подозрительностью и злобой, разными путями стремится к универсальному единству, к преодолению того исключительного национального обособления, которое довело нации до падения и разложения. Европа не только нанесла себе страшные удары в мировой войне, но она продолжает истреблять себя в непрекращающейся распре Франции и Германии, во взаимной подозрительности и недоброжелательстве всех наций. Никакого высшего и общего духовного трибунала нации не признают. Но под этим, глубже этого идет процесс мирового объединения, более широкого, чем европейское. Интернационализм есть отвратительная карикатура на вселенность. Но дух вселенности должен пробудиться у христианских народов, воля к свободному универсализму должна обнаружиться. Русский народ из всех народов мира наиболее всечеловеческий, вселенский по своему духу, это принадлежит строению его национального духа. И призванием русского народа должно быть дело мирового объединения, образование единого христианского духовного космоса. Но для этого, конечно, народ русский должен быть крепкой национальной индивидуальностью. Народ русский на путях своих подвергается самым большим соблазнам и соблазнам самого противоположного характера – исключительному интернационализму, истребляющему Россию, и не менее исключительному национализму, отделяющему Россию от Европы. Процессы, направленные к преодолению национальной замкнутости и к образованию универсального единства, я называю концом новой истории, ее индивидуалистического духа, и началом нового средневековья. В этом смысле коммунистический интернационализм есть уже явление нового средневековья, а не старой новой истории, и к новому средневековью нужно отнести всякую волю к религиозному объединению, соединению разорванных частей христианского мира, волю к универсальной духовной культуре, обнаруживающуюся в высшем духовном слое современного человечества. Это не значит, что новое средневековье будет исключительно пацифично, не будет знать войн. Предстоит, быть может, великая борьба и к ней нужно быть готовым. Но войны будут не столько национально-политическими, сколько духовно-религиозными.

«Прогрессисты» очень боятся возврата к старым средним векам и борются с идеями и верованиями, которые они считают средневековыми. Меня это всегда удивляло. Ведь прежде всего они совсем не верят в жизненность и победность идей и верований, которые могут быть отнесены к духу средневековья, они убеждены в прочности и долголетии начал новой истории. Зачем же так волноваться? А во-вторых, нужно окончательно установить, что никаких возвратов и реставраций старых эпох никогда не было и быть не может. Когда мы говорим о переходе от новой истории к средневековью, то это есть образный способ выражения. Переход возможен лишь к новому, а не старому средневековью. И этот переход должен быть признан революцией духа и творческим движением вперед, а не «реакцией», как мерещится напуганным и вырождающимся «прогрессистам». Наконец, пора перестать говорить о «тьме средневековья» и противопоставлять ей свет новой истории. Эти пошлые суждения не стоят на уровне современных исторических знаний. Нет надобности идеализировать средние века, как это делали романтики. Мы отлично знаем все отрицательные и темные стороны средневековья – варварство, грубость, жестокость, насильничество, рабство, невежество в области положительных знаний о природе и истории, религиозный террор, связанный с ужасом адских мук. Но знаем также, что средние века были эпохой религиозной до преимуществу, были охвачены тоской по небу, которая делала народы одержимыми священным безумием, что вся культура средневековья направлена на трансцендентное и потустороннее, что в эти века было великое напряжение мысли в схоластике и мистике для решения последних вопросов бытия, равного которому не знает история нового времени, что средние века не растрачивали своей энергии во вне, а концентрировали ее внутри и выковывали личность в образе монаха и рыцаря, что в это варварское время созрел культ прекрасной дамы и трубадуры пели свои песни. Дай Бог, чтобы эти черты перешли новому средневековью. В сущности, средневековая культура была уже возрождением, борьбой с тем варварством и тьмой, которые наступили после падения античной культуры. Христианство и было великой силой просветления тьмы, претворения хаоса в космос. Средневековье очень сложно и богато. Долгое время принято было думать, что средние века – пустое место в умственной истории человечества, в истории философской мысли. Но в средние века было так много замечательных мыслителей и такое разнообразие в мире мысли, как ни в одну эпоху. Для средних веков насущным, жизненным было то, что представляется ненужной роскошью новому времени. И возврат к средневековью есть возврат к более высокому религиозному типу. Нам далеко еще до вершин средневековой духовной культуры. Мы живем в эпоху упадка. Мы, скорее, приближаемся к началам средневековья, когда отрицательные процессы распада преобладали над положительными процессами сложения и творчества. Средневековье не есть эпоха тьмы, но оно есть ночная эпоха. Душа средневековья – ночная душа, когда раскрывались стихии и энергии, которые закрылись потом для сознания трудового дня новой истории.